Изменить стиль страницы

Лейтенант Валентин Каширин — старший брат Алексея — с двадцать второго июня был в огне сражений. Не раз его танк прошивали стальные болванки бронебойных снарядов, языки пламени лизали могучее тело «тридцатьчетверки», но каширинская машина по-прежнему оставалась в строю. В одном из боев Валентин получил тяжелую рану и попал с фронта в далекий тыловой госпиталь.

Тогда же сумел досрочно призваться в армию и Константин. Его направили не куда-нибудь, а в осажденный Ленинград, к бойцам морской пехоты. Константин поспешил поделиться радостью с братом Валентином. Но письмо вернулось назад с пометкой «адресат выбыл». Валентина не стало. Уехав после госпиталя на фронт, он пал смертью храбрых в первом же бою. Тяжело переживала семья гибель Валентина. Алексей завидовал Константину — у того в руках оружие, он может мстить за брата по всем правилам. А что делать ему в тылу?..

Алексей оставил школу, за зиму выучился специальностям кузнеца и шорника, весь отдался работе. Но как ни уставал за день, как ни выбивался из сил в кузне, трудясь за двоих, за троих, все считал — это мелочи. «Там пожарче», — говаривал он часто, мечтая как можно скорее попасть на фронт.

Солдатская страда началась для него еще до того, как надел на себя гимнастерку. Алексей проходил подготовку во всевобуче. По десять-двенадцать часов отрабатывал парнишка в кузне, а после, не отдыхая, шел учиться военному делу. Вот приписное свидетельство допризывника Алексея Каширина. В нем торопливой рукой записано:

«Прошел 110 часов по общей программе всевобуча и 80 часов по программе бойца-минометчика».

Легко ли такое?

— Ерунда, — подбадривал дружков Алексей. — Над нами пули не свищут. А пот — не кровь…

2 июня 1943 года Алеше исполнилось семнадцать лет, а в ноябре покатил на розвальнях вместе с товарищами-одногодками на призывной пункт. Время было суровое, но шутки не позабылись, не позабылись и песни:

— Эх, как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы
И обнять любимую свою…

неслось по степи. Любимую! А была ли она у Алексея? Не ходил он по селу с гармошкой, не рвал черемуху для подружки, не просиживал ни с кем при луне в ивняке у пруда. Потому и писал потом с фронта: «Привет всем девчонкам» — и только. Лишь однажды на самом краешке солдатского треугольника несмело вывел: «Привет Марусе». А была та Маруся всего-навсего соседкой. Ничего не говорил, ничего не обещал ей Алексей при расставании. Да вот вспомнил. А может, то просто была тоска по родным с детства людям? Как знать?..

А пока сани мчались и мчались. После долго стучали колеса теплушки, мелькали за дверьми полустанки. И летели обратно, до дому письма. Вот одно из них:

«Доехали хорошо. Выдали продукты: сухари, сахар, сало-шпиг, консервы. Ну, ладно, это все ерунда. Прибыли на место. Кругом лес. Много землянок. Вот и все наше расположение».

…Номер полевой почты третьего своего сына Иван Васильевич Каширин успел заучить на память, но с ответом не спешил. Трудно было решиться сообщить о горе. Но, пораздумав, сказал жене:

— Слушай, мать, Алексей — солдат теперь. Правду перед ним скрывать незачем. Выдюжит…

«Лешенька, — сообщил вскоре отец, — потеряли мы Валентина, а теперь и от Кости получили обратно семьдесят рублей, письма все наши и фотокарточки. Товарищи его прислали. Пропал он без вести, из разведки не вернулся…»

Дальше глаза уже ничего не видели. Строчки письма пропали, поблекли… Понял тогда Алексей, что в старшие сыновья вышел, что один теперь должен отплатить врагам за братьев своих.

…Но нет, жив остался Костя.

Их было шестеро. Им было поручено разведать позицию тяжелой батареи гитлеровцев, чьи орудия били снарядами по Ленинграду. На седьмой день боевого задания разведчики нащупали важную цель и вызвали огонь нашей артиллерии. Константин Каширин точно корректировал стрельбу на подавление.

Всполошились фашисты и вскоре запеленговали рацию разведчиков. В облаву по лесу бросились солдаты с овчарками и два броневика.

Четверых друзей Каширина враги настигли в первый же день погони. Костя с радистом ушел. Товарищ был ранен. Трое суток нес его на себе Константин, да не дотянул до своих. Скончался друг. Закопал Каширин его в воронке, в которой заночевали вместе в последний раз, и пошел пробиваться один.

Восемнадцать суток пробыл Каширин в тылу врага, восемнадцать суток караулила его смерть, да не дался ей разведчик морской пехоты. Поохотились за ним гитлеровцы и при переходе линии фронта. Били из минометов, строчили автоматными очередями. Метался боец из стороны в сторону, делал короткие перебежки, пропадал среди кочек замерзшего болота. А перед нашими окопами слег окончательно.

Красноармейцы подползли к нему. С ними был фельдшер. Припав к груди бойца, обрадовал всех: «Жив, но истощен до крайности. И как только сил у него хватило!» Три дня пролежал боец в беспамятстве в штабном блиндаже. Документов при нем не было никаких, кто таков, установить не удалось. Наконец, очнувшись, назвался сам:

— Сержант Каширин. Разведчик артиллерии морской пехоты…

Генерал сразу же связался с моряками.

— Каширин? — ответили те. — Наш! А мы считали…

— Не считайте, — проговорил генерал. — Жив и будет жить.

Быстро дошла счастливая весточка и до Алексея. Отозвался по-военному сдержанно:

«Рад за Костю. Рад, что он получил вторую награду. Получит и третью. Это уж точно… Мы учимся на сержантов. Скорей бы уж…»

„НАХОЖУСЬ НА ПЕРЕДОВОЙ“

Последняя остановка. Дальше поездам хода нет. Полотно железной дороги впереди разорвано линией фронта. Новички высыпали из теплушек на прифронтовую землю.

Молодых сержантов вышел встречать сам командир части. Беседовал недолго. Ночью наступательный бой. В нем новичкам принимать боевое крещение. Зачитан приказ, кто куда и на какие должности назначен.

Алексей старался держаться как бывалый солдат. Перед выходом на передовую его «атаковал» работник дивизионной газеты и заставил написать несколько слов для очередного номера.

«Завтра иду в бой, — твердым почерком вывел Каширин. — Буду драться с врагом так, как повелевает Отчизна — мужественно, стойко, не зная страха».

…Наступление прошло успешно. Часть с ходу овладела крупным населенным пунктом. В нескольких скупых строчках Алексей писал родным о себе:

«Нахожусь на передовой. Наступали. Взяли город П. Получили благодарность Верховного Главнокомандующего», —

вот и все, что могли узнать родные о первом его бое. А ведь именно тогда и подружилась с ним боевая слава.

…Стреляя на ходу из пулемета, Каширин шел в первых рядах атакующих. За деревней Ауце гитлеровцы оказали упорное сопротивление, а потом перешли в контратаку. На позицию Алексея и его товарищей двигался взвод автоматчиков. Не дрогнул новичок-пулеметчик. Выждав, когда гитлеровцы приблизились, открыл огонь наверняка. Удар оказался ощутимый, и фашисты, теряя убитых, повернули назад.

— Бить фашистов, как Каширин! — крикнул по цепи коммунист Шарапов, и рота поднялась, погнала врага дальше…

Второе письмо с фронта оказалось более подробным.

«Папанька, — писал Алексей, — мы отрезали фашистов и сейчас добиваем их, сжимаем все у́же и у́же вокруг их горла стальное кольцо окружения. Придет час, когда последний фриц задохнется в нашем кольце».

Смелость, инициатива Каширина сразу были замечены командирами. Ему стали доверять сложные задания. Однажды Алексея назначили в состав штурмовой группы.

Задача предстояла трудная. Нужно было блокировать дом, где засели гитлеровцы, и выкурить их оттуда… Ползли вперед по-пластунски, тщательно маскируясь. Алексею поручено выдвинуться к дому с тыла. Он полз по промерзшей земле и обливался потом. Но сердце не екало боязливо. Каширин отыскивал глазами кочку за кочкой и, укрываясь за ними, пробирался все дальше и дальше.