- Навевает воспоминания? - Впервые с момента разговора у гостиницы подал голос Ламский, когда мы шли от стоянки к особняку и проходили мимо деревянной арки с надписью "Детский городок" - входа на полигон и полосу препятствий... человек с юмором делал, однозначно.
- Да не особо.
Действительно, не особо. Это для Олега Радовича полоса препятствий "Детский городок" была чем-то выдающимся и неприятным, а для Сая Нагава и Олега Дорина - сущая ерунда по сравнению с любой из миссий "Гантца".
К тому же сейчас моя голова была занята предстоящим "разговором", а не детскими воспоминаниями. И - самое главное - причинами этого разговора. С чего вдруг бывшим родственникам захотелось поговорить с изгнанником, вышвырнутым несколько лет назад из Семьи?
- Ну-ну... - неопределенно хмыкнул Ламский.
Привели меня в какой-то кабинет, усадили за стол (на место посетителя, разумеется) и ушли, велев подождать...
Вот сижу - жду... Уже час жду. Потом девушка в коротенькой юбочке принесла мне горячий сладкий чай с печеньем, который я быстро уничтожил, а потом - снова ждал...
- Не высыпаемся, господин Радович? - Выдернул меня из дремы голос Ламского.
- Очень уж обстановка умиротворяющая, Иван Иванович!
Удивительно, но, кажется, я выспался! И, по ощущениям, проспал часа два! Это на неудобном-то стуле!
- Говорят, что у людей с чистой совестью - хороший здоровый сон. - Ламский уселся в кресло за столом.
- Или полное отсутствие этой совести. Во всяком случае, я знаю как минимум одного человека, который хорошо и крепко спит, будучи бессовестной мразью.
- Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешься ввиду, Олег... - Покивал головой Ламский. - Наш разговор будет записываться... не возражаешь?
- С моей-то чистой совестью? Ни капли!
- Кхм... Олег. Как ты понимаешь, мне нужен однозначный ответ на этот вопрос.
- Нет, Иван Иванович, я не возражаю против ведения записи нашей сегодняшней беседы.
- Замечательно! Итак. Среда, восьмое сентября 7511 года, двадцать два часа сорок минут. ("Вот это я "придавил"!") Беседу ведет Ламский Иван Иванович. Олег Ильич, представься, пожалуйста.
- Олег Ильич Радович, ранее - Сварог. - Ламский прищурился и усмехнулся, но промолчал. - Восемнадцать лет. Родился шестого мая 7493 года в Москве.
- Хорошо. Честно говоря, я удивился, когда узнал, что ты вернулся в Москву, Олег. Как тебя сюда занесло? Ты же в Киржаче учился?
- А уж как я удивился, когда меня сюда чуть ли не насильно перевели! Руководство Политеха почему-то решило, что такой умный и талантливый мальчик должен получать образование в центральном филиале Университета, а не в глухой провинции...
- Бывают же совпадения! - Очень натурально восхитился Ламский.
- А что с чем совпало, Иван Иваныч?
Но Ламский, разумеется, не позволил себя поймать:
- Олег, я ж тебя учил... когда-то... тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь... И - никак иначе!
Вообще, то, что говорит Ламский - совершеннейшая ересь - теория допросов никак не соотносится с данной ситуацией. Он вообще не имеет права меня допрашивать, представляя частную лавочку. Но зачем же ссориться?
- А-а-а... Да, припоминаю, Иван Иванович. Чему-то такому меня, действительно, учили. Прям, как знали, как знали...
- Ну, не будем отвлекаться. Пятого сентября 7511 года... Олег, попытайся вспомнить, что ты делал в этот день.
- Ну... Иван Иванович. Ну, вы спросили...
- Это воскресенье, если ты запамятовал...
- Готовился к отъезду в Москву, потом ехал в Москву, потом приехал в Москву... Хотя, нет - приехал я уже ночью в понедельник.
- Подробно, Олег. Подробно. Вот, проснулся ты... во сколько ты, кстати, проснулся, и где?
- В своей постели в общежитии... К сожалению, один... - Тяжко вздохнул я, заглядывая в вырез блузки секретарши (или помощницы... или кто она здесь?), снова принесшей чай и сладости. Та стрельнула проказливыми глазками. - Совсем один... - Совсем жалобно протянул я, подмигнув ей.
Подробно, по часам, даже по минутам, я вспоминал воскресенье и описывал весь день. Разумеется, эпизод с дракой в электричке плавно обошел - ехал и ехал, в окно смотрел... к тому же формально эта драка случилась за полночь... То есть уже в понедельник. А рассказать-то меня просили про воскресенье. Ламский уточнял, записывал фамилии тех, кто может что-то подтвердить.
- Ага... а потом?
Рассказываю, как ехал на метро, как заселялся в заранее забронированный номер гостиницы...
Такое впечатление, что у них кого-то убили или что-то ценное украли. И случилось у них эта неприятность примерно с двух до трех часов дня в прошедшее воскресенье, если судить по особому интересу Ламского именно к этому промежутку времени...
- А почему тебя в Москву перевели?
Вздыхаю, но тоже рассказываю... несколько раз.
Допрос длился где-то часа три-четыре. Ламский совсем замордовал меня уточнениями, многократным повторением одних и тех же эпизодов... Нормальный такой добротный допрос одного из свидетелей.
А "короткая юбочка" Марина - секретарша Ламского - все это время таскала мне чай, пирожные, конфеты и печенье, постреливая доброжелательным взглядом... Сладости - это хорошо: при стесненных средствах в них постоянно ощущается потребность... А организм-то молодой и мозг, что характерно, развивающийся (будем надеяться) - сахар нужен, много-много сахара!
- Что ж, Олег. Спасибо за то, что нашел время с нами встретиться и поговорить! Не смею тебя больше задерживать! Конец записи. - Он показательно щелкнул мышкой настольного компьютера. - Можешь идти. На ворота я сейчас позвоню. Дорогу до станции помнишь?
Я поднялся и вежливо улыбнулся:
- Благодарю за чай, Иван Иванович. Я как раз успею к утренней электричке!
- Всего хорошего, Олег Ильич!
- И вам не хворать, Иван Иванович!
+++
Итак, мало того, что обратно к гостинице меня отвозить не стали, так еще и на мой намек на то, что последняя электричка давно ушла - не обратили никакого внимания!
А ведь когда-то на лимузине меня в эти ворота ввозили и охрана честь отдавала... А теперь - будто щенка под забор выкидывают. Топай. Ножками - ножками.
Обиделся? Не-е-ет. Удивился. Сильно удивился.
Дело в том, что в эмоциях Ламский не испытывал ко мне негативных эмоций. Более того, была симпатия и приязнь! Но его действия в конце допроса... точнее, бездействие... Будто он, выкидывая меня за ворота в два ночи, выполнял некий приказ или часть плана. Ну и небольшим чувством вины в меня от него плеснуло...
Посмотреть на мою реакцию? Напасть по дороге? Нет, вряд ли - на платформе камеры и жандармерия, а в Москве я так и так окажусь только утром, в огромной толпе, спешащей на работу... Так что, наверно, именно посмотреть на реакцию... Но как-то сложно все накручено, сложно...
Опять-таки, зачем им потребовались мои показания? Что у них такого стряслось в прошедшее воскресенье после полудня?
А еще я огорчился в ожидании грядущих неприятностей - если они не удовлетворятся моим рассказом (а они вряд ли им удовлетворятся), то будут собирать доказательную базу... включая записи с камер наблюдения электрички. И вот тогда Олегу Радовичу будет очень и очень грустно - придется ему, Олегу, объяснять, некоторые непонятные моменты с бесконтактной транспортировкой тела по воздуху... Черт, как же не вовремя этот Ковыль там оказался! Да и я хорош - мог бы спокойно "на пресс" принять тот детский удар!
Охранники на воротах, не будучи посвящены в хитросплетения внутрисемейных отношений, сильно удивились и даже не хотели меня сначала выпускать: