— Пойдем к поезду, — поспешно сказала Надя, положив свою руку на широкую ладонь Игоря.

Направляясь к выходу, она спиной чувствовала наглый раздевающий взгляд незнакомца, от которого по телу пробежала дрожь.

На перроне Надя немного пришла в себя и через пару минут уже беззаботно болтала с Игорем. Стоя возле дверей вагона, они нежно целовались, пока бесцветный голос из громкоговорителя не известил, что поезд «Москва — Санкт-Петербург» отправляется.

— Я жду звонка из Парижа! — напомнил Игорь, помахав на прощание.

Надя вошла в вагон и, ощущая усталость во всем теле, медленно побрела к своему купе. Дорогу в узком коридоре ей преградила мужская фигура. Пассажир пристально глядел в окно. Надя сразу же узнала его. Мужчина повернул к ней лицо: насмешливые глаза посмотрели на нее в упор, красивой формы рот скривился в усмешке.

— А вы, оказывается, не такая уж колючка! Каким трепетным было это прощание! Я уж было подумал, что поезд уйдет без вас.

— Вы случайно ничего больше не потеряли? А то, пока вы тут подглядываете, история с чемоданом может повториться, — съязвила Надя. Она вошла в купе, ощущая сладкий вкус своего рода победы. Все же до этого момента у нее не было возможности отплатить нахалу той же монетой.

За окном была ночь, в купе горел мягкий свет, и ничто не нарушало тишины, кроме мерного постукивания колес. Накинув мягкий махровый халатик и прихватив туалетные принадлежности, Надя отправилась в конец вагона. Возвращаясь обратно, девушка вновь столкнулась со своим пассажиром. Поезд резко качнуло, и Надя, потеряв равновесие, налетела на мужчину, в то же мгновение оказавшись в кольце его рук.

— Осторожнее, милочка, так и упасть недолго, — произнес он, не разжимая рук, затем немного отстранил и медленно оглядел девушку. — О, да я смотрю, у «куколки» есть довольно фривольные вещички, не то что эта скучная униформа, которая никак не вяжется с ее острым язычком.

Покраснев и злясь на себя за это, Надя плотнее запахнула халатик и с вызовом ответила:

— Вы правы, женщине всегда нужно быть во всеоружии. Но позвольте узнать, не страдаете ли вы комплексом неполноценности? На мой взгляд, только человек с некоторыми отклонениями может получать удовольствие при виде целующихся влюбленных или полуодетой женщины в коридоре вагона.

Уголки его губ дрогнули, в глазах сверкнул недобрый огонек, и Надя пожалела о сказанном, но было уже поздно. Она-то, конечно, рассчитывала на совсем другой эффект от своих слов, желая только освободиться от двусмысленного и слишком затянувшегося объятия, но руки сжались за ее спиной еще крепче.

— Мадемуазель желает убедиться в моей мужской полноценности? В таких вопросах житель Франции даме отказать не может! — произнес мужчина и склонился так низко, что Надя почувствовала его дыхание и предприняла последнюю жалкую попытку вырваться. Это было более чем бессмысленно — похоже, под дорогим костюмом скрывались железные мускулы. Он коснулся ее губ. Сначала легко, словно пробуя на вкус, затем, не дав перевести дыхание, полностью завладел ее ртом.

Изумление Нади сменилось возмущением. Она хотела оттолкнуть его, но тело не подчинялось. Изысканный запах, исходящий от его кожи, кружил голову, сопротивление слабело, и вся ее природа жаждала только одного — покориться ему, в то время как разум противился из последних сил. Это был самый длинный, самый чувственный поцелуй за всю ее жизнь.

— Я убедил вас, что состоятелен как мужчина, или мне продолжить? — вкрадчиво спросил он, оторвавшись от ее губ.

Мягкий звук этого самодовольного голоса привел Надю в чувство, и, едва успев глотнуть воздуха, она заявила возмущенно:

— Вы убедили меня, что все французы — отродье похотливых мерзавцев!

— О, как высокопарно! Между прочим, я не француз, так что зря вы так ополчились на эту милую нацию. Я такой же русский, как и вы, мадемуазель, с той лишь разницей, что родился и вырос во Франции.

— Да, по мне, хоть в Антарктиде живите! Таких самовлюбленных негодяев еще поискать надо! Отпустите меня сейчас же, все руки в синяках от ваших грубых лап!

Он разжал объятия и громко рассмеялся:

— Какой колорит! Настоящая русская речь. За те тридцать шесть лет, что я живу на свете, мне ни разу не приходилось слышать в свой адрес столько ругательств, сколько за эти несколько секунд.

— Какие ваши годы, еще и не такого наслушаетесь, если будете столь нагло себя вести! — Надя прислонилась спиной к двери чьего-то купе, желая только одного — чтобы скорее прошла противная дрожь в коленях и можно было бы по крайней мере уйти с достоинством.

— Ошибаетесь, мадемуазель, там, в Париже, никто не посмеет сказать мне и малой толики того, что вы только что высказали.

— Думаю, там, в Париже, вы не посмели бы так обращаться со мной, — возмущенно произнесла Надя.

— Не терплю, когда во мне сомневаются, — ответил мужчина. — Итак, раз уж мы обменялись поцелуями, может, познакомимся для приличия? Мое имя Андре Клеман, а ваше?

«Сколько самоуверенности! — подумала Надя. — Интересно, может ли такой тип хотя бы предположить, что его отвергнут? В любом случае нужно сбежать от него как можно быстрее».

— Господин Клеман, я очень устала и хочу спать, не будете ли вы настолько любезны, чтобы оставить меня в покое? Прощайте.

Усмехнувшись, с легким полупоклоном он пропустил Надю вперед и, глядя ей вслед, произнес:

— Уместнее будет сказать: «До свидания», мы ведь вместе летим во Францию.

— Откуда вы знаете? — удивилась девушка.

— Вы так громко говорили об этом на перроне, когда душещипательно прощались со своим возлюбленным, что о вашей поездке, думаю, знает весь этот поезд.

— Вы просто высокомерный эгоист! — бросила ему девушка. И снова увидела это чудо мгновенного перевоплощения, когда его веселый взгляд вдруг стал холодным, волевой рот сжался в узкую линию.

— Уверен, что свое воспитание вы получили на улице, мадемуазель, — заключил Клеман.

— Вы всегда были таким непогрешимым моралистом, мсье Клеман? Это приобретенное качество или врожденное?

— Андре. Меня зовут Андре.

— По имени я зову лишь близких мне людей, мсье Клеман.

С этими словами Надя вошла в свое купе, не удостоив мужчину даже взглядом, и сразу же защелкнула дверь. Оставшись наконец одна, она почти свалилась на сиденье. Ну почему ей повстречался этот противный тип накануне отпуска? Девушка разобрала постель и легла, но не могла уснуть, возвращаясь мысленно к их разговору. Каждый раз, когда она вспоминала его смелый поцелуй, сердце начинало биться сильнее и лицо заливала краска. Почему она вообще позволила поцеловать себя? Так и не сумев разобраться в своих чувствах по поводу происшедшего, Надя уснула, лишь успев подумать, что с Игорем она никогда не испытывала ничего подобного. И с неудовольствием признав, что при других обстоятельствах знакомство с этим мужчиной могло бы быть приятным.

2

До «Пулково» Надя и Андре Клеман добрались на такси. Всю дорогу девушка хранила гордое молчание. Она с радостью и облегчением передала мсье Клеману его чемодан и, вежливо попрощавшись, направилась к стойке регистрации на рейс «Санкт-Петербург — Париж». «Пожалуй, сюрпризы закончились», — подумала девушка, сдав багаж и получив свой билет.

Не успела она оглянуться, как объявили посадку. Напряжение, связанное с переездами от вокзала к вокзалу, отступило. Надя почувствовала наконец, что ее мечта о Париже вот-вот исполнится и никаких препятствий к этому нет — ни задержек рейса, ни резкой перемены погоды, ни этого проклятого иностранца. Почти всю дорогу Надя проспала как ребенок и проснулась, только когда самолет пошел на посадку. Девушка возликовала, увидев в окно иллюминатора аэропорт «Шарль де Голль». Мечта стала реальностью.

Спустя несколько минут, преодолев необходимые формальности, включая вежливую таможню, Надя вышла на улицу. Она стояла на ступеньках, счастливо улыбаясь, жмурясь от яркого солнца, и никто не обращал на нее никакого внимания! Восхитительная и полная свобода! Теперь она предоставлена только самой себе на целую неделю.