Злые тучи. Пыль и ветер над Берестовою.

Сходит вечер. Вечер плещет медью листовою.

Дуб и берест, клен и явор — в тучи головою.

Листья рвет, бросает ветер в ледяную воду.

Проезжали партизаны, не спросили броду.

Не ждала ты в это время гостя из похода?

Что ж ты стала, не откроешь милому ворота?

Или мне не надоели рубка да забота?

Или мне седло да сабля — только и работа?

Видишь, убыло немало хлопцев в эскадроне…

День и ночь, еще две ночи гнали нас погони, —

притупилися подковы, притомились кони.

Путь наш — степью, полем, лесом — пасмурнее ночи.

Отдохнем — ив путь-дорогу снова, что есть мочи…

Кто привез тебе обнову, шелковый платочек?

Кто привез тебе обнову?

Руки уронила.

Что ж молчишь, не скажешь слова?

Ждать мне не под силу.

Пыль и ветер. Злая туча небо полонила.

Открываются ворота, тяжелы, скрипучи.

Открываются ворота в грозовые тучи.

Открываются ворота — молния из тучи!

Как скользил с седла! Как в травах

руки разбросал он!

Как неслись по полю кони — и коней не стало!

Вас измена, партизаны, здесь подстерегала.

Что вы — разве не знакомы с гибелью такою?

Тишина, и дождь, и ветер рвутся над рекою.

Нет вам, братцы, передышки, нет нигде покоя…

Злые тучи гонит буря над Берестовою.

Дремлет ночь над камышами, над глухой травою.

Дуб и берест, клен и явор — в тучи головою.

Идут из Сибири солдаты, но с ними Шандор не идет.

Буран своей лапой косматой пути перед войском метет.

Маячат над степью кошмары, как память недавних невзгод, —

красногвардейцы-мадьяры, вперед,

вперед!

Покинув окопное поле, солдатскую участь свою, —

для Венгрии славу и волю они добывают в бою.

Пусть меркнут в дыханье пожара штыки наступающих рот, —

красногвардейцы-мадьяры, вперед,

вперед!

«Товарищей вестью утешьте, — бойцам комиссар говорит. —

Пылает уже в Будапеште, и в Дебрецене горит…»

И песни Шандора — удары но миру сквозь ночи полет.

Красногвардейцы-мадьяры, вперед,

вперед!

Карпаты — как черные тени, за ними — свобода ждет.

И лозунг: «Не знать отступлений!» отряды бессменно ведет.

То ленинские Стожары огнями зажгли небосвод.

Красногвардейцы-мадьяры, вперед,

вперед!

Его нашли в ночи на поле боя.

Вдали раскаты грома улеглись.

Лишь молниею редкой, голубою

Еще огни сигнальные рвались.

Полк наступал. За рощицей недальней

В ночную темноту бойцы ушли.

Мы молча шли долиною печальной,

Где наши братья в битве полегли.

Боец лежал как будто на привале,

Но нам тревога стиснула сердца.

Склонились мы и партбилет подняли,

Лежавший возле сердца у бойца.

Мы дальше шли. Ни слова меж собою.

И лишь когда зарозовел рассвет,

В степной тиши, уже привыкшей к бою,

Мы молча развернули партбилет.

Насквозь пробитый пулей роковою,

Он рядом с сердцем был в тот самый миг

И, как свидетель гибели героя,

Ворвался в мир моих тревог ночных.

И долго я молчал над ним, пробитым

Безжалостною каплею свинца, —

Над этой книжкой, что в бою открытом

Лежала возле сердца у бойца.

И я за ней увидел в жарком споре

Весеннее безумие земли,

Цветенье трав, немолчный рокот моря,

Все, что мы в мире жизнью нарекли.

Боец, порывом движимый единым,

Жил молодым и умер молодым.

И, как родная мать над верным сыном,

Склонилась тихо родина над ним.

Как сын, послушный материнской воле,

Он от беды не отвратил лица.

Так мы нашли бойца в рассветном поле

И партбилет на сердце у бойца.

Друзья мои! И мы на поле боя,

Быть может, встретим свой последний час

Встает рассвет за далью голубою,

Дымок сражений обвевает нас.

Встает рассвет, тревогами объятый.

За рощицей стрекочет пулемет.

И по пути бессмертья и расплаты

Лавиною полки идут вперед.

Всегда вперед идти в бою открытом!

Мы поклялись сражаться до конца

Над партбилетом, пулею пробитым,

Что был в бою на сердце у бойца.

Если падает дерево в чаще —

Отзываются рокотом горы,

Слышен в пропастях отзвук звенящий,

Ропщут пастбищ просторы.

Если ловчий подстрелит оленя —

На предсмертного хрипа звучанье

Отзывается лес в отдаленье,

Нарушая молчанье.

Если песня — ей ночь не помеха —

В сердце вдруг одиноко забьется,

Будь спокоен: на песню, как эхо,

Целый мир отзовется.

Вот так и бывает: живешь — не живешь,

А годы уходят, друзья умирают,

И вдруг убедишься, что мир не похож

На прежний, и сердце твое догорает.

Вначале черта горизонта резка —

Прямая черта между жизнью и смертью,

А нынче так низко плывут облака,

И в этом, быть может, судьбы милосердье.

Тот возраст, который с собою принес

Утраты, прощанья, наверное, он-то

И застил туманом непролитых слез

Прямую и резкую грань горизонта.

Так много любимых покинуло свет,

Но с ними беседуешь ты, как бывало,

Совсем забывая, что их уже нет…

Черта горизонта в тумане пропала.

Тем проще, тем легче ее перейти, —

Там эти же рощи и озими эти ж…

Ты просто ее не заметишь в пути,

В беседе с ушедшим — ее не заметишь.