— Ты — прилично? — Она рассмеялась. — Милый, я могла бы поверить чему угодно, но только не этому.

— Не смейся, — сказал я. — В колледже меня называли «человек успеха»! Или — «Помеха»? Мне хотелось бы, голубка, чтобы ты сейчас кое-что сделала для меня.

— Ах! — сказала она нежно. — Ты такой дикарь, такой пылкий юноша!

— Не пойми меня превратно, — поспешно перебил я. — Я просто хочу, чтобы ты сказала, что нечто произошло вчера ночью, хотя на самом деле ничего не произошло.

— Я не помню ничего, что произошло вчера ночью, — взволнованно сказала она. — И о чем я должна рассказать?

— Я хочу, чтобы ты притворилась, будто что-то произошло, вот и все. Совсем небольшая ложь!

— Что?

У меня на лбу выступил пот.

— Ну, — нервно засмеялся я, — у нас впереди еще много времени, чтобы поговорить об этом. А пока почему бы не выпить кофе?

— О’кей, — сказала она. — Если ты хотел кофе, то почему же не сказал сразу?

— Я запутался. Просто переволновался.

— Эл! — Она посмотрела на меня с сияющей улыбкой. — Я не знала, что ты меланхолик! А во что ты вчера играл с той рыжей? Я думала, ты однолюб.

— Я схожу с ума, — сказал я, слабея. — Как насчет кофе?

— Конечно. — Она прошла в кухню.

Вот тогда я и понял, что есть много честных поэтов. Был один парень, который написал «Оду греческой амфоре». Бедра Габриель так и просились в сонет.

Десять минут спустя появился кофе. Когда Габриель наклонилась, чтобы передать мне чашку, воротник ее блузки открылся, и я увидел зрелище, стоящее по крайней мере шести стансов. Потом она села напротив меня, небрежно скрестив ноги. Я собрался закончить эпической поэмой.

— Что же я должна сделать, милый? — спросила она весело. — Этого мы еще не делали?

— О, вот ты о чем, — сказал я и сделал слишком большой глоток кофе, ошпаривший мне небо. — Я просто хотел, чтобы ты сказала, что не была здесь ночью.

— Я знаю! — Она гортанно засмеялась. — Это из-за хозяйки!

— Не совсем, — уклонился я от прямого ответа. — Не только поэтому. Я хочу, чтобы ты сказала, что была в другом месте.

— А какая разница?

— Большая, — ответил я. — Это очень важно для меня. Ты это сделаешь?

— Думаю, да, если это так важно, — ответила она. — Где же я была вчера вечером?

— У Говарда Флетчера, в его квартире, — сказал я и вовремя пригнулся.

Ее чашка разбилась на куски о стену за моей головой. Я наблюдал, как на новых обоях расплывалось бесформенное темное пятно, и размышлял, можно ли принять его за абстрактный рисунок.

— С Флетчером? — завизжала она. — Ты что, думаешь, что я шлюха?!

— Только для того, чтобы помочь мне. Мне нужно создать ему алиби в деле об убийстве Нины.

— Алиби! А может быть, убийца именно он! Я не понимаю, как у тебя хватает наглости подумать, будто я…

Она оглянулась вокруг, ища, что бы еще бросить, и я не понял, почему она лягнула мою голень. Ее кофе расплескался по мне, и я завизжал от двойной боли: ошпаренных коленей и ушибленной голени.

— Ладно, — успокоился я, — забудь это, забудь все, что я говорил тебе. Пусть меня разжалуют. Я гожусь кое на что еще, кроме как быть копом. Я так полагаю, во всяком случае. Но для разжалованного копа довольно трудное дело — получить работу. Забудь! Я найду что-нибудь… может быть…

— Разжалуют? — спросила она.

— Забудь. Возьми себе другую чашку, милая. Мне следовало лучше подумать, прежде чем предлагать тебе…

— Это почему они разжалуют тебя?

— Потому что, как считаю я, Флетчер этого не делал, — ответил я. — Но теперь они арестовали его, а я был против. Нет шансов поймать настоящего убийцу, если Флетчер не будет освобожден. Но пусть это не беспокоит тебя, милая, я всегда смогу копать канавы… Их еще требуется копать?

— Эл, милый! — Она упала на колени рядом со мной. — Почему ты сразу не сказал, что это так важно?

— Это теперь не важно. Может быть, муниципалитет учредил какую-нибудь новую бесплатную кухню, о которой я еще не знаю. Я выживу, ведь сейчас лето… А сон на открытом воздухе мне не повредит.

Я закашлялся глубоким сухим кашлем, и эхо, отразившееся от стены, разжалобило даже меня самого.

— Я сделаю это! — сказала она, исступленно обняв меня за шею обеими руками. — Я сделаю это для тебя, Эл!

— Отлично, Габриель, — сказал я и похлопал ее по плечу. — Слушай внимательно. Ты пришла в его квартиру ровно в пять минут одиннадцатого вчера вечером. Как раз подойдя к дому, ты увидела, что из него вышел Джонни Торч и направился в противоположную сторону, но он тебя не видел. Ты ушла в полночь. И забыла об этом до сегодняшнего утра, когда услышала, что Флетчер арестован. Понятно?

— Я думаю, было бы легче найти место землекопа, — подозрительно сказала она. — Ну ладно, поняла.

— Прекрасно! — Я снова похлопал ее по плечу.

Потом я поднялся и направился к телефону. Сперва я позвонил в офис шерифа. Ответила Аннабел. Я сказал на октаву выше, чем обычно:

— Мне нужно немедленно поговорить с адвокатом мистера Флетчера. Это очень важно.

— Простите, — ответила она, — мистер Хозлтон уехал десять минут назад. Думаю, он вернулся в свою контору и вы можете перезвонить ему туда.

Я повесил трубку, полистал справочник и нашел номер адвоката. Он только что прибыл, сказала его секретарша, но занят и его нельзя беспокоить.

— Скажите ему, что звонит лейтенант Уилер. По делу Флетчера, и очень срочно.

— Я скажу ему, лейтенант, — ответила она, колеблясь. — Но сейчас он, правда, ужасно занят.

— Скажите ему: чем дольше он будет откладывать разговор со мной, тем раньше его клиент окажется в тюрьме.

Полминуты стояла полная тишина, потом послышался раздраженный мужской голос:

— Хозлтон слушает. Смотрите, Уилер, вы ведь работаете в службе шерифа, тратите его время, не мое.

— Я больше там не работаю, — заметил я. — У нас с шерифом возникли разногласия. Я не согласен с арестом Флетчера.

— О! — Голос выразил удивление и заинтересованность. — Почему вы решили сказать об этом мне?

— Потому что я нашел Флетчеру алиби.

— Вы нашли… что?

— Я в своей квартире, — сказал я. — Вам лучше приехать сюда и поговорить. Но сделать это надо осторожно.

— Вы не шутите, лейтенант?

— Я хочу подшутить над другими. Зачем мне дразнить вас? Это серьезно.

— Хорошо, — сказал он живо, — я сейчас приеду. Адрес?

Я дал свой адрес и повесил трубку.

Габриель сварила еще кофе. Она сидела на кушетке и задумчиво смотрела на меня.

— Я начинаю немного бояться, Эл!

— Тебе нечего бояться. Говори только то, что я просил, вот и все. Сделай заявление и больше ничего к этому не добавляй. С тобой рядом будет адвокат. Никто не сможет тебя опровергнуть.

— Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем влюбляться в копа, — обреченно произнесла она. — Лас-Вегас — глубокая провинция по сравнению с Пайн-Сити.

Хозлтон прибыл через пятнадцать минут. Он выглядел преуспевающим адвокатом, как раз таким, какого нанял бы Флетчер. Очень хорошо одетый мужчина, чуть старше тридцати, с аккуратными усиками и большими белыми зубами.

Я представился, потом представил Габриель. Он оглядывал квартиру, как терьер, готовый вцепиться в горло всему, что движется.

— Хорошо, — наконец выдавил он. — Где оно?

— Что?

— Алиби!

— Вы только что познакомились с ней, — сказал я. — Это Габриель.

Его глаза чуть расширились, когда он снова посмотрел на нее.

— Это самое лучшее алиби, которое я когда-либо встречал за годы своей карьеры!

Габриель чуть улыбнулась ему.

— Спасибо за комплимент, — промурлыкала она.

Я приготовил всем выпить, полагая, что это будет нелишне. Затем объяснил, кто такая Габриель, поведал про ее связь с Флетчером в Лас-Вегасе. Чем дольше я говорил, тем чаще он улыбался по любому поводу, показывая свои большие белые зубы. Постепенно его улыбка становилась все более искренней.

— Еще один вопрос, сказал я. — Почему Флетчер не сказал этого ночью? Почему он не сказал, что у него есть алиби? И даже больше: почему он не сказал этого сегодня утром, когда его арестовали?