Стреляли плохо. Даже сам начальник команды не выполнил упражнений. Уборевич нервным шагом подошел к нему:

- Какой же вы после этого начальник команды?

- Да ведь метет, товарищ командующий! Вот и сбивается наводка.

Командующий взял у него винтовку. Лег на линию огня, выстрелил. Мишень упала. Молча отдал винтовку и приказал командиру полка:

- Выстроить команду!

Перед строем Уборевич внимательно оглядел лица снайперов, смерил с ног до головы Данилова:

- Какие же вы снайперы? Значит, весь полк подготовлен еще хуже? Инспектирование прекращаю. Через месяц произведу проверку всего полка.

Начальника снайперской команды он тут же отстранил от должности, приказав заменить энергичным, любящим стрелковое дело командиром.

Перед отходом поезда Иероним Петрович внушал нам в своем салон-вагоне:

- В современном бою атак густыми цепями не ждите. От меткости огня зависит успех боя. Он должен быть губительным для противника. Без этого даже хорошее тактическое решение не принесет успеха. Вы же как будто бы имеете боевой опыт, а таких простых истин или не понимаете, или недооцениваете. Требую научить войска стрелять отлично! А вы, товарищ Новиков, передайте Епифану Иовичу, чтобы научил свой корпус стрелять так, как когда-то стрелял сам.

Выйдя из вагона, мы почувствовали себя, как наказанные. Вечер и почти всю ночь сидели, вырабатывая меры по повышению огневой подготовки дивизии.

Результат проверки в Вязьме стал известен всему округу. Всюду началась стрелковая горячка. Наш корпус, начиная с Е. И. Ковтюха и кончая каптенармусом, ежедневно тренировался в стрельбе. Через месяц в Вязьму приехал вместе с Е. И. Ковтюхам начальник отдела боевой подготовки штаба округа Шумович. Полк Данилова отстрелялся на «ОТЛИЧНО».

Кончался август 1931 года. Е. И. Ковтюх вызвал меня u кабинет и сказал:

- Командующий приказал провести опытное учение на тему «Обслуживание разведывательного отряда самолетом». Готовность к учению - максимум через две недели. Возлагаю на вас разработку и проведение этих учений. Уборевич очень интересуется этой темой, значит, сам будет контролировать ход дела. Уж я его знаю.

Действительно, незадолго до начала учений меня вызвали к командующему. Наслышанный о его строгости, жесткой требовательности и сухости в обращении, я волновался. Знал, что Уборевич особенно присматривается к окончившим академию, в личных беседах и во время проверки выполнения заданий выявляет способности каждого из них. Поэтому на свою первую деловую встречу с ним я смотрел как на своего рода экзамен и тщательно готовился к ней.

Войдя в кабинет, четко доложил. Командующий сдержанно поздоровался, медленно осмотрел меня с головы до ног, сказал:

- Для начала расскажите, когда окончили академию, где воевали в гражданскую войну, где служили до поступления в академию.

Я коротко ответил и попросил разрешения доложить разработку учения.

Командующий слушал доклад не перебивая, внимательно рассматривал карту района учения. Следя за выражением его Лица, я понял, что Уборевич докладом доволен.

- Какие основные задачи могут выполнять самолеты при обслуживании разведывательного отряда? - спросил он.

- Воздушную разведку, связь между разведотрядом и штабом, выславшим его, наблюдение за полем боя и непрерывную информацию о действиях противника.

- Как практически будет осуществляться связь?

- Посредством авиасигнального поста, радиостанции, условных сигналов и сбрасываемых вымпелов.

- А вам приходилось летать на военном самолете?

- К сожалению, только раз, в двадцать втором году, когда учился на курсах «Выстрел». Был десятиминутный полет в районе подмосковного аэродрома «Подосинки».

- Как вы думаете, - Уборевич пристально посмотрел мне в лицо, - полезно было бы руководящим штабным командирам освоить профессию летчика-наблюдателя? Хотя бы в минимальном объеме? Например, овладеть ориентировкой в воздухе, уметь вести визуальную разведку, а может быть, и научиться фотографировать?

Я ответил, что в необходимости этого убедился при разработке учения. Ведь даже не умел читать фотоснимки. Летнабы научили. А небольшая летная практика помогла бы штабным командирам лучше познакомиться с авиацией, изучить ее возможности, что позволит грамотно ставить ей задачи.

- У меня давно зреет мысль, - перебил командующий, - направить кое-кого из штабных командиров на стажировку в авиацию. У нее большое будущее!

В заключение командующий одобрил разработку учений и назначил срок их проведения. Учения прошли хорошо, и я с разрешения командования изложил результаты их в статье «Обслуживание РО самолетом», которая была напечатана в 1932 году в четвертом номере журнала «Военный вестник».

В сентябре 1932 года меня и командира из Бобруйска Аргунова прикомандировали к штабу ВВС округа для стажировки, предусматривавшей практические полеты. Но Аргунову тогда состояние здоровья не позволило летать, и я стал первым стажером-авиатором из штабных командиров. Эта короткая стажировка с легкой руки И. П. Уборевича явилась первой ступенькой для моего перехода в авиацию.

В начале марта 1933 года командир корпуса Е. И. Ковтюх сказал мне:

- Звонил Уборевич, собирайтесь в штаб округа. Сейчас подбирают общевойсковых командиров для перевода в авиацию. Командующий расспрашивал о вас, я дал положительный отзыв, но просил оставить в корпусе. Остальное зависит от командующего.

Я интересовался авиацией, но уходить из корпуса не хотелось. Все здесь было хорошо знакомо - обстановка, люди, техника, да и мнением Ковтюха дорожил.

С таким настроением и вошел в кабинет командующего. И. П. Уборевич приветливо поздоровался и, заметив некоторую мою скованность, пригласил сесть и начал говорить о делах в корпусе, о моей статье в «Военном вестнике», а потом спросил:

- Что дала вам летная практика?

- Стажировкой доволен, - ответил я, - но она, к сожалению, была очень короткой. Всего десять полетов на Р-5. Освоил визуальную ориентировку для решения навигационных задач в воздухе, а с воздушной стрельбой, бомбометанием, фотографированием ознакомиться не успел. Мне сказали, что надо прежде хорошо усвоить аэронавигацию, пройти серьезный курс подготовки на земле.

- Вы, значит, хотели большего? Это хороший признак. А вообще вам правильно сказали. Работа летнаба сложна, требует хороших знаний, большой практики. Достигнуть этого можно только систематическими занятиями, длительной службой в авиации. Вот мы и решили предложить вам перейти туда. Как вы на это смотрите?

Вспомнилась просьба Ковтюха, привычная рабочая обстановка в корпусе, товарищи по работе...

- Я очень благодарен за доверие, товарищ командующий, - робко ответил я. - Но мне совершенно незнакома авиация, соприкасался я с ней очень мало.

- Боитесь? А вы думаете, мне легко было в девятнадцатом принимать армию? В ней и пехота, и артиллерия, и кавалерия, и бронемашины, и авиация. А принимать все это надо было в бою с отборными войсками Кутепова, без какой бы то ни было предварительной стажировки. Но если партия нашла нужным, как же я мог отказаться?!

В моем воображении всплыло лицо юного командарма, каким оно представлялось мне в 1920 году, когда я мечтал служить под началом Уборевича. И внутренне я стал сдаваться: «Прощай, товарищ Ковтюх, прощайте, товарищи по работе...» Но тут же мелькнула другая мысль: «А зрение?» И я сказал:

- Я коммунист, товарищ командующий, и готов принять любое назначение. Но меня, видимо, не пропустят врачи. На последнем курсе академии я был забракован для службы в авиации и с тех лор уже не мечтал о летной профессии.

- Значит, все же мечтали? Это очень хорошо! А что у вас со зрением?

- Правый глаз- единица, а левый- ноль шесть десятых.

- Не так уж плохо! Такое зрение нисколько не помешает освоению специальности летнаба, а может быть, и летчика. К тому же этот небольшой физический недостаток вы компенсируете в авиации знанием общевойскового боя.