Постепенно Азизов познакомился с солдатами дивизиона. Не все знали о его прошлом. Через какое-то время Азизова начали поддерживать и другие земляки, даже подружились с ним. Это было, безусловно, приятно Азизову, тем более после стольких месяцев унижений и гонений. И то, что он оказался вновь вместе с Мардановым, его тоже радовало. Здесь и командование отнеслось к Азизову лучше: они обратили внимание на то, что он закончил один курс университета и назначили его, как Марданова, в техническую батарею. В отличие от стартовой батареи здесь мучиться с техникой, обслуживать ее не приходилось. Ему дали один угол в кабине, где кроме него сидели еще два офицера и один младший сержант–туркмен Дурдугельдиев. Этот парень, окончив до армии техникум по какой-то технической части, прекрасно разбирался в своей работе. Подобного ожидали от Азизова, но он не справился. Единственно, что он понял, это как определять координаты приближающегося самолета на экране осциллографа и сообщать о них. Там было очень много других технических задач, освоить которые Азизову оказалось не под силу как человеку, никогда не проявлявшему особенного интереса, да и способностей к технике.

Вскоре в дивизион прибыло пополнение. Это были молодые солдаты, которые ровно служили на год меньше, чем Азизов. Среди них оказалось два азербайджанца, которые тут же получили поддержку от Ахмедова и Мовсумова, считающихся самыми уважаемыми среди их земляков. Марданов был еще новеньким в дивизионе, хотя уже заслужил уважение. Что касалось Азизова, то он был против того, чтобы молодых, только, что прибывших солдат поддерживали земляки или кто-нибудь еще, чтобы они чувствовали себя сразу довольно комфортно. Была бы его воля, Азизов придерживался тех правил, которые делили солдат только по сроку службы. Теперь наступал ответственный момент: нужно было вести себя как настоящий старослужащий. Для Азизова примером оставалось поведение тех старослужащих, в руках которых он оказался, будучи высланным из полка. Он настаивал на том, что срок службы является основным условием для определения положения солдата в дивизионе. Ахмедов, Мовсумов, Дурдугельдыев придерживались того же мнения, только они были за то, чтобы если среди молодых оказывался земляк какого-то старослужащего, то он был вправе его защищать. Азизов считал и такой подход несправедливым: как же так, если кто-то уже год или полтора прослужил, терпел все тяготы службы, а теперь кое-кто из молодых может благодаря своим землякам быть с ним наравне. Нет, каждый должен хлебнуть свою порцию, получить все, что положено. Однажды Ахмедов избил одного солдата, прослужившего год, только из-за того, что он поднял руку на одного из молодых азербайджанцев. Его бы воля, Азизов заступился бы за этого парня, одного с ним призыва, но побоялся вызвать гнев «мужественного» Ахмедова. Одного с Азизовым призыва ростовчанин Чельнов выступил тоже за поддержку землячества. Для него земляками были все выходцы из ростовской области, и он грудью защищал их от свирепых русских, азербайджанцев, туркмен и казахов. Азизову пришлось с таким положением дел согласиться.

После увольнения последнего солдата, отслужившего свои два года, особенно остро встал вопрос о «воспитании» молодежи. Азизов горел желанием быстрее их научить «правильной» службе. А это означало, что за него, если он стоял дневальным или дежурил по кухне, должны были мыть полы и посуду вновь прибывшие молодые солдаты. Как-то будучи в наряде по кухне он поймал двух узбеков, прогуливающихся по двору, и завел в посудомойку. Одному он приказал мыть за него полы, другому посуду. Это было время, когда перед заступлением в наряд эти молодые солдаты должны были отдыхать. Оба дружно отказались выполнить его требование. Тогда Азизов ударил высокого в челюсть, а другого ногой в живот. Он продолжал их бить, хотя молодые солдаты давно уже были согласны выполнить его требования. Они быстренько все помыли, почистили, после чего Азизов отпустил их.

Теперь, если Азизов вступал в кухонный наряд или стоял дневальным, молодежи было несдобровать. Он не только заставлял выполнять их работу за себя, но, часто и избивал их просто так, ради удовольствия. О нем пошла слава мучителя молодых солдат: никто их столько не избивал, не заставлял работать за себя, как он. Однажды случилось нечто, чего он не ожидал. Один из молодых русских солдат, которого Азизов жестоко избивал, дал ему отпор. Это произошло так: когда Азизов стоял дневальным вместе с Мардановым, он поймал этого солдата на улице и привел в столовую, чтобы тот вымыл полы. Пока он работал, Азизов решил еще поиздеваться над молодым солдатом. Пока тот, стоя на коленях, мыл полы, Азизов начал бить его по голове кулаком, а когда тот оборачивался, кричал на него:

– Работай, подлая тварь, не останавливайся, а то хуже будет.

Потом Азизов начал бить его еще стоя, отрабатывая удар в солнечное сплетение, как это делал с ним когда-то Касымов. Потом он хотел еще поизмываться над ним, как это любил делать Батизату, играя перед избиением со своей жертвой, как кот с мышкой. Так он нанес парню несколько легких пощечин по лицу. Но вдруг в какой-то момент молодой солдат перехватил его руку, отодвинул в сторону и другой рукой нанес по его губам мощный удар. Азизов был сильно ошарашен. Этот молодой солдат оказался сильным, хотя телосложения был на вид не крепкого. Азизов ощутил во рту знакомый вкус крови, и почему-то это сняло с него напряжение и страх. Ну, хорошо, теперь он этому молодому покажет. Он был готов принять вызов, брошенный ему молодым солдатом: сражаться на равных. Никогда прежде он не чувствовал в себе такого раскрепощения, такой силы и бесстрашия. Прежние обиды, унижения, незнакомое чувство ярости – все взыграло в нем сейчас. Он был готов разорвать этого солдата на куски. Тут Азизов оглянулся на всякий случай: за окном строился развод для заступающих в наряд и караул. Руководящий разводом офицер стоял к нему спиной, а солдаты лицом. Тут что-то остановило Азизова. Он сейчас мог бы запросто попасться: стоящие в строю солдаты не могли не заметить драки внутри столовой и не обратить на это внимание офицера. Тогда это могло бы закончиться для Азизова трибуналом. Он сумел сохранить долю здравого смысла, чтобы понять это и не лезть на рожон. А молодой солдат, стоящий все еще в углу, внимательно смотрел ему в глаза с таким выражением, будто готов теперь на все и ни перед чем не остановится. Наверняка он почувствовал настроение старослужащего. Но он понял также, что что-то сдерживает Азизова. Он ударил по окровавленным губам Азизова еще раз, кровь пошла сильнее. После этого молодой солдат бросил щетку и покинул столовую.

Марданов заметил состояние Азизова, когда он вышел вслед за молодым солдатом в коридор: кровь уже остановилась, но ее следы остались на губах. Азизов рассказал ему все, как было, только сказал, что молодой солдат ударил его щеткой, которой он мыл полы. Марданов успел это быстро передать Ахмедову и Мовсумову. А те быстро нашли того молодого солдата и, отведя его в туалет, хорошенько избили. Но Азизову от этого лучше не стало. Ночью он сам поднял взбунтовавшего «шнурка», чтобы самому наказать его еще раз. Но сейчас он не почувствовал в себе того прилива силы и смелости, что были у него днем, поэтому только спросил:

– Ты на кого руку поднял, «шнурок»?

Молодой солдат весь трясся от страха, наверное, он уже пожалел, что рискнул на сопротивление и ждал новых избиений. Только Азизов не стал его бить, просто не захотелось.

Возможно, об этом инциденте узнали и другие солдаты. Спустя несколько месяцев, когда Азизов уже нес преимущественно караульную службу, еще один из молодых солдат вступил с ним в спор. Он заявил ему, что если бы не поддержка Азизова земляками, то он бы спокойно справился с ним в честном бою. Причем сказано это было при свидетеле, который по идее должен был быть на стороне Азизова по сроку службы. Но тот никак не среагировал, это очень задело Азизова.

– Хорошо, хочешь со мной поговорить один на один, как мужчина с мужчиной, да? – спросил он молодого солдата.