Пожалуй, один только Петрик, сосед Михаськи по парте не интересовался спортом вовсе. Он и внешне представлял собой почти полную противоположность колобку-соседу: выше на целую голову, необычайно худой, в огромных овалах очков, с бледноватым вдумчивым лицом тихони-отличника. Учился он и вправду отлично, потому в мафиозной цепочке никогда не участвовал; более того, Игнат и сам частенько консультировался с ним на контрольных, как написать незнакомое слово или решить сложную математическую задачу.

Книги были, пожалуй, единственным его увлечением. Славик Малько, сосед Петрика в поселке и по рангу своему в классе также пацанчик однажды вот такую историю рассказывал:

"Летом как-то невидать было долго Петрухи. Ни на улице, ни возле дома. Потом встречаю:

-- Ты где это, друг, запропажил? -- интересуюсь. -- В лагерь, разве, съездил?

-- Дома был, -- в ответ пожимает плечами.

-- Как так?! Такой порой и на печи забуриться... Ну ты и придумал, а вот мы все из речки не вылезали. И чем, колись, занимался веселеньким?

-- Книги читал.

-- Как так книги! Так уж все время?

-- Все время.

-- Ну ты и придумал. Лето, каникулы, волюшка вольная! Ладно, допустим. А что ж ты боле теперь не читаешь?

-- Да по левому глазу ноль-две. Линзы вот жду... пока новые.

Славик рассказывал эту историю неизменно со смехом, как забавный анекдот, выделяя особливо две фразы: "А что ж ты боле теперь не читаешь?.. Да по левому глазу ноль-две!" -- словно вся изюминка-суть характерная заключалась единственно в них.

И хоть сам Петрик утверждал категорически, что его сосед это просто выдумал, однако поверить в правдивость "истории" было очень легко, глядя на подслеповатое, всегда будто заспанное лицо ее главного героя.

Особенно Петрик увлекался фантастикой и научно-популярной литературой. С ним Игнат постоянно обменивался "интересненьким", обсуждал увлеченно самые захватывающие сюжеты.

И не было тотчас их маленькой сумрачной школы-избушки, крохотного провинциального поселка, не было серых, скучных, надоедливых ученических будней. Переливчатый радужно, разноцветный туман неизведанного завораживал трепетно, возносил высоко-высоко в сокровенную даль, в необъятную тайну Вселенной...Тайну, что столь необъятно мечталось раскрыть.

Сам же Малько Славик сидел в среднем ряду за передней партой возле учительского стола. Ростом он был почти в два раза ниже любого из гвардейцев, зато был знаменит по округе как наипервейший грибник.

Поселок протяжным изогнутым строем деревянных домишек подступал впритык к Неману. А дальше за неоглядной во все стороны, в бирюзовых озерных глазках, растянутой изумрудной гладью заливных лугов синела на горизонте знаменитая принеманская пуща. Говорили всерьез, что она и впрямь нигде не заканчивается, что можно вот так идти и идти смолистыми хвойниками, непролазными чащами, торфяными топкими болотами до самых Столбцев... Ранней осенью, когда выдавался погожий денек, в лес выбирались всем дружным мальчишечьим коллективом и сразу после уроков.

-- Айда в лес, грибов хоть косой коси в пуще! -- балагуря, толпой бесшабашной и вольной выбегали они стремительно из дверей школы.

И тот час ликующим хором в ответ:

-- Такою погодкой, ура!... Айда, поехали!

-- Тогда час на сборы. Возле моста.

...Бабье лето, ленивая важно роскошная пани. Светлый безоблачный, словно шелковый денек. Ровная мощеная улочка выводит торжественно прямо на мостик, мостик-ветеран через Неман, потемневший от времени, наплывной, бревенчатый. Милуясь словно в прощании, ласково тешат его деликатные лучики едва заметного сентябрьского солнышка, шаловливые вздохи по-весеннему легкокрылых ветров. Белесая вальяжная синь равнодушно взирает на разомлевшие в тоскливом раздумье, пожелтелые дали. Уезженный колейчатый проселок извилистой лентой живо стремится к самой окраине леса.

Добирались до леса тоже всегда живо, весело, чередуя бодрый шаг со скорым подбегом. И сразу напрямик через травянистый ольховый кустарник на свою любимую грибную полянку, что приютилась издавна возле заросшего сухим бархатистым камышом небольшого лесного озера.

-- Слишком толстых не волочь, давайте скоренько! -- в азарте командовал Игнат.

Ну и как же теперь без костра?

Как же теперь без душистой, парной, круто посоленной "бульбы"?.. Без горячего сочного сала, запеченного на открытом огне до аппетитных безумно, черноватых, хрустящих пригар?

А затем волшебство и поэзия, неповторимые к ряду шедевры неутомимого лесного живописца. И запах иглистый стройных сосен и лапчатых елей; терпкий, прошлогоднего листья -- осинников и дубрав. И соревнование азартное, крикливое.

Только вот как? Как соревноваться вот с ним, с этим Славиком? Разве что всей компанией.

Это было что-то невообразимое. Неспеша, Игнат похаживал по краям просторной хвойной полянки, вглядывался, посматривал по сторонам, нагибался низко под колючие разлапистые еловые ветви. А немножко поодаль на самой середине той же полянки, казалось, кто-то просто ползал без всякого ладу, едва заметный в густой суховатой траве. Шуршал, копошился и шарил... а! -- из-под его острого тонкого ножичка словно сами по себе выскакивали споро упругие крепкие молоденькие боровички.

Вокруг кричали, хвастались добычей, вели счет. Малько Славик до поры до времени не обращал на этот ребячий сумбур никакого внимания. Только ближе к вечеру он обязательно снова присоединялся ко всей компании, будто внезапно выныривал откуда-то. Широко улыбаясь, выставлял напоказ свое огромное плетеное лукошко со старательно выложенным отборнейшими экземплярами, бугорчатым душистым верхом:

-- Советский Союз! -- восклицал тот час звучно, торжественно, словно утверждая тем самым свое неизменное превосходство. -- Как, мальцы, считать будем?

... Домой возвращались притихшие, в синеватых прохладных туманных сумерках. Возвращались с пахучим грибным ароматом в увесистых тяжко, плетеных кошах, переступая неспешно, бросая негромко слова. И с ясным желанием, на всех откровенно единым:

-- Эх, чтоб и назавтра погодка!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДЕТСКИЕ ЗАБАВЫ

А у нас вчера в школе мальчики мальчика головой обмакнули..."

ИЗ СЛУЧАЙНОГО РАЗГОВОРА МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ

1

Коронация

По натуре своей Игнат скорее "сова", чем "жаворонок", он всегда обожал поваляться в кровати всласть, под завязочку. Но в их малочисленной почти сельской школе была только одна утренняя смена, и вставать каждый раз приходилось очень рано. Потому первых два-три урока он был как "заторможенный", словно еще не до конца проснувшись. Зато после возникали сразу, нарастали стремительно бодрость, энергия, и точно также с какой-то неулержимой жеребячьей силой влекло позабавиться.