Ты идешь по ночной улице. Дождь льет как из ведра. Кругом тишина, слышен только звук твоих шагов. Кроме них, можно уловить шумы города, но ты их не замечаешь, потому что в конце улицы находится женщина, встречи с которой ты ждешь семь долгих лет, и каждый шаг приближает тебя к ней, отсчитывая секунды, дни, месяцы ожидания.

Неожиданно ты у цели, перед темным, построенным Бог весть когда домом из коричневого камня. Стоишь и смотришь на него, чувствуя себя совершенно выбитым из колеи.

«Как все произойдет? — думал я. — По-прежнему ли она красива? Изменили ее эти проклятые семь лет, как изменили меня? И что, в конце концов, после долгой разлуки можно сказать женщине, которую любил и считал убитой из-за того, что ты сыграл по-глупому?»

Совсем недавно множество других ног отметило этот путь в поисках одного этого единственного дома на этой единственной улице, но только мне было суждено отыскать его, потому что те другие шаги принадлежали либо умершим, либо тем, кого ждала смерть.

Главным теперь была женщина в доме. Возможно, самым главным на свете. То, что ей было известно, могло бы помочь уничтожить врага. Я сжал руки в карманах в кулаки, чтобы унять дрожь, и секунду прислушивался к пульсирующей боли в шрамах на лице.

Я шагнул на первую ступеньку.

Их было еще пять, потом код “В” возле кнопки звонка у фамилии Кейз; щелкнул автоматический замок, и я оказался в вестибюле, тускло освещенном единственной лампочкой под потолком. На другом конце его находилась большая дверь, за которой было прошлое.

Я постучал условным стуком и подождал. Раздалось лязганье задвижки, ручка повернулась, дверь открылась — и там, на пороге, стояла она... с пистолетом в руке на всякий случай.

Даже при слабом освещении я увидел, что она стала еще красивее. Черные волосы обрамляли ее лицо — лицо, которое так часто приходило ко мне в бессонные ночи.

Я сказал спокойно — так, как будто не было этих семи лет:

— Хэлло, Вельда.

Секунду она стояла неподвижно, потом ответила низким музыкальным голосом:

— Майк...

Она бросилась мне на шею, уткнулась лицом в грудь, снова и снова шепча мое имя, а я крепко сжал ее в объятиях. Я знал, что делаю ей больно, но был не в силах отпустить ее, да она и не просила об этом. Мы словно пытались слиться друг с другом, и наконец наши губы встретились в жарком поцелуе. Я ощущал ее красоту и огонь, а мои руки в это время ласкали ее плечи, спину, шею...

Я взял у Вельды из руки пистолет и положил его на стул. Захлопнув ногой дверь, я нащупал рукой выключатель и повернул его. Свет загорелся медленно и неохотно, как в кино, позволив увидеть, а не только угадать классическую красоту лица и зовущую упругость грудей.

Она была настороже, как всегда бывает с людьми, находящимися в постоянной опасности. Каждое движение было точно рассчитано, каждое слово чутко ловилось. Она еще не свыклась с мыслью, что все трудности позади и что она теперь свободна.

— Хэлло, крошка, — сказал я и увидел ее ответную улыбку. Все же мы не так уж много могли еще сказать друг другу... Пальцы Вельды ласкали мое лицо. Она вопросительно взглянула на меня:

— Майк, ты ранен? Я покачал головой:

— Нет... Не очень серьезно.

— Ты выглядишь каким-то другим. Не могу понять, в чем тут дело...

— Семь лет, Вельда, — сказал я. — Дорога шла все время под гору, пока я не узнал, что ты жива. Это оставляет следы, но не такие, чтобы их нельзя было стереть.

Глубокие карие глаза имели все то же голодное выражение, а сочная полнота губ все так же звала к себе.

— Майк, дорогой... Я не могла с тобой связаться, не могла сообщить о себе. Это было очень опасно.

— Понимаю, детка. Не надо объяснять. Она помотала головой, и ее волосы рассыпались по плечам.

— Но я хочу тебе объяснить...

— Потом...

— Нет, теперь. — Она зажала мне рот рукой. — Понадобилось семь лет, чтобы узнать тайну одного человека, а потом бежать из коммунистической Европы с информацией, которая сделает нас равными им, а может, и сильнее. Я знаю, что могла вернуться раньше... Но я должна была сделать выбор.

— Ты правильно поступила.

— У меня не было возможности послать тебе письмо.

— Знаю.

— Правда...

— Я все понимаю, детка.

Она меня не слушала. Ее голос звучал мягко, почти умоляюще, но и настойчиво.

— Возможно, это и не совсем верно, Майк. Возможно, я и могла найти какой-нибудь способ связаться с тобой, но мне не хотелось рисковать. — Немного помолчав, она прижалась щекой к моей щеке. — Я знаю, что ты должен был почувствовать при мысли, что послал меня на смерть. Я так часто думала об этом, что чуть не сошла с ума. Но я не могла ничего изменить.

— Забудь! — сказал я.

— А что было с тобой, Майк? Она отступила на шаг и испытующе взглянула на меня.

— Я чуть не спился, — ответил я.

— Ты?

— Я, детка.

Она смотрела на меня с недоверием.

— Но я просила разыскать тебя, потому что только ты мог...

— Когда прозвучало твое имя, я переменился. Ведь если ты воскресла, то ожил и я...

— О, Майк!

Я поднял ее на руки, еще раз поцеловал и отнес на большую кушетку, стоящую в оконной нише. Когда она прижалась ко мне, дрожь пробежала по ее телу. Она притянула меня к себе и поцеловала. В этом поцелуе было все — одиночество и сомнения прошедших дней, ее желания и тревоги.

— Я девственница, Майк.

— Я знаю.

— Я только и ждала тебя. Это было долгое ожидание Я улыбнулся, глядя на нее:

— А я был так глуп, что заставил тебя ждать.

— А теперь?

Я уже не улыбался. Она вся была моей, когда бы я ни захотел ее, большая, красивая женщина, которая любила меня и была готова, чтобы я овладел ею прямо сейчас, немедленно. Даже прикосновение вызвало мучительные эмоции, но я не хотел давать волю дремлющему огню.

Я сказал:

— Можешь ты набраться терпения и подождать еще немного?

— Майк?

В ее взгляде снова мелькнула боль, потом вопрос.

— Давай оформим все по закону, детка. Я столько раз в жизни поступал не правильно. Пусть хоть это будет сделано как полагается. — Прежде чем она успела ответить, я добавил:

— Не будем спорить, дорогая. Пройдем через всю эту волокиту с бумагами, оглашением, венчанием и тогда уж будем счастливы.