Изменить стиль страницы

Естественно, что и в быт, в отношения со своей семьей Кураев добра не вносит. В спор с Кураевым отважно вступает влюбленная в него девушка: «Ты на работе «от» и «до», а Пегов почти всегда уходит в потемках». Горячо и самозабвенно пытается Нюра доказать Кураеву его неправоту в оценке рабочих.

Пейзажные зарисовки составляют лучшие страницы повести, рисующей неповторимую и величественную красоту уральского края с его синими озерами, высокими соснами, отраженными в зеркале озер, и горами, устремленными вдаль.

Композиция повести «Такая длинная ночь» необычна. Главы названы так: «Километр первый», «Километр второй». Километры, которые одолевает девушка в кромешной тьме к своему возлюбленному, ожидающему ее у далекого озера. В воспоминаниях Нюры предстает перед нами вся ее жизнь. Такое построение обусловлено стремлением исследовать характер изнутри.

Эта тенденция находит развитие в повести «Под гитару» (В кн. «Белая мель», М.: Современник, 1976 г.), выделяющейся среди других произведений динамическим сюжетом, острым социальным конфликтом, темой откола человека от мира и гибелью его на пути возрождения.

Но не детективная сторона в первую очередь интересует писательницу, а судьба рабочего парня, становление его характера под влиянием коллектива, мотивы поступков.

Что заставило солдата-охранника, рискуя жизнью, спасать Зубакина, увязнувшего в трясине, и бороться за его будущее? Каким чувством руководствовался Зубакин, принимая удар на себя? Почему один из монтажников, не раздумывая, бросился защищать Виктора, а другой смалодушничал и остался в стороне?

На высокой лирической ноте звучит в повести тема матери. Вот после десятилетней разлуки с домом приходит Зубакин на пустырь, оставшийся от поселка. Всю дорогу мечтал он, как обнимет мать за худенькие плечи и подарит ей шаль. Стайка искривленных березок у материнского дома, память о матери, ушедшей из жизни, так и не дождавшись единственного сына, — вот что постоянно тревожит совесть Зубакина.

В последний миг жизни Виктору привиделся солнечный день, «как идут они с Моховым по цветистому прилужью Тобола, как вдруг широко открывается вид на взгорок, на розовую кипень цветущего сада. А навстречу бегут маленькая светловолосая девочка и большая серая собака. У девочки круглые синие глаза. Она бежит по лугу, по белым ромашкам и звонко смеется».

Заветная тема Прокопьевой — тема последствий войны. Это тот жизненный материал, который дает человечность и доброту, это те впечатления детских лет, которые не забудутся никогда.

Рассказы «Гостья», «Доски для баньки», повесть «Звереныш» правдиво передают приметы послевоенного быта.

Емкий и мобильный жанр рассказа позволяет через одно событие, одну острую ситуацию раскрыть жизнь человека в ее прошлом, настоящем и будущем. В этом убеждает рассказ «Гостья». Он лаконичен, конфликтен, подкупает нерецептурным, недосказанным финалом, дающим простор для домысливания.

Действие развертывается на берегу озера, где смутно вырисовываются очертания синих гор. Когда-то Костя Телегин рыбачил здесь с отцом, сейчас пребывание на озере стало его единственной радостью и утешением. Ситуация взята исключительная: инвалида войны с двумя маленькими детьми бросила жена. О военной жизни героя говорится очень скупо, но обращает на себя внимание такая деталь: Костя не бросил пулемет, выходя из окружения, а волок его с собой. Умение выстоять, не поддаваться угрозам трудных обстоятельств сохранил в себе бывший фронтовик на всю жизнь.

К Косте Телегину, теперь уже деду, приезжает жена, уставшая от легкой жизни.

Смысл рассказа в том, что физически искалеченный войной человек оказывается способным вернуть нравственные силы той, которая растеряла себя в жизни.

Но в рассказе нет идиллического конца. «Наездилась, нажилась», — сама о себе с презрением говорит «гостья». Может быть, она поняла, насколько низко пала в глазах людей, и остаться с Костей значило для нее — остаться наедине со своей больной совестью. Уж лучше было не видеть постоянного укора в глазах безногого мужа и дочери, которая никогда не простит матери измены. И «гостья» решает во второй раз покинуть родной дом, надеясь убежать теперь от самой себя.

Проникновение в женский характер — стихия Прокопьевой. Если Лиюшка, Нюра сдают экзамен на зрелость в обстановке мирного труда рабочего коллектива, то в повести «Звереныш» женский характер проверяется испытаниями военных лет.

Женщина и война. Детство и война. Более несовместимых понятий не может быть. Такова авторская мысль, направляющая развитие сюжета.

Одна из тяжелых примет военного времени — дети, лишенные детства, их раннее повзросление. Прокопьева создает психологически правдивый образ девочки Лидки, только еще вступающей в жизнь. Один из лучших эпизодов повести — сцена с литовкой. Лидке сосед сделал литовку по ее росту, и вот она, как взрослая, спешит накосить свой стожок сена для любимицы семьи — Маруськи и ее теленочка. Косит неумело, но с самозабвением, по-хозяйски, как взрослая, а на косьбу с завистью смотрят двое соседских малышей, которые и литовку-то в руках еще не могут удержать.

Подобная сцена традиционна в современной литературе. Достаточно вспомнить роман Ф. Абрамова «Пряслины», где вместе с кормильцем Михаилом впервые выходят на покос, как на праздник, младшие братья и сестры. И тем не менее в повести Прокопьевой строки эти воспринимаются свежо, жизненно. В них отчетливо отражается народная основа характера.

Лейтмотивом проходит в «Звереныше» тема доброты, взаимной помощи. Именно эта взаимная духовная поддержка помогла Лидкиной матери и ее соседкам выстоять в годы войны.

На пути Лидки встречаются и такие, как «счетоводиха», оклеветавшая их, и падкий на солдатских вдов Герасим, отказавший в помощи в трудную минуту, и «тетенька» из района, которая так больно ранила детскую душу. Но не они определяли течение жизни. Им оказывали противодействие все понимающая многострадальная «мамка», учительница Мария Кондратьевна, соседка Палаша и многие другие.

События в «Звереныше» даются в восприятии Лидки, вместе с тем автор постоянно вносит свои коррективы в оценки действительности. Даны в меру и оправданы характером просторечья, свидетельствующие о знании Прокопьевой народного языка, умении отобрать наиболее необходимые речевые средства. Очень точно передает Прокопьева раннее повзросление девочки, почти ребенка. Лидка рассуждает как умудренная жизнью старушка, вместе с тем в эти взрослые речи постоянно врываются непосредственные детские интонации.

«— Здрасьте, Мария Кондратьевна! А я уже туто-ка, — с готовностью говорит Лидка. — Я вашу Лучинушку тоже пригоню, вы не беспокойтесь. Мамка мне сказала, что у вас женское недомогание и что вас надо беречь...

— Спасибо, Лида, спасибо... Ну, а ты как живешь?

— Ой, и не говорите, — всплеснула рукой Лидка. — Без слез и не расскажешь...

— Да что так?

— Как что: Маруська, паразитка, не обгулялась, Фекле хвост собака отцапнула, у мамки то и дело ноги болят, а тут сена дадут ли косить — прямо беда. Да еще стайка у Маруськи разваливается, как бы зимой волки не задавили нашу кормилицу...»

Еще приведем одну характерную сцену. В ней подробно рассказывается о том, как голодные ребятишки во главе с самой отчаянной из них — Лидкой стащили бидончик сгущенного молока со склада завода и припрятали его в вересковой яме. А когда пришли за своим сокровищем, оказалось, что сгущенку раскопали и съели собаки. И что же дети? Один, самый маленький, замахнулся камнем, но Лидка останавливает его и говорит: «Не тронь собак. Они тоже есть хочут».

В повести «Белая мель» (М.: Современник, 1976 г.) снова современная жизнь. Но герой ее — начальник цеха Петунин не повторяет Пегова («Такая длинная ночь»). Вот как Петунин реагировал на трагическое известие о каменщике Веревкине, получившем серьезную травму. Первая мысль «сколько ж у них детей?» долго не задержалась в его сознании. Он стал в свое оправдание утомительно думать о том, как разбирать причину аварии, как объясняться с женой Веревкина. Характерно, что и друг Петунина Спирин, о котором сообщается как о перспективном мастере-рационализаторе, хладнокровно бросает в утешение: «Травма? Ну, так и что, такая наша работа...» И ни слова о человеке. Ни слова о самом деле. Все воспринимается с точки зрения собственного благополучия. В тридцать лет — такое равнодушие, такая усталость от жизни!