Шлейфы дам и перья франтов

Не трепещут в блеске бала.

Молчалив покой инфанты

В глубине Эскуриала.

Там замкнулась королева

С королем, своим супругом.

Дочь их тяжко заболела

Изнурительным недугом.

Зря епископ служит мессу,

Лекарь бьется, маг ворожит,—

Захворавшую принцессу

Исцелить никто не может!

Где он, взгляд живой и пылкий,

Полный негою любовной?

Еле-еле бьется жилка

На руке ее бескровной.

Говорит король в томленье:

«Я бы дал врачу, как сыну,

За инфанты исцеление

Королевства половину!»

«Если б снять недуг с инфанты, —

Королева шепчет слабо, —

Я бы все мои брильянты

Иезуитам отдала бы!»

Меж родных нашедший место,

От сердечной скорби бледный,

Наклонился над принцессой

Португальский принц наследный.

«Если б стала донья крепче —

Я пошел бы, как скиталец,

К божью гробу!» — жарко шепчет

Безутешный португалец.

И, своим владыкам силясь

Пособить в беде их черной,

Из угла тихонько вылез

Бородатый шут придворный.

«Мой король! — сказал он грустно. —

Много раз встречал в беде я

Врачевателей искусных

Средь проклятых иудеев.

Этот род достоин смеха,

Обречен костру и шпаге,

Но вчера в Мадрид приехал

Рабби Симха из Гааги.

Мертвецы встают из гроба,

Если он прикажет: „Встаньте!“

Повелитель мой! Попробуй —

Позови его к инфанте!»

Королю поклон отвесив

И томясь придворным блеском,

Врач стоит перед принцессой

В пышной спальне королевской.

Тяготит его повязка

С желтым знаком иудея!..

На щеках инфанты краска

Выцветает, холодея.

Не встает она с постели,

Дышит слабо и неровно,

Жилка бьется еле-еле

На руке ее бескровной.

А вокруг — безлюдны залы,

Тишина в дворце просторном.

«У принцессы крови мало! —

Говорит еврей придворным.—

Злой недуг ее погубит,

Унесет или состарит.

Кто инфанту больше любит,

Тот ей кровь свою подарит!»

При словах его, как дети,

Царедворцы задрожали.

«Кровь моя, — король ответил,—

Это кровь моей державы!»

Королева, хмуря брови,

Отвечала: «Разве мало

Я дала инфанте крови

В день, когда ее рожала?»

Принц глядел в окно куда-то,

Теребя свои перчатки.

Он сказал, что кровь солдату

Лить прилично только в схватке…

Врач, блестя холодным взглядом,

Вынул скальпель и реторту:

«Сам я крови сколько надо

Дам инфанте полумертвой,

Чтоб поверили в науку,

Возвращающую силу!..»

Обнажил худую руку

И ножом надрезал жилу.

Кровь инфанты стала жаркой,

Хворь ее прошла бесследно.

С ней гуляет в старом парке

Португальский принц наследный.

Любимого сына старуха в поход провожала,

Винцо подносила, шелковое стремя держала.

Он сел на коня и сказал, выезжая в ворота:

«Что ж! Видно, такая уж наша казачья работа!

Ты, мать, не помри без меня от докуки и горя:

Останусь в живых — так домой ворочусь из-за моря.

Жди в гости меня, как на север потянутся гуси!..»

— «Ужо не помру! — отвечала старуха. — Дождуся!»

Два года она простояла у тына. Два года

На запад глядела: не едет ли сын из похода?

На третьем году стала смерть у ее изголовья.

«Пора! — говорит. — Собирайся на отдых, Прасковья!»

Старуха сказала: «Я рада отдать тебе душу,

Да как я свою материнскую клятву нарушу?

Покуда из дома хлеб-соль я не вынесу сыну,

Я смертное платье свое из укладки не выну!»

Тут смерть поглядела в кувшин с ледяною водою.

«Судьбина, — сказала, — грозит ему горькой бедою:

В неведомом царстве, где небо горячее сине,

Он, жаждой томясь, заблудился в безводной пустыне.

Коль ты мне без спору отдашь свое старое тело,

Пожалуй, велю я, чтоб тучка над ним пролетела!»

И матери слезы упали на камень горючий,

И солнце над сыном затмилось прохладною тучей.

И к влаге студеной припал он сухими губами,

И мать почему-то пришла удалому на память.

А смерть закричала: «Ты что ж меня, баба, морочишь?

Сынка упасла, а в могилу ложиться не хочешь?»

И мать отвечала: «Любовь, знать, могилы сильнее!

На что уж ты — сила, а что ты поделаешь с нею?

Не гневайся, матушка. Сядь. Подожди, коли хочешь,

Покуда домой из похода вернется сыночек!»

Смерть глянула снова в кувшин с ледяною водою.

«Судьбина, — сказала, — грозит ему новой бедою:

Средь бурного моря сынок твой скитается ныне,

Корабль его тонет, он гибнет в глубокой пучине.

Коль ты мне без спору отдашь свою грешную душу,

Пожалуй, велю я волне его кинуть на сушу!»

И смерть замахнулась косой над ее сединою.

И к берегу сына прибило могучей волною,

И он заскучал по родному далекому дому

И плетью своей постучал в подоконник знакомый.

«Ну! — молвила смерть. — Я тут попусту времечко трачу!

Тебе на роду написали, я вижу, удачу.

Ты сыну, не мне, отдала свою душу и тело.

Так вот он стучится. Милуйся же с ним, как хотела!»