Загонщики собираются в наивозможно большем числе и уходят далеко, за пять-шесть километров. Там они образуют огромный полукруг и медленно направляются к открытому основанию цифры V. При этом они исступленно кричат. Дичь, смертельно напуганная их голосами и шумом, который они производят, беспрерывно ударяя копьями по щитам, не пытается прорваться сквозь их ряды, а бежит от них. Она бежит стремглав в сторону хопо и попадает между частоколами. Иногда, заметив, что стенки начинают сближаться, зверь пытается повернуть обратно, но поздно. Поблизости, в засаде, сидят охотники. Они появляются внезапно, как дьяволы, потрясают копьями, бьют животных не глядя, а те, имея перед собой только одну дорогу, мчатся в узкий проход и падают в яму. Они валятся одно на другое, покуда вся яма не заполняется трепещущей массой, по которой скачут последние из оставшихся в живых.

Именно здесь поставили бушмены трех французов, которым предстояло принять участие во всех перипетиях этой шумной и оживленной охоты.

Хопо установлено так, что один частокол идет вдоль открытой местности, а второй тянется вдоль леса. Благодаря такому расположению европейцы смогли укрыться в тени больших деревьев. К тому же теперь неизбежно попадет в загон не только лесная дичь, но и та, которая обычно живет в пустыне.

Прошло часа два терпеливого ожидания, когда в отдалении стали видны густые клубы пыли. По-видимому, это бежали поднятые и обезумевшие от испуга звери. Затем показалась как бы пунктирная линия, образуемая черными точками, поставленными на равном расстоянии одна от другой. Точки резко выделялись на белом песке. Послышался отдаленный гул — началась охота.

В авангарде, прыгая с изумительной легкостью, шли грациозные блюбоки. Вот наконг с опасными рогами, с синеватой шерстью, с большими ногами, имеющими до тридцати сантиметров в обхвате. Наконг встречается редко в этих местах, он живет в топких болотах, по которым удивительно легко бегает на своих уродливых толстых ногах. Очертя голову мчатся несколько страусов. Мелкой рысью, как рекогносцировка в легкой кавалерии, идет табун жирафов. Эти странные животные, ростом до семи метров, смешно покачивают на бегу своими маленькими головами, а шеи у них от страха извиваются. Внезапно охваченные ужасом, они сбиваются в кучу, вертят хвостами и в бешеном галопе налетают на эскадрон зебр и куагг. Вскоре появляются лоси с покатой грудью, а за ними — стадо разъяренных серых буйволов с глазами, налитыми кровью.

Но больше всего было антилоп. Самые разнообразные виды, самые разнообразные масти предстали перед изумленными европейцами, которые так залюбовались этим необычным зрелищем, что даже забыли свой охотничий пыл.

До сих пор животные особого шума не поднимали. Они лишь проявляли некоторое беспокойство, видя, что их собралось так много и что все так перемешалось.

Тем временем полукруг загонщиков медленно, но неотвратимо сжимается. Их крики слышны все более отчетливо, и беспокойство животных, которые, кроме буйволов, все безобидны, переходит в ужас. Передовые видят частокол, прямая линия закрывает перед ними горизонт.

Животные делают крюк, с быстротой метеора пересекают пространство, лежащее между обоими частоколами, но каждый раз натыкаются на частокол и уходят все дальше и дальше вглубь, подталкиваемые все новыми и новыми потоками, наседающими сзади.

Здесь великолепный подбор антилоп. Самый наименее впечатлительный натуралист замер бы от восторга, только увидев это разнообразие пород, блеск шерсти, грациозно посаженные головы и глаза, полные испуга. Огненно-красные гризбоки, едва достигающие роста козы; белые газели с рыжеватым оттенком; огромные куду с неправильными вертикальными полосами и четырехугольными завитыми рогами; антилопы конеподобные, которых зовут так потому, что по величине они не уступают лошади; черные гаррисбоки, у которых откинутые назад рога длиной не меньше метра имеют форму кривой сабли, а черная, как уголь, шерсть и развевающаяся грива придают этим животным живописный вид; ориксы, которым длинные рога, заостренные, как копье, позволяют не бояться даже льва.

И еще много других животных напирали друг на друга, сшибались лбами, с испугу прыгали одно другому на спину, падали, вставали и бежали дальше, ослепленные страхом.

Однако буйволы, зебры и куагги, по природе далеко не такие мирные, не хотят следовать за этой обезумевшей массой. Ни за что не хотят они идти дальше, когда видят, что расстояние между частоколами сужается. Они резко поворачивают назад и намерены броситься на загонщиков. Но тут с шумом появляются охотники. Вместе с тремя европейцами они сидели в засаде, замаскированной воткнутыми в землю ветками. Теперь они внезапно выскакивают, оглушительно шумят, потрясают копьями и тычут животным прямо в глаза свои ярко раскрашенные длинные щиты.

Европейцы берут ружья на изготовку. Сейчас начнется истребление.

Вид людей доводит страх и ярость зверей до предела. Буйволы с ревом бросаются на бушменов, но те уклоняются с ловкостью, достойной испанских тореадоров. Зебры громко ржут и яростно бьют ногами. Но взлетают копья и впиваются в животных. Куагги пытаются перегрызть древко зубами.

Раздается несколько выстрелов, и два буйвола, зебра и жираф падают, пораженные насмерть.

Тогда прибегают загонщики. Они кричат еще более дико и громко. Животных охватывает паника, и они наконец бегут к яме. Жирафы, буйволы, страусы, антилопы напирают друг на друга и давят друг друга. Целый лес рогов — прямых, остроконечных, хрупких, прочных, длинных, изогнутых, завитых спиралью! И все это движется, переплетается, ломается, трещит! И затем — страшный рев боли!

Настил, перекрывающий яму, проваливается, и яма заполняется в один миг. Ничто не может больше остановить это беспорядочное бегство. Задние подталкивают передних, и передние проваливаются. Страшное зрелище!

Но черные охотники опьянены удачей, они испускают крики радости. Европейцы тоже увлечены и не жалеют зарядов.

Александр только что тяжело ранил куаггу. Он имел в виду сделать из ее желудка бурдюк взамен того, который они недавно потеряли. Но животное вырвалось сквозь пролом в частоколе, сделанный разъяренным буйволом. Тогда Александр тоже выбрался через пролом и стал преследовать свою добычу, а та убежала в лес. Александр видел, что куагга на каждом шагу спотыкается, и решил, что сможет ее догнать. Мало-помалу он углубился в лес и очутился на берегу илистой речки. Куагга вошла в воду, чтобы освежиться. Охотник счел момент подходящим и вскинул ружье. Ногу он поставил на ствол поваленного дерева. Ему нужно было упереться локтем в колено, потому что после бега у не то не было достаточной твердости в руках.

Внезапно дерево зашевелилось у него под ногой, он потерял равновесие, оступился и почти по колено увяз в тине. То, что он принял за поваленное дерево, оказалось не больше не меньше, как огромным крокодилом. Обозлившись на неосторожность охотника, который нарушил его сладостную дремоту, крокодил раскрыл свою вместительную пасть и собрался проглотить обидчика. Но Александр не растерялся, увидев эту страшную прорву, утыканную громадными зубами, из которой шел отвратительный запах мускуса. Он снова вскинул карабин и выстрелил крокодилу прямо в глотку.

Но эти исполинские ящеры так живучи, что, несмотря на страшную рану, крокодил еще успел вплотную подойти к молодому человеку, который, увязнув в тине, не мог сдвинуться с места.

Прогремел второй выстрел. Пуля, порох, пыж — все попало чудовищу в самую утробу, и пасть захлопнулась.

Александр, считая, что крокодил наконец убит, попытался вырваться из трясины, как вдруг крокодил снова распялил свои страшные челюсти. Тут охотник схватил карабин за ствол и грохнул своего врага изо всей силы по голове. Но приклад скользнул и попал между челюстями. Они захлопнулись. Напрасно пытался Александр вытащить оружие. Уж если крокодил что-нибудь держит, так держит. Нужно топором разрубить его на куски, чтобы заставить челюсти разжаться.