Создал же Бог таких упрямых мужей!.. Вот уж просто — тиранство!

С Шелли рассчитались и отпустили его. Белый выпуклый камень остался у него, кожаный мешочек у Фузул-Аги. Эдуард Шелли отправился из Батуми в Требизонд, а оттуда в Варну и воротился, через Валлахию и Молдавию, в Литву, доложить мистрис Ди, что доктор не хочет быть каноником; у него огромнейший гарем, и он терпеть не может других женщин, кроме самых жирных.

— О, мужья, мужья! — горестно воскликнула докторша. — Негодная порода!.. Все они таковы!

Наконец началась война. Мустафа-Паша открыл осадою Чалдирана и взял эту крепость приступом. Токмак-Хан устремился на него с сильною армией из Грузии. Верховный визирь отрядил, против персидского сердара, пашей эрзерумского и диарбекирского, Османа и Узун-Омера, которые разбили Красных Голов наголову. Их победа открыла дорогу в Тифлис. Турки вступили в этот город и предали его огню и мечу. Тогда уже Мустафа-Паша обратил свои силы против Шемахи.

Донося об этих успехах к Стремени султана, верховный визирь присовокуплял, что приверженцы законного ширван-шаха толпами присоединяются к оттоманской армии; что народ столько же обожает его, сколько боится и ненавидит колдуна-самозванца, и что со дня на день должно ожидать в главной квартире прибытия Халефа из Гурии вместе с королевной франков, о красоте и уме которой рассказывают здесь чудеса «Тысячи и одной ночи». «До сих пор, — заключает Мустафа-Паша, мы под разными предлогами отклоняли присутствие ширван-шаха на поприще военных действий. В последнее время он, к счастию, был нездоров. Притом и движения паши происходили так быстро, что он даже не успел бы нигде встретиться с нами. Но теперь, когда все отряды наши приняли направление к Шемахе, нет никакой благовидной причины, чтобы препятствовать появлению его среди своего народа, который везде ожидает с нетерпением и встретит с восторгом. Это поставляет нас в большое затруднение».

Турки тремя путями стремились к столице Ширвана — от Тифлиса и Сыгнаха с севера, от озера Гокче запада и через Карабаг с юга. Со всех трех сторон они были уже за Куром или на его берегах. Но продолжительные дожди 1578 года вдруг остановили это сложное движение. В ожидании перемены погоды верховный визирь основал свою главную квартиру в Гюлистане, поселясь сам в роскошном летнем дворце ширван-шахов.

Фузул-Ага и другие верные слуги Халефа прибыли в Гюлистан в половине августа. Сам падишах должен был последовать за ними через трое суток. На другой день по приезде слуг прискакал курьер из Стамбула с ответом на донесение верховного визиря, и в главной квартире произошло таинственное движение. Фузул-Ага был встревожен этим: он стал разведывать, но в первую минуту, пока секрет заключался в кругу немногих старших чиновников, сметливый бородобрей не мог ничего проникнуть.

Халеф и Марианна приехали в Гюлистан в позднее вечернее время. Чиновники визиря встретили их с благоговением и проводили до покоев, которые Мустафа-Паша приказал приготовить для них в том же дворце, где жил он сам. Турецкий главнокомандующий извинился через своего киахью перед ширванским падишахом, что не может представиться ему сегодня, зная, как нужен отдых высокому путешественнику, но что он не преминет явиться к нему с почтением в первое удобное время. Халеф поблагодарил посланца, и все легли спать.

На следующий день визирь не являлся к Халефу. Прошло еще двое суток: визиря с почтением не видно! Халеф хотел прогуляться верхом по городу: ему не дали лошади под разными предлогами, и один из комнатных слуг его заметил со страхом, что у подъезда и у ворот дворца поставлены сильные караулы. Слуга донес об этом раздосадованному ширван-шаху, и Халеф только тогда начал догадываться, что он в плену у своих покровителей.

Фузул-Агу и приехавших с ним чиновников, которые жили в городе, не велено было пускать во дворец. Но бородобрей пробрался ночью через сад в кухню и неожиданно предстал перед своим повелителем.

— Я жертва падишаха, убежища мира, — сказал он торопливо и дрожащим голосом, — но вам непременно нужно сейчас поменяться лицом с кем-нибудь и бежать отсюда!.. Знаете ли, что эти нечистые собаки, турки, хотят с вами сделать? Они послезавтра отправляют вас на поклонение святым местам в Мекку и Медину; оттуда повезут вас в Мыср, Египет, или в Хабеш, Абиссинию, и запрут где-нибудь в крепость на всю жизнь. Так приказал Головорез. Священный караван и платье благочестивого путника, хаджи, для вас уже почти готовы. Сегодня посланы повеления ко всем войскам продолжать совокупное движение к Шемахе; завтра на заре происходит у визиря военный совет, и в полдень все они уезжают отсюда, а вас послезавтра посадят на лошадь в полосатом играме, и — мир с вами! — кланяйтесь от них Каабе и гробнице пророка!^{122} — Не бывать вам уже, падишах, на ширванском престоле!.. Ваше благословенное царство велено присоединить к Турции. В Грузии, в Кахетии, в Шамшадиле, в Карабаге, во всех областях, которые эти сыны шайтана заняли, повсюду назначены турецкие паши и турки заводят свой порядок. Взяв Шемаху, они объявят, что вы спасение души и вечное блаженство предпочли хлопотам и суете земной власти, и в вашей столице посадят тоже турецкого бейлербея. Валлах! биллях! — ей-ей! все, что я говорю, так же верно, как то, что Фузул-Ага — последний из рабов ваших и прах священных туфлей падишаха, убежища мира! Я все узнал. Слава Аллаху, у нас есть кусок усердия для пользы службы нашего ширван-шаха, да не уменьшится никогда тень его!.. Я знаю также, что светлейшую султаншу велено после вашего отъезда отправить в Стамбул на благоусмотрение Головореза — проклятие на его бороду!.. Тут нечего долго думать, падишах. Решайтесь! Рабы ваши спасут свою тень Аллаха на земле! Наши головы — выкуп за вашу голову!

Халеф был мужественный человек. Он не смутился среди нечаянной опасности. Помолчав немного и подумав, он спокойно спросил бородобрея, что такое придумали они против новой беды.

— Что ж нам придумать? — отвечал Фузул-Ага. — Светлейшую султаншу я сейчас беру с собою: пусть она поскорее укладывает свои дорогие вещи. Мы, по милости Аллаха, нашли для ней такое убежище, что и сам отец безмозглых турок никогда не догадается, куда она скрылась. Наш старый мулла приехал сюда вчера из Шуши и устроил это дело со здешним муфтием: старый мулла — человек!.. истинный человек!.. у него в мозгу есть кусок ума!.. Он-то открыл в садовой стене и тайный ход, который турки забыли занять караулом. Мы с султаншей уйдем этим путем. Вам нельзя: мост на канале снят, и вы не попадете в аквенгское ущелье, где для вас приготовлены лошади. Вам надо выйти в парадные ворота дворца. Я хорошо подметил лицо одного паши, который ростом и толщиною очень схож с вами, и принес с собою сткляночку раствору: вы поменяетесь с ним лицом, слуга засветит вот этот фонарь и понесет перед вами, и вы важно сойдете с крыльца. Караул вас пропустит. Когда выйдете из ворот, поверните вправо и ступайте прямо к кладбищу. Там между кипарисами ожидают наши. Мы разойдемся здесь в одно время.

Постельничему надо приказать, чтобы ваши люди не выходили из комнат весь завтрашний день и не делали никакого шуму. Пока турки спохватятся, что вас здесь нет, вы уже будете в Нахичеване. А оттуда поезжайте в Ленкоран: мы все там соберемся, найдем судно и поплывем в Астрахань; там мусульмане хорошо примут нас.

— Быть по-твоему, мой верный Фузул-Ага! — сказал Халеф. — Делать нечего! Аллах велик!.. Но чье же лицо подметил ты для меня? Кому из пашей хочешь отдать это проклятое лицо, которое у меня?

— Кому же как не Мустафе-Паше! — беззаботно отвечал бородобрей. — Откуда мне взять другого пашу?.. Он почти каждую ночь выходит с фонарем для осмотра караулов: так это и очень кстати… Пусть же верховный визирь Головореза поносится с поганою харею самозванца! Он, говорят, не верит, чтобы возможно было лишиться своего лица и получить чужое: теперь испытает на себе… Бисмиллях! — во имя Аллаха!.. Снимите шапку, государь.