Спектакль готовит зрителя (как и у Гамлета, лучший возраст для просмотра произведения 3-6 лет) к реалиям жизни за занавесом.

На первых секундах представления (после невнятных приветственных реплик чучела курицы) выходит к зрителю кукловод и жестко заявляет что утка его”.

Геннадий загрустил. Тлен и безысходность в его утренних доносах, похоже, вдохновляла руководство страны на новые идиотские поступки, но Гена уже вошел во вкус и не мог отказать себе в этом удовольствии.

“Зрители радостно сдают утку кукловоду- мол, спряталась дура за елкой и все дела. Кукловод засовывает руку за занавес в районе чучела елки и таки достает животное. Зрители ликуют”.

Грусть усилилась. Ножка Незнакомки, торчащая из-под одеяла, без туфелек на высоком каблучке смотрелась не так, как в туфельке... “Поэтому придумали валенки”, - мелькнуло гамлетовское...

“Действие не ограничивается коллективным доносом на утку. “Почему ты опять убежал?”- спрашивает кукловод, намекая на гуманность законов – отсутствие смертной казни за повторный побег”.

Геннадий задумался – писать ли, что его выгнали из кукольного театра за то, что рост отличался от остальных. Оказалось, что за занавесом все должны быть одинакового роста, иначе это не настоящий занавес.

““Если тебе скучно, поиграй с ребятами!”, - говорит чучелу кукловод. Но дети знают, что игры с беглыми заключенными опасны.

Кукловод просит детей присмотреть за уткой и немедленно доносить если что“.

Вороны осторожно возобновили возню за окном. Конкретный замысел происходящего в их живом, не кукольном мире, был неясен.

“Далее зрителя подстерегает мощная метафора – утка с другим чучелом решают при зрителях дружить путем игры в мяч, который мгновенно падает в грязь.

Мне сложно оценить всю глубину авторского гения. “Бедный мячик”, - кажется, должен сказать набитый тряпками Дорофей. Но он молчит, что только усиливает драматизм”.

Вороны, уже коллективно, попытались пародировать кота, но не встретили должного зрительского интереса.

“Что характерно, зрители зовут Кукловода не в момент душевных исканий утки, а только тогда, когда чучело тонет. “Почему он тонет?”- молчаливо вопрошает автор пьесы, отгородившись плотным дымом каннабиса. И, не дождавшись ответа, чморит Шекспира всё жестче и жестче. Появляется романтическая линия, похищение и, конечно же, ёжик, у которого отжали недвижимость”.

Бланк доноса закончился.

Глава 11. То Лик.

- Я Ваш новый сосед! – радостно сообщил низкорослый улыбчивый человек.

“Цилай! Буюань цзо нули дэ жэньмэнь! Ба вомэнь дэ сюэжоу, чжучэн вомэнь синьдэ чанчэн!” – неслось пение из его квартиры.

- А Толик где? – удивился Геннадий.

- Толика никогда не было, или типа того - улыбался новый сосед.

- Стоп, - не унимался Гена, - он был военным и...

- Военным! – с забавным акцентом повторил сосед, - поехал в отпуск и всё, его никогда не было. Теперь тут живу я. У Толика другие дела- теология и всякое такое... Кстати, хотите печенье с предсказанием?

Гена взял сладость, разломил...

- Тут иероглифы, – сообщил он соседу. Тот почему-то не удивился.

- Русские всё равно не верят предсказаниям, - пояснил визитер,- печеньки жрут а предсказаниям не верят, так зачем вообще кириллица?

Некий смысл в словах соседа был. Толик тоже не любил читать, кстати.

- Возьми ещё печенюшку, - предложил То Лик (так звали нового соседа).

- Там тоже предсказание в иероглифах?

- Когда-то в древности, направив свои стопы к храму, монахи увидели толпу идиотов, бегущих на войну. Удивились монахи и пошли в селение воинов. А их уже не было. И тогда построили они свой храм на их земле, чтоб далеко не ходить.

Геннадий взял печеньку.