— Меня это тоже удивляет, — быстро вставил я. — У меня такое впечатление, что он пробыл со стариканом довольно долго?

Джойс кивнула.

— Тридцать лет. Достаточно долго, чтобы возненавидеть старого скрягу до глубины души, как я. Но… — Она пожала плечами, говоря глазами, что в мире всякие люди водятся, и зачем попусту тратить время, обсуждая это.

— Довольно долго, — задумчиво пробормотал я. — Вы считаете, что Брэдстоун сделает жест и…

— Лофтинг всего-навсего его слуга! А вот как насчет меня, его сестры!

Она так посмотрела на меня, словно я предположил, что слуги ничем не отличаются от кровных родственников.

Я пожал плечами.

— Ведь это его деньги. Кто я такой, чтобы советовать ему, как от них избавиться?

Она приподняла одну аккуратную бровь.

— Действительно, кто вы такой? Только тот, кто переносит на бумагу его желания. Мне пришло в голову, что вы могли бы…

Но, видимо, не очень этичное предложение, которое она хотела мне сделать, так и застыло на ее губах, поскольку как раз в этот момент в коридоре послышался звук торопливых шаркающих шагов, а за ним последовал зычный рев, и я мог бы поклясться в том, что он исходил из абсолютно здоровых легких, если бы сам не слышал, как несколько часов назад они издавали лишь сиплый хрип.

— Где эта чертова сучка! — гремел А. З. Бертрам Брэдстоун, врываясь в комнату, чуть не падая и размахивая тростью над головой.

Его сестра быстро повернулась к нему лицом.

— Вот я где, смердящий старый пес! И я пришла сказать, что у тебя нет никакого права отдавать все до последнего цента развратной потаскушке, оставляя дочь своей матери без средств к существованию!

— Что, пришла укусить меня, жалкая блоха! — неистовствовал Брэдстоун, качаясь на дрожащих тоненьких ножках и в ярости дыша в лицо своей сестрице. Какое-то мгновение вид у него был такой, словно он вот-вот рухнет, но Лофтинг бросился вперед и с отрепетированной ловкостью поддержал старика в вертикальном положении одной рукой, чудесным образом избежав удара парящей в воздухе трости.

— Я — твоя сестра! — брызгая ядовитой слюной, кричала она. — Неужели тебе все равно? Разве долг перед памятью матери ничего для тебя не значит?

— Ты значишь для меня не больше, чем она! — грохотал Брэдстоун. — Ей вздумалось сбежать и выйти замуж за негодного подлеца — бросив меня и моего отца! Она получила то, что заслужила, — нищету и тебя! И тебе досталось то, что ты заслужила, — ее фригидность и эгоизм. Клянусь Богом, это все, на что ты можешь рассчитывать!

— Вам не кажется, господа, что лучше успокоиться, отложить пока все разногласия, а завтра спокойно и интеллигентно обсудить все проблемы? — вдруг прозвучал ровный голос. Он принадлежал пляжному мальчику, который стоял, опершись о край стола, с веселой улыбочкой, придавшей ему еще более мальчишеский вид.

— Что за черт! — еще больше взвился Брэдстоун. Он оценил белокурого Корнелиуса одним покрасневшим слезившимся глазом, а затем снова обратился к своей сестре: — Отвратительно, что ты сама появилась тут нежданно-негаданно, но разрази меня гром, если я стану терпеть твоих красавчиков, вынюхивающих, что бы прибрать к рукам, не потрудившись хотя бы день! Убирайся с моего острова! Вон! — И он еще яростнее замахал тростью.

Джойс Джонсон оскалила зубы и попыталась выкрикнуть что-то злое, но у нее вырвался только сдавленный всхлип.

Но тут, откашлявшись, совершенно неожиданно вмешался Лофтинг.

— Сэр, шторм все еще продолжается. Нельзя ли предоставить миссис Джонсон и ее другу комнату на ночь, а утром они отбудут?

— Гм-м-м! — проворчал старик. — Они прибыли в ужасную непогоду. Не вижу причины, почему бы им не отбыть обратно. Если посчастливится, они утонут, и мир освободится еще от двух паразитов!

— Послушай, ты, старый ублюдок, — проскрежетала дама, — тебе не удастся выбросить меня с острова. Корнелиус не допустит этого. — Она бросила взгляд через плечо на бронзовокожего молодца, у которого автоматически заиграли мускулы только при одном глубоком вздохе. — Я еще не познакомила тебя с Корнелиусом, не так ли? Мистер Брэдстоун, это мистер Райан. Он не только мой любовник, дорогой братец. Он к тому же и мой телохранитель, поэтому попробуй грубо обойтись со мной! Я остаюсь здесь, чтобы познакомиться с твоими подставными дочерьми, которым тебе так не терпится всучить все свои денежки. И я тебе обещаю, что сделаю все, чтобы ни одна из них не получила и пенни!

Свое заявление она произнесла таким спокойным ядовитым тоном, что я стоял, обливаясь холодным потом. В наэлектризованной до предела атмосфере никто не мог проронить и слова в течение нескольких секунд. К тому времени, как у всех нас восстановилось дыхание, дамочка завихляла своим задом в цветочек и направилась к выходу из столовой, но прежде чем исчезнуть, бросила напоследок еще одну презрительную реплику:

— Я поживу в своей комнате — пока не сочту нужным уехать отсюда.

Корнелиус уставился в пустой дверной проем, с той же веселой улыбочкой и с тем же презрительным скучающим видом. Пожав плечами, он посмотрел прямо на старика, а потом неторопливо двинулся вслед за Джойс.

Я так и не определил, кто был в большей ярости — Лофтинг или его хозяин. Но потом решил, что злы они в равной степени. Только Брэдстоуну потребовалось больше времени, чтобы взять себя в руки, и у него было меньше резона делать это.

— Нетрудно заметить, — произнес я безразличным тоном, — что вы с вашей сестрой очень решительные люди. Очевидно, это наследственное.

— Возможно, у нас общая мать, но больше у нас нет ничего общего, — тихо возразил он. — Ничего, уверяю вас. Ничегошеньки общего нет у меня с этой стервой! — Голос его оборвался, и он начал оседать: всю физическую энергию он израсходовал на эмоции. Лофтинг помог ему сесть на ближайший стул, и старик скорчился, тяжело дыша и уставившись пустыми глазами на трясущиеся руки.

— Простите, — печально посмотрел на меня Лофтинг, — но мистеру Брэдстоуну необходимо сейчас отдохнуть. Я принесу ему ужин в постель. Если вы не имеете ничего против, то подождите немного, и я приготовлю вам что-нибудь.

Я покачал головой.

— Не беспокойтесь обо мне. Присмотрите за ним. Я перехвачу несколько бутербродов и полдюжины бурбонов — вот мне и ужин.

Лофтинг торжественно кивнул:

— Шкафчик для ликеров в гостиной.

— Ладненько. Я его разыщу.

— Уж наверняка, сэр, — хмыкнул Лофтинг и захлопотал возле хозяина.

Как только эта пара медленно проделала обратный путь, я тут же отправился в гостиную. К чертям бутерброды! Сейчас меня больше всего беспокоила неприглядная сцена, невольным свидетелем которой я был. Как Брэдстоун и его сестрица ненавидели друг друга — словно подростки, жестокие и бескомпромиссные!

Первые три порции бурбона успокоили мои нервы, поэтому я подумал о своем желудке и, чтобы заполнить пустоту, отправился на кухню, где нашел внушительное блюдо с холодным цыпленком. Потом отыскал досье, которые мне дал Брэдстоун, смешал себе четвертую порцию спиртного и уселся на диван в гостиной, чтобы сделать домашнее задание.

С тремя девушками я уже познакомился — Черил Андерсон, Раймой Сноу и Амандой Боумонт — именно в таком порядке. Я пропустил описание их внешности — интимные подробности уже твердо засели в моей памяти. Не считая Черил, конечно, — тут кое-что еще оставалось уточнить. Однако в отчете я не нашел ничего такого, чего бы не видел собственными глазами, кроме, пожалуй, откровения детективного агентства по поводу Черил. Она была фотомоделью, нудисткой, актрисой и оказалась единственной девушкой, которая жила совершенно одна и управлялась со своими делами с помощью влиятельного агента. Теперь я припомнил, где я видел не только ее лицо, но и ее фигуру — в последнем номере моего любимого журнала для мужчин! Сыщики туманно намекали на то, что она слишком обнажала себя перед камерой, являлась неискренней нудисткой, бесталанной актрисой и безмерно неразборчивой нимфоманкой. Все это не имело никакого отношения к ее идентификации в качестве дочери Брэдстоуна, но, когда вам платит миллионер, вы дополняете свои тощие отчеты цветистыми подробностями. Основная зацепка заключалась в том, что она точно находилась в приюте «Солнечная долина» в подходящее время и в подходящем возрасте. Я не обнаружил ни намеков на ее настоящее имя, ни следов ее происхождения, ни фамилии воспитавших ее приемных родителей. Бумаги на удочерение оказались потеряны.