И вот наконец река с ревом ринулась в старое русло, сметая оставшиеся преграды. Желтая пена клубилась там, где еще недавно суетились рабочие.

Дружный крик восторга вырвался из сотен глоток. Люди, перебравшиеся на высокий берег, наблюдали оттуда за торжеством реки. Тичино струился там, где привык нести свои воды многие века и тысячелетия.

Новое русло медленно обнажалось. Вода еще долго стояла в промоинах, куда река успела нанести много ила и мелких камней. Там еще билась застрявшая рыба. Но обрадованные землекопы быстро выловили ее.

Марсель и Виктор все чаще уединялись, разглядывая пергаментный свиток с нанесенным на нем планом. Выходило, что клад был закопан в почти что правильном кольце, образованном пятью стволами могучих платанов. Там тоже была глубокая промоина.

Проходил день за днем. Вода постепенно испарялась. И однажды взглядам людей, заканчивавших последние работы, предстала ужасная картина — между обнажившихся корней могучей пинии, в их переплетениях, застрял вздувшийся труп человека.

Землекопы расширившимися от ужаса глазами глядели на утопленника. Что он искал там, недоумевали они. А о том, что он намеренно нырял в этом месте, говорила дыхательная трубка, зажатая между зубами.

Марсель и Виктор не могли оторвать взглядов от погибшего ныряльщика. Они одни знали разгадку. Этот человек тоже охотился за кладом, пытаясь вырвать у земли его тайну. Но кто он был? Кто поведал ему о зарытых в землю сокровищах? Не приказчик ли это Абу Короноса, вероломно бежавший от него для того, чтобы завладеть золотом? Или нанятый им ныряльщик, так и не сумевший выбраться из объятий реки?

Марселю и Виктору стало ясно одно — тайной клада владел кто‑то еще. И он мог нагрянуть сюда в любой момент, чтобы возобновить свои попытки найти его. Поэтому надо было торопиться.

Они решили нынешней же ночью начать раскопки. Вдобавок им предстояло рассчитать рабочих, а для этого нужны были деньги, много денег. А их кошель был почти пуст.

Ночь выдалась темная и безлунная. Они долго выжидали. Лагерь никак не мог успокоиться. То в одном месте, то в другом слышались говор, смех, звон стаканов. Кувшины и фляги с красным вином переходили из рук в руки — землекопы праздновали окончание работ.

Но вот наконец все стихло.

Выждав с полчаса и убедившись, что крепкий сон объял весь лагерь, Марсель и Виктор, захватив заступы, фонарь и пару пистолетов, осторожно выбрались из своей конторы. Некоторое время они стояли на пороге, чутко вслушиваясь в звуки ночи. Слышалось только немолчное стрекотание цикад, да редкие вскрики ночной птицы будоражили тишину.

— Пошли, — шепнул Марсель. И они почти ощупью двинулись к тому месту, которое было обозначено как «Пять платанов».

Через каждые десять — двадцать шагов они останавливались и прислушивались. Но ни один посторонний звук не тревожил тишину ночи.

Прежде чем совершить этот ночной поход, они несколько раз как бы невзначай вымеряли его днем, и потому им на этом пути был знаком каждый камень и каждая ветка. И все равно оба соблюдали максимальную осторожность, ибо от этих нескольких сотен шагов зависело все. Зависело их будущее.

Из рассказа старого грека Марсель знал, что золото хранится в бочонках, каждый из которых весит около пяти пудов. Но тащить бочонки ночью представлялось делом нелегким.

Они прошли уже около трети пути, когда Марсель вдруг спохватился:

— Нам придется перегрузить золото в мешки. А их мы не захватили.

— Я вернусь за мешками, — согласился Виктор. — А ты обожди меня здесь.

Он поспешил назад. Марсель слышал, как он споткнулся и упал, чертыхнувшись при этом.

«Как же он неосторожен, — подумал Марсель мимолетно. — Не проснулся бы кто‑нибудь в хижинах».

Он стал прислушиваться, но лагерь по–прежнему был объят сном. Даже цикады притихли. И в этой тишине был слышен каждый шорох.

Наконец Виктор возвратился с мешками, и они продолжили свой путь в напряженном молчании.

Вот и пять платанов. И почерневший труп безвестного ныряльщика, как бы преградивший им дорогу к сокровищам.

Марсель зажег фонарь и стал присматриваться. Ему показалось, что наиболее вероятное место захоронения клада находится возле корней. Почти рядом с трупом, на который оба по–прежнему не могли смотреть без содрогания.

— Начнем? — шепотом произнес Марсель.

— Начнем, — отозвался Виктор.

И оба вонзили заступы в мягкую землю, которая совсем недавно была дном реки и потому легко поддавалась их усилиям. Через четверть часа напряженного труда Марсель смахнул рукавом выступивший пот и сказал:

— Стоп! Мы копаем не там, где надо. Давай отступим на фут.

Виктор согласился. И они принялись орудовать заступами в другом месте. Но и здесь их усилия ни к чему не привели.

— А не заколдован ли клад? — предположил мушкетер. — Могли ведь наложить на него заклятие.

— Осени это место крестом, — насмешливо предложил Марсель. — Нет, друг мой, просто мы с тобой никак не можем напасть на истинное место. Ничто легко не дается, а тем более клад. Давай сделаем еще одну попытку, а эти ямы забросаем землей.

Они так и поступили. И были вознаграждены. Лопата Марселя наткнулась на что‑то твердое. Это не был камень. Судя по звуку, это было дерево.

— Надо обкопать с боков, — лихорадочным шепотом предложил Виктор.

Земля полетела во все стороны. И вскоре показался бочонок, древесина которого потемнела от впитавшейся в него влаги.

Они с трудом вытащили его из земли. Мушкетеру не терпелось поскорей выбить дно. Но Марсель остановил его.

— Не торопись. Нам надо вытащить следующий. Все равно в этот раз мы не сможем унести больше двух мешков.

Они вытащили еще один бочонок, такой же тяжелый, как и первый.

— Ну вот. А теперь вскроем оба и пересыплем их содержимое в мешки.

Виктор мигом вышиб дно у одного из бочонков. И запустил в него руку. При свете фонаря в его руках тускло заблестели золотые монеты.

— Вот оно, наше золото, — торжественно произнес Марсель.

XIV. ШУАЗЕЛЬ

В это время в Версаль возвратился Шуазель. Да, тот самый Шуазель, юный и самонадеянный, который появился при дворе в одно время с маркизой де Помпадур. Тот самый Шуазель, который был полон радужных надежд и желания покорить если не весь мир, то по крайней мере Францию.

За годы своего отсутствия он успел кое–чего достичь. Безвестный юнкер, он успел стать генералом. И разумеется, первым делом попросил аудиенции у маркизы.

Когда ей доложили о нем, она почувствовала нечто вроде волнения. Ведь это он с юной горячностью признался ей в любви. Она не смогла забыть, как Шуазель упал на круп ее коня, обнимая ее ноги и прижимаясь к ним губами.

С той поры прошло много лет. Любовница короля, носившая тогда имя госпожи д'Этиоль, стала всемогущей фавориткой, управлявшей, по существу, всей Францией от имени короля. Ее юный обожатель сражался в рядах французов под предводительством Мориса Саксонского в войне за Австрийское наследство и был отличен за храбрость и полководческий талант.

И вот он снова перед ней. Его лицо дышит мужеством. Это лицо бывалого человека. Он приникает к ее руке горячими губами. Оба взволнованы.

— Я рада видеть вас, генерал. Более того, я счастлива, что сбылись мои предсказания. И вы начали свое восхождение к славе. Помните ли вы мои слова?

— Вы были всюду со мной, прекрасная маркиза! — воскликнул Шуазель и прижал руку к сердцу. — Вы были моей вдохновительницей. С вашим именем на устах я сражался и побеждал.

— В таком случае я вдвойне счастлива. Я помогла разжечь тот огонек, который разгорелся и грозит стать пламенем, не так ли?

— Несомненно. Вы не разочаруетесь во мне, дорогая маркиза, могу вас уверить.

— Есть чувство, которое называют честолюбием. Оно бывает плодотворным, а бывает и разрушительным…

— Мое честолюбие плодотворно, маркиза. Я следую вашему примеру.

— О! Да вы истинный француз и не можете не польстить женщине.