— Их так много, где же они ночевать будут?

Тетя Настя, первая заводила в деревне, подначила:

— У кого дом попросторнее — тем побольше гостей дадут. Я вот пятерых взяла. Если уж всех не разместят, тебе тоже придется кое-кого взять.

— А что, мы с внуком и на печи уместимся. Почитай, весь дом пустует, пожалуйста, с хлебом-солью встретим, — и она торопливо засобиралась домой...

Утром, разбудив меня, пожаловалась:

— Не пришли ведь артисты, в тесноте, чай, несподручно было ночевать.

— Да что ты, бабуля! Это же Москва передает, — сказал я, — с помощью радиоволн.

Я умылся и прошел в горницу. Стол, лавки были завалены пирогами, шаньгами и всякой стряпней — угощением для артистов.

Вечером бабушка сама повела меня к дяде Саше. Как только включили телевизор, вчерашняя дикторша после приветствия сообщила программу, а бабуся поздоровалась с ней и, сияя от счастья, воскликнула: «Надо же, узнала ведь меня!»...

Бабушка с удивлением оглядывала квартиру. Не спеша обошла все комнаты. Каждый предмет немецкого гарнитура ощупала, осмотрела со всех сторон. Ковры и дорожки гладила, отворачивая их, осмотрела обратную сторону. Не оставила без внимания и постели.

...После ужина бабуля засуетилась и, подозвав меня, тихо спросила: «Далеко у вас отхожее место?»

— Что это? — спросил я.

Не совсем вразумительно она начала объяснять, но я понял и, открыв дверь туалета, сказал, что это здесь.

Она внимательно ощупала все приспособления, а затем, серьезно посмотрев на меня, нетерпеливо проговорила:

— Ты не шути, а то ведь я могу и опоздать.

— Да, бабушка, честное пионерское, вот сюда, — показал я на унитаз, — а потом вот так — смывать.

— Ты что, дружок, разве можно такую посудину поганить, чай, разыгрываешь меня?

И только тут я сообразил, что бабушка, возможно, впервые в благоустроенной квартире.

Она еще раз недоверчиво все оглядела, трогая цепочку сливного бачка, и сказала отрешенно:

— Ладно, закрой дверь...

Ванную она тоже долго осматривала. Наконец, глубоко вздохнув, изрекла: «Какая благодать, аллах еще не совсем отвернулся от нас!»

Искусство, культура

Олег Широков

ДЕНЬ С ДОЖДЕМ

Моросил дождь. По крутой деревянной лестнице я поднялся на монастырскую стену с внутренней стороны. Уже не в первый раз смотрю я отсюда на город Далматово, на монастырь — великолепный памятник архитектуры XVIII века, который находится в самом центре и виден из любой точки городка.

Далматово — архитектурный феномен. Он мало изучен и редко кого интересует, поскольку сам памятник находится в запущенном состоянии. Однако нетрудно признать Далматовский Успенский монастырь выдающимся историко-архитектурным явлением на Урале. Для этого нужно всего лишь один раз побывать в старинном городе Далматово, который находится в Курганской области, неподалеку от города Шадринска.

Сейчас старый Далматов монастырь жемчужно-серый. Смоченные дождем древние сторожевые башни и зубчатые монастырские стены, часовня, собор, церковь удивительных пропорций находятся в окружении влажной зелени кленов и берез: свежий аромат весны и мягкий шум дождя — все это будто ведет меня к желанной встрече с чем-то родным, таким далеким и таким близким.

Я, конечно, не боюсь показаться вам смешным и скажу, что монастырь стал для меня уже чем-то живым и одухотворенным. Я приезжаю сюда, как к старому другу, живу и работаю с ним вместе, и прощаюсь, чтобы снова вернуться.

Живу и работаю с ним вместе, — это почти на самом деле так и есть.

На территории монастыря в настоящее время находится машиностроительный завод, организованный летом 1945 года. Стены архитектурного памятника стали естественной промышленной оградой, монастырские кельи — крышей сборочному цеху. Успенский собор с колокольней реконструирован в инструментальный участок, в церкви Всех Скорбящих расположен центральный заводской склад. Доступ туристов на территорию завода запрещен, но с внешней стороны все-таки можно рассмотреть стены монастыря и парк, живописно окружающий крыши собора и церкви. Верхние части собора, колокольни и церкви утрачены. Их разобрали при строительстве завода. Кирпич был «драгоценностью»; полученный таким хитроумным способом, пошел на строительство энергоцеха, котельной, заводской трубы и водонапорной башни. Они «присоединились» к силуэту монастыря. Может быть, это и к лучшему — существующая котельная и энергоцех дают сейчас тепло и свет центральным районам города...

Я не успел сказать вам, я занимаюсь реконструкцией монастыря, а теперь уже завода по выпуску изделий для молочной промышленности, под историко-архитектурный заповедник республиканского значения. К этой работе я шел мучительно долго, сомневался в ее результатах, давно начал, будучи студентом третьего курса архитектурного института.

Наш проректор по научной работе Геннадий Сергеевич Заикин внедрял в процесс обучения студентов архитектурному ремеслу совершенно новые принципы. Его программа охватывала исторические и архитектурные памятники в городах Урала и называлась «Каменный Пояс». Мы начали изучать не абстрактные модели городов из книг, а уральский материал, можно сказать, свой «Суздаль», с той лишь разницей, что «Суздаль» — явление достаточно ухоженное и защищенное. Всегда для этого человека на первом месте была сама архитектура, а потом результат, успех или провал.

Мой плащ промок до нитки. Я спустился вниз с монастырской стены, прошел мимо площадки, на ней стояла готовая продукция завода — алюминиевые цистерны для молока. Успенский собор остался справа — колокольня стоит не обвенчанная. Я подошел к юго-восточной сторожевой башне, открыл старинным ключом дверь.

Здесь находится моя мастерская. Внизу я клею макеты, занимаюсь обмерными чертежами, рисую, читаю рукописные монастырские летописи. На втором ярусе отдыхаю и принимаю гостей. Эта башня «восьмерик» на «четверике». Она завершена огромным восьмигранным кирпичным шатром с «кокошниками» для водоотвода, обрамлена затейливым орнаментом. На оголовке шатра окна для вентиляции со свинцовыми «дверьками». Одна из них открыта, и видно серое небо. На каждой грани стены бойницы, около стоят пушки, изъеденные ржавчиной. В бойницу залетели голуби и сели на растяжки, которые гасят распор в стенах. Тихо воркуют.

Когда смотришь вниз на город, видишь монастырь, крепостной вал, образованный оврагом, излучину реки, людей, спешащих по делам и уходящих в дождь, вспоминаешь добрую примету: дело, начатое в дождь, будет счастливым.

Может быть, вот так же, думаю я, стоял здесь в дозоре монах или стрелец.

В системе городов-крепостей, охранявших восточные границы государства Российского, существовала Северная оборонительная линия. Она проходила по городам Тобольск, Далматово, Оренбург.

В 1644 году на урочище Белое Городище пришел из Невьянского монастыря «преподобный инок», монах Далмат — Дмитрий Иванович Мокринский (1595—1697 гг.). Он построил в глубине оврага у ключа часовню и основал здесь монастырь, обитель особо набожных людей, посвятивших себя посту и молитвам.

Белое Городище принадлежало богатому татарскому мурзе Илигею, который отдавал его в аренду русским жителям-ирбитцам Королеву и Шипицыным. Они промышляли охотой и рыбалкой, уступая часть добычи мурзе. Благодаря хитрости и упорству Далмата, Белое Городище с окрестными землями было отдано монастырю. В постоянных кровавых стычках с мурзой строилась Слобода Служняя, в центре которой стояла Никольская церковь. В 1659 году «грамотой» царя Алексея были утверждены права монастыря на владение землей. С тех пор Далматов монастырь стал полным и безраздельным собственником громадной территории на 60 верст в длину и 30 верст в ширину. На монастырских землях были прекрасные леса, плодородные черноземные участки, сенокосные, хмелевые и другие угодья. Их обрабатывали крестьяне. Но рабочих рук не хватало. Слухи о новом монастыре проникли далеко за Урал. По глухим лесным тропам, рискуя попасть в плен к кочевникам, которые обменивали русский люд на меха и скот, шли сюда крестьяне-переселенцы, в основном с севера Европейской части России. Эти люди искали здесь ту свободу, которая грезилась им на неизведанной земле. Некоторые из них оставались здесь, заключали с монахами так называемые «рядные записи», своеобразную экономическую и морально-нравственную повинность.