Я же, как уже говорилось, работаю в котельной. Сюда вонь хлора не доходит. Но условия не лучше. Жар от котла, пар от поршня и запах. Запах от глыб. Дело в том, что эти куски, когда-то бывшие людьми, довольно аппетитно пахнут жареным мясом. В начале смены этого не замечаешь, а когда часов пять - шесть покидаешь их и уголь в котел и в животе начинает сосать, то чуть ли не слюну на эти глыбы пускаешь. Опять тошнит? Да не отставляйте вы тазик! Но потом объявляют перерыв, и ты идешь в столовую, где тебе дают порцию каши с парой котлет. И знаете, что запах этих котлет ничем не отличается от запаха глыб. Я, как-то, пытался расспросить повара, из чего делают эти котлеты, но он молча посмотрел на меня и продолжил накладывать кашу в порции. Хрен его знает из чего эти котлеты. На вкус как из свинины. Но за суточную смену, что работают кочегары, нас кормят три раза. Да, три раза каша, пара котлет и чашка чая, что гаже кошачьей мочи. Так вот, за раз нас в столовой жрет человек пятьдесят. Потом мы возвращаемся на рабочие места, и жрать идут наши напарники. То есть, три кормежки по два раза. За раз жрут пятьдесят человек, я это уже говорил, но вы на это внимания не обращайте, я люблю повторяться. Суммарно, столовка кормит за день шестьсот человек. Если за раз съедают одну свинку, судя по количеству котлет, то за день под нож идут шесть свиной. А судя по сумкам, которые тащит домой повар, то к этому числу я бы добавил еще пару поросят. И это только кочегары! А по такому же графику, сутки через трое, работают практически все. Так что, свиней режут поголовно. Если их, конечно, режут, а не соскребывают фарш с той же мясорубки.

Ну и пес с ними, котлетами. Может они и пахнут по-другому, а у меня просто запах глыб приелся.

В общем, отмахав лопатой сутки и дождавшись гудка о смене кочегаров, я отдал лопату своему сменщику и пошел в душ. Душ в кочегарни – это нечто! Никаких кабинок и шторочек. Один здоровый зал с решетчатым полом, а с потолка на шлангах висят распылители и постоянно льют. Воду включают сразу после гудка и выключают через час, в двадцать один ноль ноль. Да, смена заканчивается в восемь вечера и у меня есть целый час, чтобы помыться. У входа в душ стоит старая, местами прогнившая, корзина с мылом. Берешь кусок и идешь мыться. За день так измажешься, что иногда и одного куска будет мало. Тогда приходится орать во всю глотку: «Тетя Гера, мыла!» и ждешь, пока маленькая старушка, Гертруда Адольфовна, протолкнется сквозь толпу голых мужиков к тебе с куском мыла. Молодняк её стеснятся, прикрывая причиндалы. А она лишь насмешливо цокает языком. Дело в том, что тетя Гера за свою жизнь насмотрелась на эти причиндалы. В свое время она была известна, в определенных кругах. Среди портовых проституток до сих пор ходят легенды про Неутомимую Гертруду, способную в одну ночь довести до оргазма команду целого крейсера. Правда, крейсера в порт Смертиграда не заходили аж со времен гражданской войны, когда город смерти соблюдал нейтралитет, а проститутки обслуживали всех подряд. Но и тетя Гера изменилась. От прошлого блеска и шика не осталось и следа. Она как-то приносила и показывала старые фото, некоторые из них можно смело отнести к разряду не пристойных. Кстати, кто-то тогда пару непристойных фото и спер. К тому же, профессиональные болезни давали о себе знать. Из своих напарниц по ремеслу, в живых осталось она одна. Но жизнь портовой проститутки не сахар и богатства там не сколотишь, поэтому чтобы не умереть с голоду и от хронических заболеваний, бывшая королева порта драит полы в столовой кочегарни и выдает мыло. Ну и вспоминает шальную молодость в закоулках порта, бодро выхаживая среди голых кочегаров с мылом и зонтиком в руках.

Вот так заканчивается каждая смена. Помылся, потрепался с такими же, как и ты, трудягами и домой. На улице темень непроглядная, только фонари тускло светят. Вообще, в Смертиграде и днем не очень-то светло. Смог, висящий над городом, скрывал солнце и даже в самые яркие дни, в городе был полумрак. В этом полумраке и живем.

Странное дело, но социальное разделение в Смертиграде зеркальное. То есть, не совсем зеркальное, но чем дальше от золотой середины, тем больше схожестей с противоположной стороной. Сейчас поясню. В общем, Смертиград не отличается ничем от любого другого города Гармонии. Есть богатые, средний класс и бедные. Богатые – это аристократы. Вся власть и деньги Смертиграда в их руках. Средний класс – это я, ваш покорный слуга, и остальные трудяги города. Бедные – это попрошайки, проститутки и прочие отребья, живущие в грязи города смерти. Но… среди первых и последних, есть много общего. Это особенность общества Смертиграда. Первые, кого стоит упомянуть, это падальщики. Падальщики питаются, возьмите тазик, трупами. И если для падальщиков из канавы это просто способ выжить в этом мире, то для богатых падальщиков, это нечто вроде деликатеса. Первые проникают в порт и нагло грабят вагонетки с трупами, вторые же пользуются услугами посредников. То же, кстати, заработок в Смертиграде. Посредники добывают трупы, подходящие под определенные критерии. Ну, кто-то предпочитает мясо младенцев, кто-то исключительно кушает девственниц… что? Опять тошнит? Держите тазик под рукой! Кстати, эти же посредники работают на другой тип жителей Смертиграда. На денди. Их так прозвали, из-за того, что первый, официально попавшийся денди любил красиво одеваться и всегда ходил со свежее сорванной хризантемой в петлице пиджака. Его приговорили к смертной казни и, отрубив голову, отправили на мясорубку. Правда, зачем это было сделано, не ясно. Ведь денди не исчезли и бизнес не прикрыли. Да и многих денди знают практически все жители Смертиграда. Чего таиться, все свои! Да и какая разница, мертвому-то все равно, что с ним сделают. А так, хоть потешит кого-то после смерти. Так! Не надо тут в обморок падать! Нюхните нашатыря, станет легче. Им нужны трупы для… любовных утех. Да, да, есть такие люди, предпочитающие заниматься любовью с дохляками. И что самое удивительное, среди них есть и дамы. Уж как они там покойников в форму приводят, я не знаю, но, как по пьяной лавочке сказал один посредник, среди жен чиновников спросом пользуются тела юношей. Может они их, потом, едят? Ну, денди плюс падальщик. Среди бездомных такое не редкость. А что? И удовольствие и еда одновременно! Девки-то иногда отменные попадаются, а что спать с такой же облезлой из канавы? Вот и сегодня я попал на двоих таких. Уже прошел мимо чумного района, и оставалось пару кварталов до дома, как в нос ударил резкий запах хлора. Смотрю, а под фонарем в подворотне двое отмывают девичье тело. На вид покойнице было лет семнадцать, двадцать, но девка была красивая! Округлая грудь, бедра. Только все портила вонь и голова. Точнее, то, что от головы осталось. У покойницы не было правой части и макушки. Содержимое головы так же отсутствовало, видимо при транспортировке остатки мозгов выбили. А что, с трупами грузчики не церемонятся. Кидают так, что и у целого трупа мозги вылетят, а тут так подавно.

- Три! Три сильнее!- Беззубым ртом проговорил один из бездомных, усердно массируя тряпкой грудь покойницы. Видок у него был еще тот: весь с ног до головы в грязи. Его напарник, не менее чистый, полировал ей бедра.

- Та тру, я тру! – Огрызнулся напарник.

- Мать вашу, где вы её откопали?! – Спросил я, а сам уже держал руку на гаечном ключе за пазухой. Я его там всегда ношу, на всякий пожарный. Но сегодня господа нищие не были настроены враждебно. Даже наоборот, охотно рассказали, где добыли объект для любовных утех.

- Отменная девка, да? – Начал главный, растянув рот в подобие улыбки. Наверное, она была искренней, но отсутствие зубов делало её жуткой. – Сегодня у загрузчиков прямо с бочки вытащили. Она сверху лежала, но провонялась все равно. Эй, - крикнул он напарнику. – Ты к заднице не пристраивайся, я первый!

- Удачного вечера, джентльмены! – Козырнул я и пошел дальше. Бездомные скупо поблагодарили и продолжили усердно отмывать покойницу от запаха.

И знаете, что самое странное, что эти крайности – черта бедных и богатых. Средний класс такими странностями не страдает. Для среднего класса есть жены, портовые шлюхи, но не трупы. Да и с провиантом порядок. Не шикуем, как богачи, но это и к лучшему, я скажу. То еще, не дай Бог, падальщиком стану.