– Развяжи!

А я не спешу, тем более что вся рота собралась на та­кое диво глядеть. Ведь сам старшина пощады у Перепе­лицы просит.

– Ну, как, – спрашиваю, – теперь верите, что палкой связать можно?

А он знай одно заладил: «Развяжи».

Подошел командир роты и как увидел своего старшину в таком неприглядном виде, так и покатился со смеху.

Вижу, из других рот солдаты сбегаются. Надо развя­зывать. Развязал.

– Кто выиграл пари? – спрашиваю.

– Что за глупые шутки! – сердито отвечает Саблин, вытирая со лба пот и на солдат оглядываясь. – Зачем же носом в землю?

Так вот, могло случиться, что нажаловался Саблин. Мол, скомпрометировал его, старшину, сержант Перепе­лица… Ох, и попадет от генерала! Плакал тогда мой от­пуск. А командир роты твердо обещал: «Кончатся уче­ния – поедете, Перепелица, на десять дней домой».

Не несут меня ноги. До высотки, где вертолет генерала приземлился, далековато. Бежать бы надо. А в ногах моих слабость.

Вдруг из лощинки, навстречу мне, вынырнул старшина Саблин.

– Куда спешите, Перепелица? – дружелюбно спра­шивает. И никакой обиды на его лице не замечаю.

– Генерал зачем-то требует.

– Генерал? Лично вас? – удивился Саблин.

– Лично, – отвечаю и вздыхаю с облегчением: зна­чит, Саблин здесь ни при чем.

Иду дальше. А в голове аж треск стоит от разных мыс­лей. «Зачем я нужен генералу?» Наверное, сегодня что-нибудь не так сделал. А может, наоборот? Может, похва­лить хочет? Действовали же мы неплохо. Но тоже вряд ли. Откуда генералу знать, как наступало отделение Пере­пелицы?

Перебираю в голове все события сегодняшнего дня…

С рассветом доставили нас грузовики на аэродром. На­чалась обычная возня со снаряжением и амуницией: скатку закрепи на чехол запасного парашюта, лопатку подвяжи черенком вверх, спрячь в карман пилотку и шлем напяль на голову, зачехли оружие. Потом пока подвес­ную систему подгонишь, и уже звучит команда на посадку.

Совсем немного времени прошло, а мы уже в воздухе.

Сижу я у самого люка (мне первым прыгать придется) и поглядываю на пристегнутый к тянущемуся через всю кабину стальному тросу замок полуавтомата. Это такой замыкающийся крючок, от которого идет бечевка к моему основному парашюту. Когда я прыгну, она должна пара­шют раскрыть. Вижу – там полный порядок. Поворачи­ваюсь к окну. Совсем близко от нашего самолета плывет целая армада тяжелых машин. И в каждой, как зерен в огурце, полно солдат. Внушительная армада! Фюзеляжи и хвосты самолетов окрашены в розовый цвет лучами только что взошедшего солнца. А далекая земля еще в тени, еще солнце не кинуло на нее своего взгляда.

Ниже и в стороне идут звенья вертолетов. Смешные машины! Но сильные. Каждая пушку или тягача с ору­дийным расчетом несет в своем брюхе.

Вдруг совсем близко от нас проносится пара реактив­ных истребителей, затем вторая, третья. Охраняют нашего брата…

Тихо в кабине. Все солдаты моего отделения к окнам приникли и наблюдают. Кое-кому страшновато прыгать.

Толкаю локтем сидящего рядом Симакова Мишу.

– Ну как? – спрашиваю.

– Курить охота, – отвечает.

– Курить? – удивляюсь. – Эх ты, культурный чело­век! Токарь пятого разряда, а не знаешь, что никотин от­ражается на нервах. – Солдаты зашевелились, поворачи­вают к нам головы. А я продолжаю: – Помню, в селе нашем Василь Худотеплый бросил курить и… умер. Только, кажется, он вначале умер, а потом бросил ку­рить…

Раздается трель звонка – сигнал начала выброски. Штурман – молодой лейтенант – отдраивает люк и ко­мандует:

– Пошел!

Эта команда царапнула меня за сердце: ко мне ведь относится. Бодро подхожу к люку.

– Эх-ма! – весело кричу. – Подтолкни, Симаков!

Симаков легонько толкает меня в спину, и я, ради шутки, с криком «ура!» шагаю за борт.

Напряженные секунды… Рывок, хлопок полотна рас­крывающегося парашюта. И болтается Максим Перепе­лица между небом и землей.

Иные думают, что парашют плавненько, осторожненько сажает солдата на землю. Ничего подобного! Если зазе­ваешься, не развернешься по ветру и чуть не согнешь сомкнутые ноги, то имеешь шансы поломать ребра, от­бить печенки или еще что-нибудь сделать. Значит, с умом надо приземляться.

Вот я и иду к земле, как того наставление требует. А вокруг – сотни других парашютистов спускаются. Все небо усеяно ими! Похоже, что Млечный Путь падает на нашу землю.

Приземлился, как положено, погасил купол, отстег­нулся от подвесной системы и привожу себя в боевое со­стояние: автомат из чехла долой, скатку через плечо, пилотку на голову.

Рядом со мной Михаил Симаков – ухватился за ниж­ние стропы и упирается, как бычок. Хочет купол погасить.

– Здоров, кум! – кричу ему. – Белье сменить не треба?

– Никак нет, товарищ сержант! – отвечает. – Пол­ный порядок!

Даю два свистка – сигнал для сбора своего отделения. Со всех сторон подбегают ко мне солдаты. Еще через не­которое время поле, усеянное белыми пятнами парашютов, остается позади, а мы, вытянувшись в цепочку, лежим на песчаной осыпи старой траншеи и всматриваемся вперед. Там, на холмах, за густой и высокой сеткой спиральных колючих заграждений, засел «противник», и нам предстоит атаковать его.

Позади грохочут танки, прорвавшиеся в «тыл неприяте­ля». Приказано, видать, танкистам поддержать действия пехоты, выброшенной с воздуха. На флангах артиллеристы устанавливают пушки, выгрузившиеся из вертолетов.

Словом, начинается обыкновенный бой.

Первое слово за артиллерией. Сзади нас бахают пушки, а далеко впереди вскидываются вверх столбы земли и дыма. Тем временем танки втягиваются в проходы, оставленные для них пехотой. И когда между двумя красными флажками в цепи нашего отделения тоже проползает танк, я замечаю вспыхнувшие в небе зеленые ракеты.

– В атаку! За мной! – поднимаю солдат и устрем­ляюсь за танком. – Не отставать от трактористов!

Справа и слева бегут цепи соседних отделений и взво­дов. Строчат пулеметы и автоматы, трещат выстрелы кара­бинов. Танки ведут огонь с хода. Бой как бой.

Стена проволочных заграждений все ближе и ближе. А перед ней – мелководный ручеек; препятствие пустячное, но задержка из-за него может быть. И точно: только шед­ший впереди нас танк влетел в ручей, облив водой с ног до головы забежавшего вперед Янко Сокора, как тут же у гусеницы взметнулся взрыв. Танк заглох и остановился, не дотянув какой-то метр до проволочных заграждений.

А нам же проход нужен!

– Эгей, трактористы! – кричу я и стучу по броне танка. – Давай вперед!

Откуда-то вдруг появился посредник – майор с белой повязкой на рукаве.

– Танк выведен из строя! – объявляет он командиру танка, который из башни высунулся.

– А воевать как?! – возмущаюсь я, обращаясь к по­среднику.

Но что ему до нас? Улыбается и руками разводит.

– Действовать надо, – говорит.

Эх, не вовремя! Как теперь без танка через проволоку проберешься. Три же рулона колючки выше человеческого роста!

Нужно принимать вправо или влево, на участки сосе­дей. Но отстанем! Такое боевое отделение и вдруг в хвосте будет плестись!

Тут замечаю я, что пушка танка вздыбилась прямо над проволокой.

– Давай ствол ниже! – кричу танкистам.

Послушались. Ствол пушки лег над заграждением. Радостно мне стало, что смекнул удачно.

– За мной! – командую отделению и влезаю на танк.

С башни ступаю на пушку и бегом по стволу вперед. Пять быстрых шагов, и спрыгиваю на землю по ту сторону проволоки. Следом за мной – Симаков, Казашвили, Сокор, Панков и все отделение. Каждому пригодилось уме­ние по буму ходить. Не зря обучал я этому солдат.

Оглядываюсь назад и замечаю: майор-посредник даже за голову руками ухватился. Потом сам на танк заби­рается. Видать, понравились ему наши действия.

«Знай Перепелицу», – думаю.

А впереди новое препятствие – глубокий противотан­ковый ров. Танкисты, вижу, уже берут его. Один танк сполз на дно рва, а по его башне ползут на ту сторону дру­гие танки. Хороший пример!