804 Здесь, хотя этого можно было бы ожидать, я вовсе не собираюсь неожиданно вытащить из своего кармана веру и пригласить читателя сделать то, чего никто не способен сделать – то есть уверовать во что-то. Я должен признаться, что сам никогда так и не смог сделать этого. Поэтому я определенно не буду утверждать сейчас, что мы должны поверить в то, что смерть есть второе рождение, ведущее к продолжению существования по ту сторону. Однако я могу, по крайней мере, упомянуть, что consensus gentium[110] определило взгляд на смерть, ясно выраженный во всех великих религиях мира. Можно было бы даже сказать, что большинство религий – это сложные системы приготовления к смерти, причем до такой степени, что жизнь, в согласии с моей парадоксальной формулировкой, действительно не имеет никакого иного значения, кроме как приготовления к окончательной цели, то есть смерти. В обеих из величайших живых религий, христианстве и буддизме, смысл существования получает окончательное осуществление в его конце.

805 Начиная с века Просвещения развилась точка зрения на религию, которая хотя и представляет собой типично рационалистическое заблуждение, заслуживает все же упоминания, поскольку получила весьма широкое распространение. Согласно этой точке зрения, все религии суть нечто вроде философских систем и, подобно последним, являются продуктом исключительно рациональной выдумки. Предполагается, что когда-то кто-то изобрел Бога и разные догматы и обвел человечество вокруг пальца при помощи этой фантазии, связанной с «осуществлением желаний». Но такое мнение находится в противоречии с тем несомненным психологическим фактом, что источником религиозных символов является отнюдь не разум. Последние вообще приходят не из головы – возможно, скорее из сердца; во всяком случае, можно сказать определенно, что они рождаются на глубинном уровне психики, имеющем очень мало сходства с сознанием, которое всегда является лишь верхним слоем. Вот почему религиозные символы имеют недвусмысленно «откровенный» характер – они представляют собой обычно непроизвольные продукты бессознательной психической деятельности. Так или иначе, они не придуманы, напротив, на протяжении тысячелетий они развивались (подобно растению) как естественные манифестации человеческой психе. Даже в наши дни мы можем видеть, как у отдельных людей непроизвольно возникают подлинные и действенные (эффективные) религиозные символы, вырастающие из бессознательного, подобно цветам неизвестного вида, в то время как сознание в замешательстве стоит в стороне, не зная, что делать с ними. Можно без особого труда установить, что эти индивидуальные символы, судя по их форме и содержанию, возникают из того же самого бессознательного разума или «духа» (или как там ни называть этот источник), что и великие религии человечества. Во всех случаях опыт показывает, что религии ни в каком смысле не являются сознательными построениями, что они есть результат естественной жизни бессознательного психического и тем или иным образом дают ему адекватное выражение. Это объясняет их всемирное распространение и их огромное влияние на человечество на всем протяжении истории, которое было бы непонятным, если бы религиозные символы не были бы, по самой скромной оценке, истинами о психологической природе человека.

806 Я знаю, что очень многие не слишком хорошо понимают, что подразумевается под словом «психологический». Чтобы они чувствовали себя раскованнее, я хотел бы добавить, что никто не знает, что представляет собой «психическое», точно так же, как очень мало известно о том, насколько далеко распространяются границы «психического» в природе. Так что психологическая истина точно такая же здоровая и достойная вещь, как и истина физическая, которая ставит себе пределом материю, в то время как первая таким же пределом считает для себя психическое.

807 Consensus gentium, находящее себе выражение при помощи религий, как мы видели, вполне соответствует моей парадоксальной формулировке. Поэтому, очевидно, понимание смерти как осуществления смысла жизни и как ее цели в самом истинном значении этого слова в большей степени согласуется с коллективным психическим человечества, чем рассмотрение ее всего лишь как бессмысленного прекращения существования. Всякий, кто придерживается рационалистического мнения на этот счет, изолировал себя психологически и стоит в оппозиции к основам собственной человеческой природы.

808 Последняя фраза содержит в себе фундаментальную истину относительно природы всех неврозов, поскольку нервные расстройства возникают, главным образом, из-за отчуждения человека от своих инстинктов, отщепления сознания от некоторых, самых существенных, фактов психического. Поэтому рационалистические взгляды неожиданно сближаются с невротическими симптомами. Подобно им, они представляют собой искаженное мышление, которое занимает место психологически правильного мышления. Последний тип мышления всегда сохраняет связь с сердцем, с глубинами психического, с главным или стержневым корнем. Ибо, независимо от того, просвещен человек на этот счет или нет, есть сознание или нет сознания, но природа подготовляет себя к смерти. Если бы мы имели возможность наблюдать и регистрировать мысли молодого человека, когда у него имеется время и досуг для мечтаний, мы обнаружили бы, что, за исключением немногих образов-воспоминаний, его фантазии относятся, главным образом, к будущему. Фактически, большинство фантазий состоит из предчувствий. Эти предчувствия по большей части играют роль подготовительных актов или даже психических упражнений на предмет того, как иметь дело с некоторыми реальностями будущего. Если бы мы могли проделать точно такой же эксперимент с пожилым человеком (разумеется, так, чтобы он не знал об этом), то, естественно, обнаружили бы, благодаря его склонности смотреть в прошлое, гораздо больше образов-воспоминаний, нежели у более юной личности, но при этом столкнулись бы также с поразительно большим количеством предчувствий, включая предчувствие смерти. По мере того как годы идут, мыслей о смерти накапливается все больше и больше. Волей-неволей стареющий человек готовится к смерти. Вот почему я считаю, что сама природа уже подготавливает человека к концу. С объективной точки зрения совершенно безразлично, как относится к этому индивидуальное сознание. Но субъективно существует огромная разница, идет ли сознание в ногу с психическим или цепляется за мнения, о которых сердце ничего не знает. Невротик в преклонном возрасте так же не желает сосредоточиться на цели в виде смерти, как в юности вытесняет фантазии, необходимые для того, чтобы встретить будущее.

809 На протяжении своей достаточно длительной психологической практики я не раз имел возможность прослеживать бессознательную психическую деятельность людей незадолго до смерти. Как правило, на приближение конца указывали те символы, которые и в обычной жизни свидетельствуют об изменениях психологического состояния – символы второго рождения, такие, как перемены места пребывания, путешествия и тому подобное. Мне нередко удавалось на протяжении года или даже большего периода времени прослеживать в сериях сновидений указания на приближение смерти, причем в ряде случаев внешнее положение дел не могло навести пациента на подобные мысли. Следовательно, у процесса умирания имеется свое начало – задолго до фактической смерти. Более того, зачастую смерти предшествуют особые изменения личности, которые могут намного опережать по времени ее приход. В целом я был поражен, когда увидел, насколько мало шума поднимает бессознательное психическое в отношении смерти – как если бы смерть была для него чем-то сравнительно незначительным или наше психическое не беспокоилось бы относительно того, что случится с индивидом. Но, похоже, что при таком спокойствии бессознательное весьма и весьма интересуется тем, как мы умираем – приспособлена ли установка сознания к умиранию или нет. Например, мне в свое время довелось лечить женщину в возрасте шестидесяти двух лет. Она была еще крепкой и довольно разумной, и не из-за недостатка умственных способностей она была не в состоянии понять свои сновидения. К сожалению, было слишком очевидно, что она не хотела понимать их. Ее сновидения были очень простыми, но и очень неприятными. Она вбила себе в голову, что является безупречной матерью для своих детей, однако дети совсем не разделяли этого мнения, а сны тоже демонстрировали убеждение, во многом противоположное сознательному. После нескольких недель бесплодных усилий я был вынужден внезапно прервать лечение вследствие того, что мне пришлось отправиться на военную службу (дело происходило во время войны). Тем временем пациентка была поражена неизлечимой болезнью, приводящей за несколько месяцев к безнадежному состоянию, когда смерть может наступить в любой момент. Большую часть времени она находилась в своего рода бредовом или сомнамбулическом состоянии, и вот в этом необычном ментальном состоянии она самопроизвольно возобновила аналитическую работу. Она снова говорила о своих снах и признавалась перед собой во всем том, что с величайшей горячностью отрицала прежде в беседах со мной, и во многом другом. Эта аналитическая работа продолжалась ежедневно по несколько часов на протяжении примерно шести недель. По окончании этого периода она успокоилась почти так же, как пациент во время нормального лечения, а затем умерла.