Андрей покраснел и покачал головой.
— Нет, учитель, если это зависит от меня, то я никогда не откажусь. Я готов. Делайте со мной, что хотите, и извините меня за непростительную слабость.
— Мне нечего прощать, я могу только похвалить тебя за твое рвение и энергию, — дружески сказал маг. — Через час мы пройдем в другую лабораторию для последних приготовлений; там ты заснешь и проснешься уже в ином мире, о котором мечтал. Кстати, скажи, сколько же времени ты желал бы пробыть на Марсе? Я могу устроить тебя там на срок около года, или семи с половиной лет. Предоставлю это твоему выбору. Год, конечно, будет считаться так, как он считается на Марсе; в виду же того, что там он почти вдвое продолжительнее нашего, то, следовательно, твое отсутствие продолжится приблизительно два года, или пятнадцать земных лет. Итак — решай!
— О! Я думаю, что двух лет будет вполне достаточно. Как ни плохо на земле, а все же она наша родина, и я не хотел бы отлучаться на более долгий срок, — после минутного молчания, нерешительно сказал Шелонский. — С другой стороны, как бы ни были любезны марсиане, благодаря вашей протекции, учитель, — я, конечно, буду чувствовать себя среди них одиноким и боюсь, что мной овладеет тоска по родине. Но одного вопроса мы еще никогда не касались, это — вопроса о женщинах на Марсе.
Атарва расхохотался, а потом ответил, качая головой:
— Я вижу, сын мой, что, если бы тебе довелось проходить седьмое посвящение, т. е. побеждать слабость к женскому полу, то ты наверно спасовал бы. К счастью, на этот раз дело идет о простом посещении Марса, а не об испытании в покорении своих чувств. Итак, успокойся! Исконный закон о разделении полов — един для всех подобных миров. На Марсе есть женщины, и если они понравятся тебе, то ты даже можешь жениться на время твоего там пребывание.
Князь весело рассмеялся.
— Если вы прикажете, учитель, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы основательно изучить нравы, обычаи и даже чары марсианок, рискуя оставить, по отъезде, верную и неутешную супругу.
— Твоя покорность трогает меня, и я вижу, что ты уже входишь в свою роль. А теперь пойдем: время приступить к последним приготовлениям. Итак, решено, что ты едешь на год, т. е. на два земных года. Теперь у нас 6 августа 1892 года, а, следовательно, мы вернемся в 1894 году.
— А вы, учитель, также все это время пробудете вместе со мной на Марсе?
— Да, мой друг! Мы уедем и вернемся вместе, так как даже для моего организма вредно часто предпринимать такие далекие путешествие. Возьми флакон, который я наполнил, и пакет со стола и следуй за мной!
Атарва открыл скрытую в стене дверь, за которой оказалась спиральная лестница, высеченная в скале, и стал быстро подниматься наверх. Андрей следовал за ним.
Лестница казалась бесконечной. Наконец, они вошли в большую, тоже высеченную в скале, круглую залу; тут стояли какие-то удивительные, неизвестно для чего предназначавшиеся инструменты и весы. Кроме отверстия в полу, которым заканчивалась лестница и которое закрывалось трапом, в комнате были еще две двери, в данную минуту закрытые.
Маг поставил на стол принесенную им лампу, а затем приказал князю раздеться и лечь на стоявшую тут же узкую кровать, около которой в двух треножниках зажег угли. Горсть белого порошка, подкинутого им на треножники, сгорела с треском, наполнив комнату удушливым ароматом.
Через несколько минут глаза Андрея словно потухли, и Атарва вытянул тогда его руки по телу, а над головой поднял и слегка покачивал фосфоресцирующий шар, приказав князю смотреть на него.
Мало-по-помалу лицо Андрея стало неподвижным, глаза закрылись, а тело вытянулось и даже словно окоченело.
Атарва подбросил на треножники новых углей и полил их жидкостью из принесенного флакона. Заклубился легкий, но необыкновенно острого запаха дым, который, казалось, впитывался в тело князя; а через полчаса густой пар стал выделяться из неподвижного тела Шелонского, обволакивая его, точно дымкой. Когда же это облако рассеялось, он имел вид восковой фигуры.
Атарва поднял князя, как ребенка, и положил его на одну из чашек весов, а сам вскочил на другую, но Андрей перевесил. Тогда Атарва отнес князя снова на кровать, стал продолжать курение, и снова выделилось немного пара.
Когда тело Шелонского было вторично положено на весы, то оно оказалось одинакового веса с магом.
Затем Атарва вынул из шкатулки какое-то вещество, похожее на воск, но гораздо более мягкое, и наделал из него шариков, которыми заткнул князю ноздри и уши; разжав затем ножом зубы, он загнул ему язык таким образом, чтобы он заткнул глотку.
Покончив с этим, маг вынул из пакета большой кусок ткани, тонкой, словно паутина, но более плотной, и погрузил в сосуд с жидкостью, наполнившей комнату, — когда он открыл крышку сосуда, — таким крепким ароматом, что он заглушил все остальные. Когда князь был обернут этой мокрой тканью, она совершенно облепила его тело и придала ему вид мумии.
Окончив таким образом дорожный туалет своего спутника, Атарва открыл одну из дверей и из другой комнаты выдвинул длинный, узкий и блестящий, металлический ящик, занявший почти всю залу.
Этот странный предмет имел форму сигары, которая на конце имела вращающееся колесо, вроде тех приспособлений, которые устраиваются над лампами и служат для собирания копоти. В стенках, с обеих сторон, были проделаны и закрыты толстыми стеклами четыре окна: два посредине и два на противоположном колесу конце удлиненной металлической сигары.
Атарва открыл дверь, похожую на сдвижную крышку, и в отверстие всунул тело князя, а затем, пойдя сам, уложил Андрея и прикрыл его толстой, мягкой тканью.
Внутри этот странный аппарат был увешан прозрачными шарами, наполненными чем-то, что трудно было определить, но что походило на губку; но каждый шар имел выходное отверстие, снабженное особым приспособлением.
На конце аппарата, против двух отверстий, было сиденье из мягких подушек, а перед ним — электрический двигатель, с подвижным рулем вроде того, какой бывает у велосипеда; спереди металлическая сигара была снабжена фонарем.
Устроив князя, Атарва вышел из аппарата и приступил к собственному туалету. Он снял одежду и надел длинную и узкую фосфоресцирующую рубашку. Голову он закрыл чем-то вроде каски, похожей на водолазный шлем, но только сделана она была не из металла, а из прозрачного и гибкого вещества.
Окончив свой туалет, Атарва открыл в комнате вторую дверь, выходившую на площадку скалы, на краю которой покачивался на канате большой воздушный шар.
Маг вытащил на площадку аппарат и привязал его к шару, не перерезывая, однако, сдерживавшего шар каната. После этого, он вошел сам внутрь и герметически закрыл вход подвижными щитами. Затем, сев перед электрическим аппаратом, Атарва нажал пружину, а освобожденный шар тотчас же стал подниматься все быстрей и быстрей, увлекая за собой воздушный корабль и его пассажиров.
Атарва не спускал глаз с квадранта, висевшего рядом с ним, по которому быстро бегала стрелка. Вдруг из электрического аппарата брызнул сноп огня; фонарь на носу вспыхнул ослепительным светом, отбросив в наружу широкий сноп голубоватых лучей. Канат, удерживавший, воздушный шар, обрезало точно бритвой, и он стремительно исчез во мраке, а предоставленный и самому себе воздухоплавательный снаряд с минуту закачался и завертелся; свет фонаря, между тем, быстро менял свои оттенки, проходя через все цвета призмы и, наконец, сделался ослепительно белым.
Наконец, снаряд установился как будто в определенном направлении, двинулся вперед и с изумительной быстротой, точно падучая звезда, исчез в пространстве.
В эту ночь наблюдавшие Марс земные астрономы отметили, что на планете вспыхнул громадный столб электрического света и, пробежав огненным зигзагом по ее поверхности, держался несколько часов.
Был ли это маяк, указывавший путь воздушному путешественнику, или точка притяжения, которая влекла его к себе?..
Земные обитатели предположили, что это — сигналы обитателей Марса, желавших будто бы войти с ними в дружеские сношение.