Нина Карст узнала о произведенных арестах от Антона Семеновича Колпака. Он скрывался на конспиративной квартире и рекомендовал Нине в эти дни проявлять особую осторожность. Колпак рассказал о трагической гибели Измайлова и Баранчука, о заточенных в замке Любарта товарищах. О них пока не было ничего известно. В замок никому из подпольщиков не удавалось проникнуть, но ходят слухи, что заключенных пытают.
Оккупантам казалось, что с подозрительными лицами покончено. Значит, ликвидирована возможность появления партизанских листовок. Однако они появились. Население города узнало о развернувшихся боях на подступах к Ровно и Луцку.
Нина Карст вечером поведала Николаю Ивановичу и Вайе Белову о тяжелых испытаниях заточенных подпольщиков.
— В тюрьме страшно свирепствует один гестаповец, — делилась Нина. — Выглядит он так: длинное лицо, на лбу — большая бородавка.
— Фамилию знаете?
Кажется, Готлиб. Он работает в управлении гестапо, вечерами приезжает в замок Любарта, помогает там гестаповцам допрашивать. Если бы этого негодяя убрать. Но, к сожалению, сейчас некому…
— Надо подумать, — многозначительно промолвил Кузнецов.
Николаи Иванович и Ваня Белов пришли к одному выводу: для успешной разведки и других оперативных действий в первую очередь необходима машина. И занялись ее поисками. На помощь пришла Карст. Она познакомила Пауля Зиберта и Белова с шофером Игорем, который возил начальника арбайтзамта. Это учреждение находилось почти в центре города, недалеко от парка.
На следующий день Пауль Зиберт сказал Игорю:
— Есть желание поехать за город, полюбоваться природой, подышать свежим воздухом? Можете взять с собой жену.
Шофер с недоумением посмотрел на капитана. Что же, начальник арбайтзамта был занят, и Игорь мог располагать машиной.
— С удовольствием, — восторженно встретил Игорь затею офицера. — И моей жене, Стасе, приятно будет.
В веселом настроении Игорь, Белов, Кузнецов, Стася и Нина выехали за город. Машина взяла курс на Киверцы. Но не доезжая двух-трех километров, Игорь вознамерился повернуть обратно.
— Поедем прямо! — строгим тоном предложил капитан.
— Зачем?
— В Киверцы!
Игорь насторожился и готов был ослушаться офицера, но Кузнецов повелительно скомандовал:
— Никуда не сворачивать!
Забеспокоилась Стася. Она попросила объяснить, что все это значит?
На киверецком маяке шофер с женой были переданы партизанам. Машину перекрасили. На другой день Кузнецов и Карст отправились на ней обратно в Луцк. За рулем сидел Ваня Белов.
У контрольного пункта их остановили. Пауль Зиберт предъявил документы, и им разрешили следовать дальше.
Кузнецов тщательно собирал данные о группенфюрере СС Шене. Он был правой рукой Эриха Коха. Власть этого эсэсовца распространялась от Припяти до Буга. Николаю Ивановичу пока ничего конкретного о нем не удалось узнать. И после второй встречи с Вальтером Биндером также мало что прояснилось. Кузнецов и Ваня Белов на машине успели побывать в разных концах Луцка, однако все предположения о возможной встрече с палачом Шене не дали результатов. Он исчез прежде, чем его настигла карающая рука партизан. Больше не было смысла задерживаться в Луцке. Надо возвращаться в отряд. Мысль о возмездии над Кохом и Шене не покидала Кузнецова, он не терял надежды совершить его, если даже придется для этого проследовать не одну тысячу километров.
— Завтра возвращаемся, — сообщил Николай Иванович Белову. — Здесь нам делать больше нечего.
— А как же с Готлибом?
— Да, да, — оживился Кузнецов. — Пока есть свободное время, займемся им.
Проведенной разведкой установили, что Эрнст Готлиб состоит в чине капитана, является приближенным шефа гестапо Фишера. Обычно ровно в пять за ним в гестапо приезжала машина и отвозила в замок Любарта. Садист по натуре, Готлиб там упивался истязаниями заключенных. Ударить по голове и наблюдать, как человек падает в бессознательном состоянии, или бить по лицу каким-либо тяжелым предметом, резким ударом в живот сбить допрашиваемого с ног — не доставляло ему уже удовольствия. Куда с большим наслаждением он загонял иглы под ногти или щипцами вырывал их, пальцем ударял в глаз, после чего глаз вытекал, поджигал волосы на голове мученика… Своей изобретательностью в пытках он превзошел матерых палачей тюрьмы. Фашист Готлиб беспрерывно твердил, что все эти действия оправданы самим богом, так как господствующая арийская раса не должна проявлять малодушия к низшим неполноценным племенам. Их удел один — они должны быть убраны с дороги! А каким методом это сделать — не столь важно. Важно другое: убрать их необходимо как можно скорее.
Белову удалось установить — Готлиб выходит из замка в семь часов вечера. Его и решили взять во время возвращения из тюрьмы.
Тревожный зимний день растворился в сумерках, и от этого еще суровее стали на фоне белого покрова башни замка Любарта.
Как только от замка отъехал черный «опель-капитан», которого срочно отправил будто бы по распоряжению Готлиба офицер Зиберт, у ворот остановился зеленый «опель». За рулем сидел бравый солдат в немецкой форме. Ровно в семь у входа показался Готлиб. Он посмотрел по сторонам. Где же знакомая машина? Ваня Белов проворно открыл дверцу и вытянул в приветствии руку.
— Господин офицер, меня прислали за вами. Ваша машина неисправна.
Готлиб остановился. «Кто бы мог это сделать?..»
— Кто вас послал?
— Начальник отдела подполковник Краузе, господин капитан.
Готлиб подошел к машине, заглянул вовнутрь.
— Знаешь, куда везти?
— Знаю, господин офицер, в гестапо.
Только заревел мотор, к машине подошел светловолосый, рослый немецкий офицер.
— Едешь в город? — обратился он к шоферу и, получив утвердительный ответ, попросил подвезти его в центр.
— Если господин капитан разрешит, — кивнул шофер головой на Готлиба, сидевшего на заднем сидении.
— О, коллега… Хайль! — наигранно произнес Кузнецов. — Окажите честь! Капитан Пауль Зиберт! Спешу в гестапо, есть важные дела.
— Садитесь, капитан, нам по дороге, — сухо пригласил Готлиб.
Машина тронулась. Проскочив деревянный мост, Белов резко затормозил. Кузнецов в ту же секунду приставил пистолет к виску фашиста:
— Ни с места! Малейшее движение будет вам стоить жизни!
Белов ловко обезоружил фашиста, испустившего зловоние и затрясшегося, как в лихорадке. Ладонью Кузнецов зажал рот Готлиба, а потом загнали ему кляп и скрутили руки назад.
— Извините за неудобства, — иронически сказал Кузнецов. — Что поделаешь, такова наша служба.
Готлиб таращил глаза на Кузнецова и от волнения не мог сообразить, кто же рядом сидит: гестаповец или — о, не дай бог — красный агент? И словно почувствовав терзания пленника, перекрикивая шум мотора, Кузнецов внес ясность:
— Вы готовы ответить на вопросы, капитан?
В знак согласия Готлиб кивнул головой.
— Хорошо, отъедем в сторону, — предложил Кузнецов Белову.
Машина промчалась по окраинам Луцка и выбралась на шоссе Луцк — Киверцы. Все это время Кузнецов молчал. Отъехав семь-восемь километров, «опелъ» завернул на проселочную дорогу и углубился в лес. На маяк решили гестаповца не везти. Если он даст новые сведения о Шене, тогда они возвратятся в Луцк, а если нет, то сегодня же снимутся с маяком и пойдут в отряд.
Белов открыл дверцу, оглянулся. Вокруг тишина. Фашиста вывели. Он еле держался на ногах. Вынули кляп изо рта, и гестаповец глубоко вздохнул. Фуражка с эмблемой черепа криво сидела на взъерошенной голове, он весь дрожал и все же попытался храбриться:
— Зачем этот маскарад? Я и вы — офицеры немецкой армии, присягали фюреру! Кто вы? Почему мы в лесу? Я отвечу на все вопросы, но объясните, кто вы?!
— Вы просто не наблюдательны, — тихо говорил Кузнецов. — К счастью, я вам не пара — я советский партизан.
При этих словах видно было, как зашатался Готлиб. Кузнецов смотрел на него и думал: испытывает страх, а как же те, упрятанные в замке Любарта? И продолжил свои мысли вслух.