— Дела, только дела, любовь моя.

Омега вернулся и начал откланиваться, чтобы уйти.

— Я отправляюсь завтра в Канны, — сказал я мягко, но внушительно Жози: — Тебе придется побыть одной в отеле.

Она мгновенно удивленно вскинула глаза, но так как большая часть жизни протекала перед ней как в сказке, она безропотно согласилась.

— В таком случае я подремлю на балконе, чтобы загореть. Когда я приеду загорелой, все просто сойдут с ума. Они всегда хвастаются, если возвращаются оттуда, где много солнца.

Краем глаз я видел, как генерал облизнулся, и подумал в утешение Жози, что старый генерал, возможно, будет лучше смотреться в постели, чем на полях сражений. Я подумал, что она не вполне понимала, что ее ожидает, и надеялся, что генерал успешно проведет операцию обольщения. Мне казалось, Жозефина не падка на стариков. Но, может быть, ему будет достаточно пролаять раз ее имя командным голосом, и она сдастся?

Я собрался уйти, поблагодарив генерала за его яркий рассказ и мысленно Господа, что достаточно разбирался в генералах бронетанковых войск, чтобы создать впечатление глубокого знания предмета. Я пообещал встретиться с ним, и он, видя во мне прилежного ученика, предложил оплатить наш счет.

Я тотчас согласился. Полагаю, к немалому его удивлению. И он ушел, отдав честь. Потом, ведя себя как всякий аморальный мужчина, я отправился бродить рука об руку по улицам со своей юной любовницей.

— Что мне делать с этой старой развалиной? — спросила она.

— О! Поторгуйся немного, повосхищайся немного его наградами, если он заявится в них. Слушай рассказы о его походах. Кстати, он говорит по-английски, поэтому у тебя не будет проблем с общением.

— Что-то вроде обработки пошлого клиента в агентстве? Подобная мысль пришла мне в голову, когда меня попросили приласкать старика.

— О да, дорогая, — солгал я, — все в точности как в агентстве.

Как-никак, а это старику-генералу придется бороться с приступом целомудрия у Жози, а не мне.

Мы миновали ворота, скрытые во тьме, когда из них вышел Риордан. Жози подпрыгнула.

— Это мой приятель, — сказал я, — можно подумать, что все мои приятели — враги.

— Это не слишком любезно, — промямлил этот ирландский кретин, попавшийся нам на пути и старающийся держать свои лапы подальше от колышущихся бедер Жози. Когда эта девица идет, можно сказать, что перекатываются по трамплину два мягких резиновых мяча.

— Вы утрясли кое-какие вещи? — спросил он.

Лично мне не хотелось жертвовать Жозефиной. Но я затылком чувствовал маленькое черное отверстие, готовое извергнуть пулю в любой момент. Если я не постараюсь убедить их, что работаю на британское правительство, VI Пи-Эн и прежде всего на Руперта Квина, у меня больше не будет случая доставить удовольствие Жози или кому бы то ни было. Надо заметить, что потеря значительная.

— Я дам тебе знать завтра, Риордан. Можешь давить на меня, но не стоит торопить.

Он исчез в ближайшем переулке, пробурчав, что увидит меня утром. Мы не прошли и пяти метров, как невесть откуда появился японец, возможно, с ближайшей крыши, в духе Бэтмена.

— У тебя друзья во всех уголках мира, — сказала Жозефина, вздрогнув вновь.

Самура поклонился и присвистнул. Когда он заговорил, то оставил свой американский акцент и вернулся к японскому, как его изображают в Голливуде.

— Прекрасная дама не должна обращать никакого внимания на ничтожного японца. — Он вновь засюсюкал, пытаясь не рассмеяться. Им было действительно трудно в наши дни в стране Транзистории. — Ничтожный Самура имеет небольшое, но очень важное дело переговорить с почтенным белым господином.

— Единственное, что мы можем обсуждать, — сказал я, — с божественным сыном ветра, это час и место вашего харакири.

— Заткни пасть, крошка, — вымолвил он прежним тоном с гарвардским акцентом. — Подобные трюки стары с тех пор, как вы применили ядерную бомбу.

— Я увижу вашего коллегу ирландца, или, скорее, он встретится со мной утром. Во избежание повторений, почему бы вам просто не прийти одновременно с ним… Как бы вам не стукнуться лбами, следя за мной одновременно.

Падающий из окна свет отражался золотистыми бликами на его очках. Стекла действительно были очень сильными — это нужно запомнить. Какова бы ни была способность Самура в искусстве поединка, которое его страна экспортировала на весь мир, как и фотоаппараты, мотоциклы, танкеры на сотни тысяч тонн, без очков он беспомощен.

— Это я сделаю, Макальпин, — заверил он, удаляясь.

В тишине Жози не проронила ни слова до самого отеля.

Я чувствовал, как ее съедало любопытство. Когда мы наконец оказались в постели, ее прорвало…

— Что ты делаешь здесь на самом деле? На что ты и Риордан живете?.. Я думала, он простой поставщик наркотиков и паразитирует за счет социальной помощи?

В подобных случаях, если верить учебнику начинающего шпиона, необходимо пробормотать, что работаешь на министерство обороны, военное ведомство или комиссию по атомной энергетике, и твоя настоящая деятельность засекречена. Только таким образом можно обеспечить себе спокойствие и не подвергаться ежедневным проверкам твоих документов, доказательству, что ты ни банкрот, ни развратник. Но с тех пор как шпионаж вошел в моду, как фотография или дизайн, эта формула вызывает еще большее любопытство.

— Мы обделываем одно дельце, — ответил я.

— Нелегально?

— Не совсем, но кто знает… О таком не кричат на весь свет. Дело связано с валютой. Дыра в занавесе, установленном правительством вокруг страны.

Я подумал, что она не спросит больше ни о чем, и не ошибся. Все, касающееся финансов, было настолько выше ее понимания, что она даже не могла объяснить, что в действительности означает фунт стерлингов. Впрочем, даже многие респектабельные люди с титулами и «роллс-ройсами» зарабатывают на жизнь валютными операциями. Эта респектабельность, сам не знаю почему, начинала действовать мне на нервы.

Я должен был отказаться, экономя силы, но не знал, как это сделать. Я бы умер от тоски, зная, какой талант я оттолкнул.

На следующее утро я отправился к Иву. Начинался прекрасный день. Небо было чисто, Поль находился в кафе, занимаясь разборкой грязных салфеток. Я вошел сквозь перламутровые занавески.

— Ив встал? — спросил я.

Он сплюнул на землю. Это ужасно, до чего людей может довести зависть.

— Я здесь, — крикнул из кухни старый пират.

Я отправился туда, и мы предались церемонии приветствий: рукопожатие, объятия и все остальное. Можно подумать, что он наслышан о полученной мной в прошлом году сумме. Я перешел к делу прежде, чем он успел начать рассказ о вчерашних вечерних клиентах. Что они ели и с кем спали.

— Ив, у тебя есть пистолет?

Он среагировал так, будто я просил у него велосипед.

— Конечно, Филипп. В кой-какие вечера у меня бывает многовато денег. Мне необходим пистолет.

— Могу я у тебя его одолжить?

Ив пожал плечами и дыхнул на меня чесночным запахом.

— У тебя нет желания убить кого-нибудь, Филипп?

Он мог подумать о старике Омеге… Впрочем, неплохая мысль. Я порылся в кармане брюк и достал три стофранковых купюры.

— Думаю, нет. Естественно, я оплачу прокат.

Он замахал руками и поклялся на могиле своей бабушки, что никогда не возьмет денег, помогая другу. Потом достал из ящика под кассой пушку — старый запылившийся и поцарапанный люгер, удобный в пользовании.

— А он действует?

Ив вновь пожал плечами. Жизнь и работа механизмов в руках Аллаха. Я думаю, что в нем течет кровь мавров.

Я уселся за стол и стер пыль и грязь с пистолета клинексом. Вычистил магазин и все смазал машинным маслом. Я попробовал несколько раз действие затвора и нажал на курок. Боек сработал. Я засунул пистолет в карман джинсов, с жаром поблагодарил Ива и заметил, что мои триста франков куда-то исчезли. В городе я купил дорогую и длинную замшевую куртку. Она закрывала мой пояс, куда я затолкнул люгер. Я не собирался использовать внезапность, как это делают в вестернах, но в кармане он очень заметен. А я не намеревался противостоять безоружному Самуре в рукопашном бою.