- Хм, - сказал мистер Гельмгольц. - Что ж, посмотрим, посмотрим.

После занятий он столкнулся с Пламмером в коридоре, полном народу. Пламмер что-то сердито говорил удивленному оркестранту-новичку.

- Знаешь, почему оркестр проиграл Джонстаунской школе в июне? - спросил Пламмер, по-видимому, не замечая, что m спиной у него стоит мистер Гельмгольц. - Потому что перестали учитывать заслуги музыкантов. Увидишь, что будет в пятницу.

Мистер Джордж М. Гельмгольц жил в мире музыки, и даже волны мигрени накатывали в музыкальном ритме, как гортанный гул бас-барабана диаметром семь футов. Близился вечер первого дня конкурсов нового учебного года. Мистер Гельмгольц сидел у себя в гостиной, прикрыв глаза и ожидая другого звука - шлепка вечерней газеты, которую Уолтер Пламмер, разносчик, швырял в обшитую досками стену дома.

Когда мистер Гельмгольц подумал, что предпочел бы отказаться от газеты в день конкурса, потому что вместе с ней приходил и Пламмер, газета с шумом упала на крыльцо.

- Пламмер! - крикнул он.

- Да, сэр? - сказал Пламмер с тротуара.

Мистер Гельмгольц прошаркал к двери в своих мягких шлепанцах.

- Прошу тебя, мальчик мой, - сказал он, - давай будем друзьями.

- Конечно, почему бы нет? - сказал Пламмер. - Оставим прошлое в прошлом, как я всегда говорю. - Он напряженно попытался изобразить приветливую улыбку. - Все вода унесла. Уже прошло два часа с тех пор, как вы всадили в меня нож.

Мистер Гельмгольц вздохнул.

- У тебя есть минутка? Нам пора поговорить, мой мальчик.

Пламмер спрятал свои газеты в кустах и вошел. Мистер Гельмгольц жестом пригласил его сесть на самый удобный стул в комнате, тот, на котором только что сидел сам. Пламмер предпочел присесть на краешек жесткого стула с прямой спинкой.

- Мой мальчик, - сказал капельмейстер, - Бог создал людей разными: одни могут быстро бегать, другие - писать замечательные рассказы, кто-то умеет рисовать картины, кто-то может продать что угодно, а некоторые могут сочинять прекрасную музыку. Но Он не создал никого, у кого бы все хорошо получалось. В процессе взросления есть этап, когда мы узнаем, что у нас хорошо получается, а что нет. - Он потрепал Пламмера по плечу. - Последний этап - выяснение, что у нас не получается, - самый болезненный. Но каждый должен через это пройти, а затем отправиться на поиски своего подлинного я.

Голова Пламмера все ниже и ниже опускалась на грудь, и мистер Гельмгольц поспешил обратить его внимание на свет в конце тоннеля:

- Например, Флэймер никогда бы не справился с таким делом, как доставка газет, учет и поиск новых клиентов. У не-

го не так голова устроена, и он не смог бы этим заниматься, даже если бы от этого зависела его жизнь.

- Вы правы, - сказал Пламмер с неожиданной живостью. - Только очень однобокий человек достигает успехов в одной области, как Флэймер. Я думаю, лучше развиваться равномерно. Конечно, Флэймер переиграл меня сегодня по всем статьям, но я не хочу, чтобы вы думали, будто я обиделся на это. Меня другое достает.

- Молодец, ведешь себя как взрослый, - сказал мистер Гельмгольц, - однако я хотел указать тебе на то, что у нас у всех есть слабости, и…

Пламмер замахал на него руками:

- Не надо мне объяснять, мистер Гельмгольц. У вас столько работы, было бы чудом, если бы вы все делали правильно.

- Подожди, Пламмер! - сказал мистер Гельмгольц.

- Я только прошу, чтобы вы взглянули на это с моей точки зрения, - сказал Пламмер. - После того как я вернулся с состязания с первым составом, после того как я всю душу вложил в игру, вы натравили на меня эту мелочь из третьего состава. Мы с вами знали, что я полностью выложился, а им мы просто даем поиграть в конкурс. Но вы им об этом сказали? Нет, черт побери, не сказали, мистер Гельмгольц, и вся эта мелочь считает, будто они играют лучше меня. Вот что меня мучит! Они думают, я на самом деле занял последнее место в третьем составе.

- Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц. - Я пытался объяснить тебе кое-что как можно мягче, но единственный способ донести это до тебя - сказать прямо.

- Валяйте, давите критику, - сказал Пламмер, вставая.

- Давить?

- Давите, - сказал Пламмер твердо. Он направился к двери. - Наверно, этими разговорами я начисто лишаю себя шансов попасть в первый состав, мистер Гельмгольц, но, честно говоря, именно из-за таких происшествий, как сегодня, оркестр проиграл в июне.

- Он проиграл из-за семифутового бас-барабана!

- Добудьте такой для Линкольнской школы, и посмотрим, что у вас тогда получится.

- Я готов за него руку отдать! - сказал мистер Гельмгольц, мгновенно отвлекаясь на свою заветную мечту.

Пламмер остановился на пороге.

- Такой, как у Рыцарей Кандагара на парадах?

- Вот-вот! - мистер Гельмгольц вообразил огромный барабан Рыцарей Кандагара, достопримечательность каждого местного парада. Он попытался представить себе этот бара-

бан с нарисованной на нем черной пантерой Линкольнской школы.

- Так точно, сэр! - Когда капельмейстер вернулся на землю, Пламмер уже оседлал свой велосипед.

Мистер Гельмгольц закричал Пламмеру вслед, чтобы вернуть его и прямо сказать, что у него нет ни малейшего шанса выбраться когда-нибудь из третьего состава, что ему никогда не понять, что цель оркестра - не просто издавать звуки, а издавать их особым образом. Но Пламмера и след простыл.

Почувствовав облегчение - теперь можно было расслабиться до следующего конкурса, - мистер Гельмгольц сел на стул, чтобы насладиться своей газетой, и прочитал, что казначей Рыцарей Кандагара, уважаемый гражданин, скрылся с фондами организации, оставив неоплаченными счета Рыцарей за последние полтора года. "Мы расплатимся со всеми сполна, даже если придется продать все, кроме Священного Жезла", - сказал Высочайший Камергер Внутреннего Храма.

Мистер Гельмгольц не знал никого из замешанных в этом деле и, зевнув, перешел к страничке юмора. Потом вдруг ахнул и вернулся к первой странице. Нашел номер в телефонной книге и позвонил.

"Пи- пи-пи-пи", -раздался у него в ухе сигнал "занято". Он положил трубку. Сотни людей, подумал он, пытаются дозвониться до Высочайшего Камергера Внутреннего Храма Рыцарей Кандагара. И с мольбой посмотрел на свой облупившийся потолок. Чтоб только никто из них, молился он, не претендовал на бас-барабан - такой большой, что его надо возить на тележке.

Он набирал номер снова и снова, и все время было занято. Он вышел на крыльцо, чтобы немного ослабить нараставшее напряжение. Я буду единственным претендентом на бас-барабан, сказал он себе, и смогу диктовать цену. Господи! Если предложить пятьдесят долларов, барабан наверняка достанет-ся мне! Я потрачу свои деньги, а школа расплатится со мной через три года, когда будет полностью уплачено за плюмажи с фонариками.

Он смеялся, как Санта-Клаус в супермаркете, пока его взгляд не опустился с небес на газон и он увидел не доставленные Пламмером газеты у себя в кустах.

Он вошел в дом и снова позвонил Высочайшему Камергеру-с тем же результатом. Затем он позвонил Пламмеру домой, чтобы сказать, где тот оставил свои газеты. Но там тоже было занято.

Он звонил по очереди Пламмеру и Высочайшему Камергеру пятнадцать минут, пока ему не ответили.

- Да? - сказала миссис Пламмер.

- Это мистер Гельмгольц, миссис Пламмер. Уолтер дома?

- Минуту назад был дома и куда-то звонил, а потом его как ветром сдуло.

- Искать свои газеты? Он оставил их у меня под таволгой.

- Оставил под таволгой? Господи, понятия не имею, куда он отправился. Про свои газеты он ничего не сказал, но, кажется, что-то говорил о продаже кларнета. - Она вздохнула, а затем рассмеялась. - Дети, начав зарабатывать, становятся ужасно независимыми. Он никогда мне ни о чем не говорит.

- Ну что ж, передайте ему: я думаю, это к лучшему, что он решил продать свой кларнет. И скажите ему, где он оставил газеты.

Вот уж неожиданно приятная новость: у Пламмера наконец-то открылись глаза на его музыкальные способности! Затем капельмейстер позвонил Высочайшему Камергеру, рассчитывая на дальнейшие хорошие новости. На этот раз он дозвонился, но был разочарован, услышав, что тот только что отправился куда-то по делам ложи.