И вот тогда я узнала, что Арлин и Джим погибли, а ты назван официальным опекуном Томми. Я ничего не подозревала. Когда мы разговаривали последний раз перед моим отъездом из дома, Арлин сказала, что она и Джим собираются в Калифорнию на свадьбу. Это было за неделю до моего появления здесь.
— Предполагалось, что Том поедет с ними. Но в последнюю минуту они решили оставить его со мной и Жанет. Черт! — Пирс с силой ударил ложкой по плите и посмотрел на Николь. — Если бы у тебя хватило смелости вовремя сказать мне правду, мы могли бы помочь друг другу пережить ужасное время.
— Но у меня не хватило смелости. Я знала, что ты холостяк, но, вероятно, не долго останешься один. А пока тебе нужна помощь, чтобы заботиться о Томми. Я была в отчаянии, потрясена, напугана. Потом я встретила Луизу и поняла, что она — твоя женщина. Когда вы поженитесь, няня тебе будет не нужна. Поэтому я подавила все сомнения и ухватилась за единственный шанс, который в тот момент видела. Укрепить связь с Томми. И еще я глупо верила, что если ты будешь считать меня порядочной, сострадательной женщиной, то легче воспримешь и мою более постоянную роль в его жизни после того, как сам женишься.
И когда, Николь, ты изменила свой план?
— Изменила?
Он налил в две тарелки томатный суп.
— Когда ты поняла, что для твоих целей гораздо лучше, если ты станешь миссис Пирс Уорнер? Когда решила, что таким путем получаешь все, что хотела?
С минуту, оцепенев, Николь молча смотрела на него.
— Ты тупой, грубый мужлан! — наконец прошипела она.
— Спасибо. — Ее слова будто отскочили от него. — Поговорим о том, как завоевывать друзей и оказывать на людей влияние.
— Если ты и вправду думаешь, что я могу быть такой притворщицей, то ты мне не нужен. И уж определенно я не хочу иметь такого мужа. К твоему сведению, я жила до того, как встретила тебя, и еще буду жить. И как тетя Томми стану частью его жизни.
— Угрожаешь мне, Николь? — Взгляд мрачный, как сибирская тайга:
Она не знала этого человека с окаменевшими чертами лица. Это не тот мужчина, который любил ее с такой нежностью и страстью. Не тот мужчина, который завоевал ее сердце, моментально взяв на себя роль отца Томми без колебаний или минутного сожаления.
— Нет, — с грустью сказала она. — Я никогда не буду угрожать. Но прошу тебя, пожалуйста, не выбрасывай меня из жизни Томми. Ты решил, что я — не та особа, которую ты хотел бы видеть рядом все оставшиеся дни, но пусть твое решение не затронет Томми. Разреши мне это, Пирс, и я больше никогда ни о чем не попрошу тебя.
Пирс не ответил. Сжав губы, он уставился на пятно над ее головой. Потом взял тарелки с супом, отнес в столовую и поставил на стол.
Безразлично, не оборачиваясь, бросил:
— Ты не будешь есть?
От одной мысли о еде ей стало плохо. Внутри будто все порвалось и невидимо кровоточило.
— Если разрешишь, я попытаюсь немного поспать.
— Как хочешь. — Холодный, безразличный тон.
— Можешь выбрать любую кровать.
Когда она поднялась в комнату, где утром переодевалась, постель оказалась мокрой. Когда ветром открыло окно, дождь хлестал прямо на одеяла и матрасы. Ну и черт с ним! Не раздеваясь, она забралась на кровать во второй спальне, накрыла пледом ноги и повернулась спиной к двери. Надо хотя бы притвориться спящей. Это предотвратит необходимость дальнейшего разговора, если сюда придет Пирс.
Дождь перестал. После торнадо наступила тишина. Над деревьями взошла полная луна. Но где-то вдали все еще гремел гром и молнии рассекали небо над озером. Николь вздохнула. Какая длинная мучительная ночь впереди. И хотя они с Пирсом одни в маленьком изолированном коттедже, они так далеки, будто находятся на разных континентах.
Ближе к полночи Пирс поднялся в спальню. При мерцающем свете свечи тень падала на стену в ногах кровати. Значит, ветром в этом районе где-то порвало провода.
Пирс постоял на пороге спальни, где лежала Николь. Потом тень исчезла. Николь поняла, ему не хотелось быть рядом с ней. Но через минуту он вернулся. Пирс обнаружил то, что она уже знала: в соседней комнате постель промокла.
Николь лежала под пледом, спиной к нему, превратившись в камень. Когда он поставил на пол свечу, она старалась сохранять равномерность дыхания.
Николь крепко зажмурила глаза. Ей не хотелось видеть его раздетым. Слишком горькое напоминание. Но она слышала шорох молнии. Шуршание ткани, соскользнувшей по крепким волосатым ногам. И затем скрип старой железной кровати. Когда Николь открыла глаза, комнату заливало бледное сияние луны.
Их разделяло сантиметров тридцать. Каждый из них мог протянуть руку, просто прикоснуться и сказать: «Прости меня», или «Потерпи немножко. Я стараюсь понять», или самое важное — «Я люблю тебя».
Но ни один из них этого не сделал. Каждый уткнулся в свое одинокое горе.
Проходили часы. Затихавшее громыхание грозы медленно уходило на восток. Раза два Пирс повернулся на постели, о чем она догадалась по шуршанию простыней. Дыхание у него ровное и глубокое, как у спящего мужчины.
Что бы он сделал, размышляла Николь, если бы, проснувшись, обнаружил ее прижавшейся к нему и крепко его обнявшей? Было бы этого достаточно, чтобы исправить случившееся между ними?
Николь вздохнула и посмотрела на луну. Она наделала много ошибок. Не стоит добавлять к ним еще и бартерную сделку. Обменивать собственное тело на его благосклонность. Секс не восстанавливает любовь. Секс требует доверия. А Николь сомневалась, могут ли они теперь доверять друг другу.
Она спала, когда Пирс чуть позже шести тихонько вышел из спальни. Он даже не взглянул на нее. Боялся. Безопаснее не предоставлять искушению шанс.
Когда Николь спустилась вниз, он уже все уложил в машину и сделал кофе. Странно, но с темными кругами под глазами она выглядела особенно желанной. Пирс с однодневной щетиной на подбородке и непослушными вихрами чувствовал себя собакой, которую пинком отогнали от лакомой добычи.
— Я хотел бы поскорее вернуться, — бросил он, понимая резкость тона, но не в силах изменить его.
Как она ни старалась смягчить свою вину, факт оставался фактом. И кто знает, не пребывал бы он до сих пор в неведении, если бы Луиза не вынюхала правду в ее бумагах?
Вся история серьезнее, чем утраченное доверие. Он потерял мечту. Впервые в жизни он встретил женщину, с которой хотел бы перейти в вечность. И вдруг обнаружил, что она оказалась иллюзией. Обольстительной снаружи, это несомненно. Обольстительной, коварной иллюзией.
Он хмуро смотрел на солнце, врывавшееся в кухонное окно. Женщины — это неприятности. И тем больше неприятностей, чем ценнее они.
— Я готова, — ответила Николь из столовой.
— Ты не хочешь кофе?
— Нет, спасибо.
С сумкой на плече Николь стояла в дверях. Выражение лица отстраненное и вовсе не покаянное. Будто ее неспособность прошлой ночью смягчить Пирса своими извинениями и объяснениями превратило его в согрешившего, а ее — в пострадавшую строну.
— Я решил, — объявил он, когда они ехали по грязным колеям сельской дороги, направляясь на запад к шоссе, ведущему к побережью, — поехать с Томом в Аризону, навестить его дедушку и бабушку.
— Ты имеешь в виду семью Джима?
— Угу. У моей тети артрит, для нее путешествие сюда — слишком большой труд. Но я знаю, что она и мой дядя мечтают провести немного времени с внуком.
— Когда ты уезжаешь?
— На следующей неделе. Мне потребуется время, чтобы устроить дела в офисе.
— Сколько времени ты будешь в отъезде?
— Точно не знаю. Шесть, восемь недель, может быть, дольше. Вероятно, в это время у меня будет несколько длительных деловых поездок.
Он не обратил внимания, как от отчаяния у нее болезненно перехватило дыхание. Ему надо побыть какое-то время вдали от нее. Разобраться в собственных чувствах. Одно дело — сказать, что между ними все кончено. Другое дело — поверить в это.
— Я буду скучать по Томми, — вздохнула она.