-- Еврейский вопрос, -- запоздало сообразил Красилов. – Всегда удивляюсь, когда придают значение национальности. Еврей, русский, папуас – разве в этом дело? Совсем недавно какой-то старик убеждал: в болезни Толстого виноваты врачи-жиды, не подпускающие к одру священников.

-- Да, я слышал эту версию, -- кивнул Коцебу. – А сейчас в России любые проблемы с евреями совершенно некстати. Решается вопрос отмены закона о черте постоянной еврейской оседлости – или хотя бы его смягчения.

-- Ты серьезно? – обрадовался Евгений. – Мне так стыдно перед студентами за ограничение в университете числа евреев.

Лицо Коцебу стало жестким, губы скривились, однако голос оставался отстраненным и ровным.

-- Тип, сфабриковавший Протоколы Сионских мудрецов, хорошо поработал. Хотя Столыпин исследовал документ и выяснил, что это подделка, общественное мнение все равно убеждено: вот оно, доказательство, что евреи мечтают о мировом господстве. Стоит случиться громкому преступлению в еврейской среде, и начнутся обсуждения: конечно, этих жутких жидов нельзя пускать в столицы. Не сомневаюсь, черносотенцы ухватятся за любую возможность. Я не хочу, чтобы этой возможностью стала для них смерть Саломеи Гольдберг. Так же, как не хочу, чтобы эта смерть вызвала волну репрессий против безобидных кружков, любящих поболтать о политике и искусстве.

-- Кружки-то тут при чем? – удивился Евгений.

-- А вот при чем, -- ответил собеседник, вытаскивая из кармана что-то маленькое, завернутое в носовой платок и плохо различимое в темноте.

Жадно вглядевшись, Красилов понял, что это три потрепанных колоска. Именно они – или их братья-близнецы – лежали на теле убитой.

-- Я их сразу заметил, – гордый не свойственной себе наблюдательностью, отчитался Евгений. – Отвратительно! Мало было зарезать – еще решили поглумиться! Зачем? И откуда их взяли?

-- Да прямо с поля. Тут, если поискать, можно такие найти. А вот что касается вопроса, зачем... Саломея Гольдберг поддерживала московскую группу художников – по совместительству, полагаю, пламенных критиков властей -- под названием Колебатели основ. Сокращенно – Колос. Финансировала их и даже позировала кому-то из них ню. Но ее дядюшка, Лазарь Соломонович, уговорил племянницу телефонировать в Колос и сообщить, что она порывает с ними. Это случилось прямо перед отъездом в Астапово.

-- Колос -- серьезная террористическая организация? -- ужаснулся Красилов. – Разозлившись, они послали боевика зарезать бедную девушку и оставили на трупе свою метку, чтобы все поняли и затрепетали?

Александр пожал плечами.

-- Как-то трудно мне представить серьезную организацию, по-детски назвавшуюся Колебателями основ. Можно еще было – Самые Страшные Пираты. Тот, кто занимается делом, не сочиняет вызывающих имен, скорее это признак богемных говорунов. Однако я могу и ошибаться. Похоже, как минимум один член Колоса сейчас находится здесь, в Астапово.

-- Почему ты так решил?

-- Перед моим приходом ты в зале ожидания спорил со стариком, обвиняющим евреев. Тебя поддержал молодой мужчина, сказавший: «По-вашему, если человек смело колеблет основы нашей жизни, он обязательно еврей?» Поскольку я только что слышал от Аси о Колебателях основ, то обратил внимание: слова колеблет основы он выделил особой интонацией, словно они несли двойную нагрузку. Обнаружив на теле колоски, я об этом вспомнил. Очевидно, что случайно колоски на труп попасть не могли. А причин класть их специально ни у кого, кроме Колоса, вроде бы нет.

-- Замечательно! – обрадовался Евгений. – Значит, убийство раскрыто? Харламов арестует мужчину и заставит его во всем признаться.

-- Ну да, во всем, -- скептически подтвердил Коцебу. – Включая то, чего тот не совершал. Подбрасывая Харламову эту версию, я введу его во искушение. Одна из моих заповедей: не вводи во искушение сильных мира сего, а то потом пожалеешь.

-- Какое искушение?

-- Раскрыть опасную подпольную организацию и стать в глазах высших чинов спасителем и героем. Харламов весьма честолюбив. Все так удачно сходится: Саломея порвала с Колебателями основ, и злодеи тотчас прикончили ее, не забыв оставить на месте преступления подпись и забрав на нужды революции бриллианты.

Произнося это, Александр уже шагал по направлении к станции. Евгений, естественно, спешил за ним.

-- Какие еще бриллианты? – задыхаясь от быстрой ходьбы, уточнил он.

-- Саломея была изукрашена, словно рождественская елка. А сейчас – ни браслета, ни серег, ни колец. Я не ювелир, но полагаю, на вырученную сумму нормальный человек мог бы безбедно прожить до конца своих дней. Так что не исключено самое банальное ограбление.

Не выдержав, Красилов остановился.

-- Получается, ее мог убить первый встречный! Как же ты его тогда найдешь? Не обыскивать же всех подряд в надежде обнаружить драгоценности...

Адвокат тоже остановился.

-- Первый встречный – это вряд ли. Вот ты, например, сумеешь зарезать человека?

Евгений содрогнулся, к горлу подступила тошнота.

-- Ладно, не человека, -- смилостивился Александр. – Просто живое существо... барана, кошку...

Красилов скрючился, прикрыв рот рукой.

-- Не ты, не ты, -- поспешно исправился Коцебу. – Речь не о тебе, успокойся. Просто поверь: перерезать горло даже чисто физически не так-то просто. Нет ни малейших признаков, что Саломея сопротивлялась. Похоже, все произошло мгновенно. Абстрактно есть шанс, что очень опытный убийца незаметно подкрался и сделал свое дело. Но скорее всего, девушка спокойно общалась со своим будущим убийцей. Либо знала его, либо он вызвал у нее доверие. Потом он вытащил нож и нанес сильный колющий удар по шее. Надо точно знать, куда и как, иначе лишь искупаешься в фонтане крови, а жертва останется жива... ох, прости. Короче, требуется навык. А вот сила не обязательна. Тут легко справится женщина или даже ребенок.

-- Женщина... ребенок... – слабеющим голосом пролепетал Евгений. – В каком страшном мире мы живем!

-- Похоже, в нем живу лишь я, -- меланхолически заметил Александр. – А ты, счастливчик, умудрялся до нынешнего момента пребывать в Аркадии, где люди не причиняют друг другу вреда. Слушай, если тебе невмоготу, я справлюсь один.

-- Я должен помочь, -- твердо возразил Красилов. – Я тоже не хочу, чтобы газетчики раздули еврейский скандал или чтобы Харламов сочинил ради карьеры революционный заговор. Да, я не лучший из помощников, но постараюсь выполнить все, что ты велишь. Тем более, люди из Колоса могут быть опасны, и тебе не стоит беседовать с ними с глазу на глаз.

Адвокат странно посмотрел на друга, но ничего не ответил. Они молча поспешили к домику Озолина, окруженному сейчас густой толпой.

Светало.

-- Я, сын народа, земно кланяюсь тебе от имени русского народа, -- прочувствованно говорил юноша в форменной фуражке. – Ты весь наш, хотя многие сочинения твои печатаются только за границей, доходят к нам в отрывках. Ты был бы счастлив, если бы знал, что умер здесь среди крестьян, которые любят, еще больше будут любить тебя.

У Евгения на глаза навернулись слезы. Как это трогательно и прекрасно!

-- Где он видит тут крестьян? – шепнул Коцебу. -- Интересно, встречал ли этот сын народа вообще хоть одного крестьянина в своей жизни?

Оглядевшись по сторонам, Красилов вынужден был признать, что крестьяне и впрямь почему-то не явились попрощаться с великим старцем, так много сделавшим для их просвещения. Люди кругом были явно городские.

-- А вот и наш герой, -- кивком указал адвокат. – Кажется, он художник. Ну-ка, ну-ка...

Молодой человек в распахнутом, несмотря на холод, длиннополом пальто, из-под которого виделась вышитая толстовка, увлеченно чиркал карандашом в большом блокноте. Он даже не заметил, как друзья подошли к нему совсем близко.

-- Удивительное сходство! – с восторгом воскликнул Александр.

Евгений пораженно уставился в блокнот. Там было изображено... мм... нечто. Больше всего это напоминало свалку, куда снесли плохо опознаваемые обломки самых разнообразных вещей. Хотя человеческие пальцы и нос, торчащие в вызывающе неподходящих местах, наводили на мысль о выброшенном мелко порезанном трупе.