Еще сложнее с именами мафиози. Родители обычно называют своих детей в честь родственников, таким образом, целый ряд лиц: дядья, двоюродные братья, племянники, внуки — носят одно и то же имя: тогда о каком же Джузеппе идет речь в телефонном разговоре? Еще хуже с уменьшительными именами: Тото — это и Сальваторе и Антонио. Но, к счастью, «u tunnu» всегда значит «убиенный».

Очень редки случаи переписки между мафиози. Записки чаще всего носят заверения в дружбе, призывают держаться бодрее либо выражают привязанность и расположение. Однако и сегодня, как и у крестьян в давние времена, письменные послания мафиози служат в основном как расписки. Например, «Пойди к Филиппо и покажи ему это и скажи ему чтобы дал тебе пять моих чему я очень рад».

Для передачи информации новая мафия использует строжайшую систему «глухих отсеков», так как «верхушка» не хочет, чтобы «основа», а также и многие «полковники» знали больше, чем нужно.

Сегодняшние мафиози, так и не осилившие грамоту, свободно пользуются самыми совершенными техническими средствами, такими, как трансокеанские телефонные переговоры или банковские переводы из Палермо на Багамские острова через Цюрих — Лондон. Неизменным остается старое правило — все решения принимаются лично и только устно, они не регистрируются ни в каких документах, а если регистрируются, то лишь в сокращенной и символической форме, недоступной для понимания непосвященных. Несдержанное слово влечет за собой неминуемую смерть.

Мафия сама по себе является источником информации, которую она передает нам, находящимся вне ее. В старые времена фигура мафиозо, заботящегося исключительно о доме и семье, была окутана легендой о его непроницаемости. Никто и никогда не мог понять природы совершаемых им поступков. В огромном множестве публицистических работ о старой мафии действительно признавалось наличие у мафиози интеллекта в том, что касается оценки людей, вещей и исторических событий, гораздо более тонкого и глубокого, чем у представителей других социальных групп. Даже коварная жестокость, железная решимость, безудержная дерзость, непостижимая хитрость, характеризовавшие этот интеллект, по существу, всякий раз свидетельствовали о его утонченности.

Кажется, люди из старой мафии не спали ночами, а только и думали, что бы им еще такое сообразить. Так житель какой-нибудь деревушки близ Палермо, для того чтобы выбрать место для нового кладбища, целыми днями ходил по окрестным холмам. Он ждал ветра, который бы дул в одну сторону треть года. Дождавшись такого ветра, он поджигал принесенные с собой в бадье кости и внутренности животных и ветер относил этот дым к дому, где жил его враг. На том месте он разбивал кладбище, и семья его недруга чувствовала, как в течение ста дней в году ветер несет в их дом запах смерти с этого, не без умысла устроенного, сельского кладбища.

Очень часто сегодня новую мафию отождествляют с терроризмом, свирепствующим в Италии вот уже более 10 лет.

Зачастую в основе отождествления этих двух явлений (мафии и терроризма) лежит заблуждение. Когда в Палермо был зверски убит Санти Маттарелла — честнейший человек, возглавлявший администрацию области Сицилия, молодой политический деятель, которого называли преемником Альдо Моро на посту национального секретаря демохристианской партии, — многие поверили анонимным посланиям, где это убийство приписывалось террористическим группам. Те, кто поверил этому (и среди них Леонардо Шаша[64]), не допускали и мысли о том, что мафия способна убить такого человека, как Маттарелла, не имевшего с мафией ничего общего. Возможно, они попросту не хотели верить в существование новой мафии. Однако некоторое время спустя было доказано, что пистолет, из которого был убит Маттарелла, фигурировал еще в одном убийстве, совершенном мафией. С тех пор никто больше не сомневался, что именно мафиози виновны в смерти Маттареллы.

Тот, кто видит сходство между мафиози и террористами, исходит в основном из того, что техника убийств, совершаемых и теми и другими, во многом идентична; родство между ними они видят еще и в том, что так же, как и террористы, от чьих рук погибли миланские судьи Алессандрини и Галли, мафиози сегодня убивают таких судей в Палермо, как Коста и Терранова.

В технически высокоразвитом обществе идентичность применяемого оружия (357 «магнум», автомат «АПК») и сходство методов (выстрел в затылок) не могут служить основанием для такого отождествления. Скорее обращает на себя внимание одинаковая технология убийства (например, пули, которые убивают человека, даже слегка задев его), используемая как террористами, так и мафиози.

Наконец, между ними существует и значительная разница. Террорист желает установления «нового» мира и поэтому разрушает «этот» мир. Он действует не в целях личной выгоды, хотя в итальянском терроризме довольно отчетливо просматриваются и черты «латиноамериканизма», где сегодняшний рядовой экстремист завтра может стать правителем. Даже убийство того или иного человека является для террориста средством утверждения собственной идеологии.

Мафиозо, напротив, не желает никакого изменения общества: его традиционная функция посредника между различными слоями общества не может быть основана на разрушении социальных тканей. Поэтому мафиози убивают отдельных людей, препятствующих осуществлению того или иного их замысла или «разрушающих» его.

Между новой мафией и терроризмом нет также никакого сходства и в том, что касается основополагающих принципов, лежащих в основе этих организаций. Террористам совершенно чуждо такое понятие, как омерта́, и следование другим обычаям мафии, воспринимаемым как проявление мужественности, тогда как жить и поступать по-мужски — это фундамент мировоззрения мафиози. Кроме того, использование террористами системы «глухих отсеков» является элементарным принципом построения любой тайной и нелегальной организации и отнюдь не представляет собой специфическую особенность сообществ мафии. Итальянские террористы сегодня тоже убирают предавших их людей, но этот признак, классифицируемый как «субгуманный», не имеет ничего общего с кровной местью, являющейся характерной чертой мафии.

Мы можем со всей определенностью сказать, что с 1970 года по настоящее время новая мафия и терроризм в Италии существуют бок о бок. При этом возникает резонный вопрос: какие же связи установились в наши дни между ними?

Ясно одно, мафиози не оказывают полиции, а следовательно, и обществу никакой помощи в поимке террористов вопреки общераспространенным иллюзиям, нашедшим отражение даже в некоторых газетных статьях.

Мафии, как и любой другой организации подобного рода, выгодно, чтобы число террористов росло с каждым днем: вследствие «рекламы», сопровождающей всякую политическую проблему, лучшие силы государственного репрессивного аппарата будут отвлечены на борьбу с ними, что обеспечит мафиози большую свободу действий. В то же время террористы — в основном левые экстремисты — явились инициаторами соглашения с преступными элементами, в том числе и с мафиози, относительно внутритюремных отношений между ними, поскольку тюрьма является единственным местом их совместного пребывания. Речь шла о «разделе власти» в местах заточения, а следовательно, и о возможности поддерживать постоянные отношения с террористами и мафиози, оставшимися на свободе, не опасаясь того, что эти контакты будут пресечены властями. Несмотря на ряд стычек и поножовщины между этими группировками, они, кажется, нашли пути к взаимодействию. Результатом были попытки побега из миланской тюрьмы «Сан Витторе», предпринятые матерым преступником Ренато Валландзаска и одним из руководителей левого экстремизма Коррадо Алунни, а также побег из тюрьмы в области Лацио известного представителя левого терроризма Чезаре Баттисти и одного из главарей неаполитанской каморры.

А какие же отношения существовали между новой мафией и терроризмом вне тюрьмы? Ответ на этот вопрос неясен.