Из экипажа корабля погибли: инженер-механик мичман Игнатьев, 2 кондуктора и 223 нижних чина, кроме того было спасено 255 ранеными и обожженными, из которых 82 умерло, все остальные офицеры, кондукторы и 747 нижних чинов были спасены портовыми катерами и шлюпками с других судов флота.

Таким образом, непосредственною причиною гибели корабля служит пожар, возникший в носовой крюйт-камере 12-дюймовых зарядов, повлекший за собой взрыв пороха, находившегося в этой крюйт-камере, а затем и взрывы боевых запасов, т. е. пороха и частью и снарядов в расположенных в смежности с указанной крюйт-камерной погребах 130-мм орудий. По-видимому, взрывом одного из этих погребов или был поврежден наружный борт корабля, или же произошел взрыв зарядных отделений мин Уайхеда и им сорваны клинкеты минных аппаратов или кингстоны, через каковые повреждения стала быстро вливаться вода; корабль, имея разрушения на значительном протяжении палубы и переборки, этого повреждения уже вынести не мог и быстро затонул, опрокинувшись от утраты остойчивости.

При разрушенных на значительном протяжении палубах и переборках, после повреждения наружного борта, гибель была неизбежна, и выравниванием крена и дифферента, затопляя другие отсеки, что совершается медленно, предотвратить ее было невозможно.

2) Переходя к рассмотрению возможных причин возникновения пожара в крюйт-камере, комиссия остановились на следующих трех предположениях:

а) самовозгорание пороха,

б) небрежность в обращении с огнем или с порохом,

в) злой умысел.

Однако установить точно и доказательно, которая именно из перечисленных причин имела место в действительности, не представляется возможным, вследствие чего комиссия вынуждена лишь оценивать степень вероятности этих предположений, сопоставляя выяснившиеся при следствии обстоятельства. а) Самовозгорание пороха представляется мало вероятным, и возможность его почти отпадает по следующим соображениям: 1) Порох был свежий, выделки 1914 и 1915 гг., ленточный для боевых зарядов и макаронный 12-дюймовых орудий — для практических, с содержанием дифиниламина в качестве реактива, которым обнаруживалось бы, по появляющимся на лентам пятнах, малейшее начавшееся разложение пороха. Между тем, в зарядах, сдававшихся с корабля в склады и в лабораторию при Сухарной балке для замены Других исследований при Сухарной балке до сих пор не производится за отсутствием соответствующих устройств.

2) Изготовление пороха и, затем, зарядов из него ведется, насколько известно, весьма тщательно, и приняты всякие меры для исключения возможности даже случайного использования лент с пороками, и до сих пор случаев разложения пороха, принятого для флота не наблюдалось.

3) Температура в погребах все время было весьма умеренная, достигнув лишь один раз на несколько часов 36° Р при нагревшейся от продувания в нее пара килевой балки. Нагревание балки не могло быть свыше 60–70° Р произошло оно в апреле 1916 года и повлиять по своей непродолжительности (около 1¹/₂ часов), а также и потому, что заряды непосредственно к балке не прилегали, вредно на порох не могло.

Таким образом, обстоятельств, при которых, как доныне известно, может произойти самовозгорание пороха, не обнаружено. Свойства нашего бездымного пороха за двадцать лет пользования им изучены столько основательно, что представляется маловероятным, чтобы могла существовать какая-либо доселе неизвестная причина, могущая вызывать его самовозгорание при тех условиях хранения, которые имели место на линейном корабле «Императрица Мария». Необходимо, однако, отметить, что исследования того, в какой мере может влиять на стойкость пороха досылка зарядов прибойником в канале орудия, причем ленты иногда ломаются и портятся механически, произведено не было. Кроме того, по сообщению члена комиссии капитана 2 ранга Леонтьева, на линейном корабле «Севастополь» 17 октября 1915 года уронила футляр с полузарядом с высоты 12 футов; полузаряд внутри футляра воспламенился и сгорел в 12-ти дюймовой крюйт-камере, к счастью, не вызвав ни взрыва, ни горения остального находившегося в ней в футляре пороха. Такое самовозгорание пороха при падении футляра явилось фактом неожиданным. Отмечены также случаи порчи воспламенителей черного пороха, но по отзыву действительно статского советника Вуколова, это обстоятельство само по себе вредного влияния на бездымный порох оказать не могло.

На основании изложенного выше, предположение о самовозгорании пороха является маловероятным, но комиссия полагает, что желательно систематическое исследование этого вопроса опытным путем, б) Небрежность в обращении с огнем и неосмотрительность в обращении с порохом представляется также маловероятными причинами возникновения пожара по следующим соображениям:

1) Заряды 12-ти дюймовых пушек состоит из двух полузарядов весом каждый: боевой по 160 фунтов, практический по 88 фунтов. Каждый полузаряд вложен в отдельный футляр, закрываемый крышкою, которая замазывается герметически мастикою, чтобы воспрепятствовать усыханию растворителя, вследствие, которого порох изменяет свои баллистические качества. Хотя герметичность многих футляров, из которых при боевой тревоге перед походом вынимаются заряды для подготовки подачи для первых выстрелов, и нарушается, но крюйт-камеры вентилируются и в них не скопляется столько паров эфира и спирта, чтобы могла образовать гремучая смесь, способная воспламениться от пламени свечи или спички и т. п. Даже при полном отсутствии вентиляции и полном высыхании растворителя количество воздуха в крюйт-камере: значительно превосходит то, при котором могла бы образоваться гремучая смесь. Таким образом, если в крюйт-камеру зайти с зажженной свечей, или зажечь спичку, заронить огонь, оставить гореть какую-нибудь тряпку, ветошь или пучок пакли, то это еще не вызовет возгорания паров эфира и спирта, хотя бы их запах и чувствовался. Чтобы загорелся полузаряд, надо чтобы самое пламя проникло в закрытый футляр и достигло бы лент пороха или воспламенителя или надо, чтобы воспламенитель, состоящий из шашек черного пороха, совершенно рассыпался, в виде мякоти проник бы через неплотно завернуть крышку, подвергся бы касанию с пламенем и, вспыхнув, передал бы горение заряду, находящемуся в данном футляре. Как видно, необходимо сочетание целого случайностей, каждая из которых сама по себе мало вероятна. Случай на линейном корабле «Севастополь» показывает, какой сильный огонь может быть в крюйт-камере 12-ти дюймовых зарядов, не вызывая их взрыва.

2) Крюйт-камеры всегда освещены, ходить туда должны для измерения температуры дневальные, назначаемые из комендоров данной башни в сопровождении унтер-офицера, т.е. люди обученные, знающие правила и свои обязанности, поэтому мало вероятно, чтобы они допустили себя до какой-либо небрежности в обращении с огнем вообще. Но время возникновения пожара как раз тогда, когда в крюйт-камеру должен был идти дневальный для измерения температуры, а также, что в этот день после полдня предстояла приборка крюйт-камер и погребов, ряд известных случаев, предотвращенных или совершившихся взрывов от грубой неосмотрительности низшего персонала при работах или надзоре за взрывчатыми веществами на заводах или лабораториях, суть те обстоятельства, которые придают некоторую допустимость предположению о возможности возникновения пожара от небрежности со стороны бывшего в крюйт-камере нижнего чина без злого умысла, но, может быть, даже от излишнего его усердия.

Из всей прислуги, находившейся в первой башне, спасся тяжело обожженный лишь один человек и. значит, высказанное предположение остается лишь маловероятным, причем нельзя даже утверждать, был ли кто-либо в это время в крюйт-камере или нет.

3) Комиссия не может не отметить на корабле «Императрица Мария» существенных отступлений от требований Морского устава по отношению к доступу в крюйт-камеру. Морским уставом указывается, что крюйт-камеры должны быть постоянно заперты и ключи от них должны храниться в особом шкапчике у денежного сундука под охраною часового, ключ от шкапчика — у командира, которым передается старшему офицеру для передачи по принадлежности через вахту при надобности открыть крюйт-камеры.