— Она отравлена!

— Я умираю… о, я умираю, — продолжала твердить Клавдия.

— Отравлена!.. Вы говорите, она отравлена? — грозно сказал кардинал. — Существует какое-либо средство, чтобы спасти ее?

— Нет!..

Раскаявшись в своем опрометчивом ответе, он поспешно добавил:

— Природа может сделать чудо. Однако, взгляните, как лицо ее постепенно теряет окраску. Посмотрите, как дрожат ее руки. Попробуйте, как холодеют ее ноги.

— Яд! Ты говоришь, она отравлена, — повторял кардинал. — Значит, кто-то отравил ее…

— Я умираю… умираю… — шептала слабеющая Клавдия.

Людовико Партичелла со слезами на глазах, молча стоял у изголовья. Кардинал вышел из спальни и вернулся в залу, где собрались гости.

— Она отравлена, отравлена! — вскричал он.

Легаты не успели произнести слова утешения.

Кардинал обезумев продолжал повторять:

— Отравлена! Кто из вас подлил ей в вино яд? Она отравлена, говорю вами. Кто-то налил яд в ее кубок! Кто-то явился сюда с ядом, за этот стол, за который я собрал одних друзей. Кто мог сделать это?..

— Молчите? — продолжал кричать он. — Никто не смеет защищаться? Вы холодны и равнодушны при виде преступления!.. Вон отсюда!.. Ступайте вон!.. Вон из замка! Среди вас убийца… Убийца!..

Легаты колебались, не зная, относятся ли к ним слова кардинала.

— Вы тоже убирайтесь вон! — Кричал им Эммануил — Я не боюсь вас больше… Я не желаю слушать вас! Я здесь хозяин! Я хозяин, и вы должны повиноваться мне!..

Толпа гостей, по-видимому, не была тронута смертью Клавдии. Венгерский рыцарь, вышел вперед и, пытался успокоить кардинала. Но старик оттолкнул его.

Гости быстро разошлись.

— Он сошел с ума, — говорили папские легаты, кутаясь в плащи.

— Да, он сошел с ума, — вторили послы императора.

— Он сошел с ума, — решило духовенство Трента.

— Он сошел с ума, — шептали рыцари, позвякивая мечами.

— Сошел с ума! Сошел с ума! — понеслось по городу.

— Сошел с ума от любви? — сказал один из легатов, возвращаясь с пира. — Немножко поздно, по моему мнению!

— Ну, это болезнь неизлечимая, — пожал плечами его спутник.

Даже ближайшие кардиналу люди не рискнули остаться с ним. Смерть Клавдии потрясла их. Всем хотелось уйти из зала, где умирала красавица.

Эммануил, после вспышки гнева, вернулся в комнату Клавдии. Там никого не было, кроме Людовика и врача. Кардинал приказал врачу уйти, как только он окончит свое дело.

Врач поклонился и исчез. Клавдия больше не жаловалась и не стонала. Лицо ее передергивалось судорогой, руки конвульсивно сжимались и тянулись к кардиналу. Это были движения существа, расстающегося с жизнью.

— Клавдия, Клавдия! — воскликнул кардинал нечеловеческим голосом.

Но Клавдия не ответила. Губы ее оставались немы. Из божественных уст не вырвалось ни звука. Яд заканчивал свое смертоносное дело.

Клавдия умерла, не приходя в сознание, тихо, подобно тем древним куртизанкам, которые умирали в уверенности, что бог любви примет их в свои объятия и отнесет в Елисейские поля.

На городских башнях пробила полночь. Чей-то голос прозвучал в тишине. Клавдия вытянула руки, и лицо ее приняло спокойное выражение. В спальной раздавались рыдания двух мужчин.

Клавдия-куртизанка, Клавдия-чаровница не будет больше околдовывать своею любовью кардинала. Клавдия-капризница не будет больше пускать на ветер достояние города. Теперь она была безжизненным телом… Теперь от нее осталось только имя. Пустой звук!..

За занавеской стояли слуги кардинала. Они были напуганы и потрясены, и среди них, быть может, находился убийца…

Глава XIX

Хоронили Клавдию торжественно. Но народ не принимал участия в похоронах. Духовенство присутствовало по необходимости. К месту последнего упокоения Клавдию провожало всеобщее равнодушие.

В течение нескольких дней легаты не посещали кардинала. Эммануил по совету Людовика начал следствие о смерти Клавдии. Виновный разыскан не был. Граф Кастельнуово и дон Беницио радовались и тайно праздновали победу.

Враги Партичеллы ожидали его близкой гибели. Действительно, через несколько дней после смерти красавицы императорские легаты потребовали удаления Людовика. Кардинал не возражал.

У него не оставалось больше силы для сопротивления. Он безучастно принимал сыпавшиеся на него удары. Людовико Партичелла отправился в Италию и там провел остаток своих дней. Кардинал заперся в своих покоях и перестал интересоваться делами княжества.

Он вышел из затворничества только для того, чтобы распорядиться насчет ночной покаянной процессии. Процессия должна была совпасть с сороковым днем кончины Клавдии, и явиться последней данью его умершей подруге. Распоряжение кардинала несколько удивило соборное духовенство. Но папские легаты решили, что процессия явится для кардинала поводом всенародно покаяться в своих грехах.

В течение недели духовенство во всех церквах, приглашало прихожан принять участие в процессии. Процессия состоится при торжественной обстановке. Сам кардинал будет участвовать в ней. Он хочет отречься от своего прошлого и снова стать пастырем народа. Многие из врагов кардинала забыли свои враждебные чувства. Смерть Клавдии пробудили несбыточные надежды. Присутствие легатов было предзнаменованием, что дела княжества придут, наконец, в порядок.

Поэтому процессию ждали с большим нетерпением.

В церквах шли деятельные приготовления. Население рылось в старых сундуках, ища разные украшения. В течение десяти лет не бывало подобной церемонии. Весь город только и говорил о ней. Все были уверены, что кардинал принесет публичное покаяние. Никто не думал, что процессия явится апофеозом памяти Клавдии. Никому не приходило в голову, что это будет посмертное прославление куртизанки, приведшей князя и княжество на край гибели. Никто не воображал, что церемония будет посвящена одной ей и только ей!

А между тем, именно этого хотел кардинал. «Ты, мой народ, — думал Эммануил, — не хотел разделить моей печали. Ты обрадовался смерти женщины, которую я люблю. Быть может, сам убийца вышел из твоих рядов, Вы, священники, также радовались моему горю, и ваши молитвы были лицемерием, ложью. Вы, аристократы, друзья графа Антонио Кастельнуово, приветствовали кончину Клавдии, считая ее началом новой жизни для княжества. Вы, папские легаты и эмиссары императора, считали, что ваша миссия упростилась, раз Клавдия умерла. Но теперь вы все, ненавидевшие ее, примете участие в процессии, которую я назначил в ее честь. Вы искупите злобу, которая отравляла вам сердце в течение стольких лет»!

Под вечер того дня, когда должна была состояться процессия, во всех церквах начался благовест.

На город начали ложиться ночные тени.

В десять часов вечера колокола зазвонили. Небо, покрытое звездами, как будто вторило этому перезвону. Путник, который в этот момент приблизился бы к мосту Сан Лоренцо подумал бы: «Что за событие в этом городе? Какая опасность угрожает ему? Зачем этот странный набат со всех колоколен? Пожар или нападение врагов?»

Послушный народ выходил из домов и направлялся к собору. Церковные двери были раскрыты настежь. У алтарей горели свечи. Необыкновенное возбуждение царило среди духовенства, не видного за кадильным дымом. Толпа двигалась взад и вперед, наполняя внутренность собора.

Среди полумрака слышалось бормотание молитв, мелькали движения рук, творивших крестное знамение. Когда стало известно о прибытии кардинала, народ валом повалил в церковь. Эммануил Мадруццо был облачен в епископскую мантию. За ним следовали четыре прелата. Не замечая толпы, склонявшей перед ним головы, кардинал направился к алтарю и начал службу.

Уже давно он не исполнял священных обязанностей. Много времени прошло о тех пор, как он в последний раз служил мессу перед лицом своего народа.

Богослужение окончилось среди всеобщего умиления, и отдан был приказ строить процессию. Во главе верующих двинулись четыре прелата с хоругвями. За ними шли священники, певшие молитвы. И позади — кардинал, окруженный высшим духовенством собора.