— И, правда, — хмыкнул Хаим, — что это я? Так и сделаем, как только в тыл отойдем. Говорят, — он вытер губы салфеткой, — тебя во Францию хотят послать, представителем от армии?

— Все-то вы знаете у себя в госпитале, — пробормотал Дэниел. Решительно тряхнув головой, он добавил: "Я отказался".

— Очень правильно, — заметил Хаим. Посмотрев в окно, врач усмехнулся: "Вот и мой Харпер. Наверняка, у кого-то из наших генералов зуб заболел. Харпер так бегает, только когда начальство нас навещает".

— Капитан Горовиц! — негр вытянулся перед столом. "Там обоз пришел, из Бостона, с продуктами и медикаментами".

— Лимоны привезли! — радостно крикнул кто-то из офицеров от стойки.

— И не только лимоны, — медленно сказал Дэниел, поднимаясь. Хаим обернулся — она стояла у входа в таверну. В черных, пышных косах блестело солнце, простое платье было прикрыто холщовым передником.

— Капитан Горовиц, — она вскинула большие глаза, — вы будете принимать лекарства?

— Я, мисс Мендес де Кардозо, — широко, радостно улыбаясь, ответил Хаим. "Я и никто другой".

— Это шарф, — строго сказала Эстер, — носи обязательно, скоро холода настанут. Это, — она выложила из сумы оловянную флягу, — изюмное вино. Я сама делала, хоть Шабат будет, чем встретить…, Это печенье…, - она стала рыться в суме. Хаим внезапно взял ее за руку.

В палатке было тихо, снаружи слышались сигналы к вечернему построению, дул легкий, еще теплый ветерок. Девушка, глядя на него, спросила: "Что?".

В его серых глазах играли искорки смеха. "Давай поженимся, — улыбнулся Хаим. "Прямо здесь. Сейчас спокойно, в ближайшую неделю сражения не будет. Отпуск мне на сутки дадут. Все равно обоз только через три или четыре дня обратно идет. Пожалуйста, любовь моя".

Она помолчала. Встряхнув черноволосой головой, так и держа в руках мешочек с печеньем, Эстер приникла головой к его груди. "Маленькая, какая она маленькая, — нежно подумал Хаим. "Я же слышу, как ее сердце бьется".

— А кольцо будет, — он рассмеялся, — у мамаши Молли старик — тоже кузнец. Золотую монету возьму и сделаю.

— Опять? — она всхлипнула и показала ему палец, на котором блестело колечко.

— Опять, — кивнул Хаим и поцеловал ее куда-то в затылок. От нее пахло сулемой и травами. "Я тебя люблю, — тихо сказала Эстер, — так люблю, Хаим. Конечно, давай поженимся. А хупа? — она нахмурилась.

— Найдем, — он взял ее лицо в ладони: "Счастливей меня никого нет на земле, понятно?"

Эстер покраснела: "Река тут есть, завтра на рассвете окунусь". "А как же…, - тихо спросила она и обвела рукой палатку: "Прямо здесь? Я ведь у миссис Молли остановилась, там комната совсем маленькая, и шумно очень".

— Нет, конечно, — Хаим ласково обнял ее. "Здесь источники горячие милях в десяти к западу, там избушка есть, муж миссис Молли до войны срубил. Мы туда за водой телеги отправляем, она очень полезна для раненых, как в том городе, в Нижних Землях, ты мне о нем рассказывала…"

— Спа, — улыбнулась Эстер.

— Угу, — кивнул Хаим. "Поверь мне, как тут все успокоится — там гостиницы начнут строить, сержант Фримен, уже думает, как бы ему тут со своим постоялым двором обосноваться. Туда и поедем, возьмем пару лошадей. А потом я тебя провожу и уже на Хануку встретимся, — он погрустнел.

— Недолго, — Эстер стала целовать его, — тихо, нежно, чуть касаясь губами лица. "Теперь ничего не страшно, любимый, теперь мы поженимся, и все будет хорошо. Садись, — она подтолкнула его к койке, — сейчас я тебя кормить буду, и кофе я тоже привезла".

Потом, прибравшись, она устроилась рядом, с оловянной чашкой в руках, и устроила голову у него на плече: "Пока ты там оперировал, я с Дэниелом поговорила. Он в виргинскую дивизию переходит. Хочет потом, зимой к индейцам отправиться".

— И я вместе с ним, отпуск возьму, — Хаим взял ее руку и приложил к щеке. "Надо найти Мирьям, и мы это сделаем. Как странно, — мужчина вдруг улыбнулся, — мы с тобой родственники".

— Очень дальние, — озорно сказала Эстер и посерьезнела: "А как ваш предок сюда попал, в Нью-Йорк?"

Хаим поцеловал ее в щеку. "Помнишь, я тебе рассказывал — они приплыли из Амстердама в Суринам, а потом на их поселение напали испанцы. Этот Хаим Горовиц успел убежать со своей сестрой, младшей, в джунгли. Она дала ему свой кинжал, — тот, что у Мирьям сейчас, — и он отправился посмотреть, — что случилось с поселением. Там уже все было сожжено, никого не осталось, — Хаим помолчал и прижал Эстер поближе.

— Он заблудился, и так и не нашел сестру. Вышел к океану, а потом добрался до Маурицстада, это в Бразилии. Когда португальцы захватили те места — отплыл на корабле "Санта-Катерина", сюда, в колонии. Это сто двадцать лет назад было, — Хаим вздохнул: "А что стало со всеми остальными, — его матерью, братьями, сестрами — так и не известно".

Эстер помолчала. Отпив кофе, она спросила: "А другие, те, кто к Шабтаю Цви поехал? Этот Элияху Горовиц и его сыновья? Что с ними случилось?"

— Наверное, как и Шабтай, — магометанство приняли, — он поцеловал нежную руку: "Сейчас пойду на поклон к доктору Абрахамсу — пусть ктубу нам напишет. У меня тут, в армии, совсем почерк испортился. Завтра, — он, на мгновение, закрыл глаза, и почувствовал прикосновение ее губ. "А тебе не надо подавать рапорт, — лукаво спросила Эстер, — ну, что ты жениться хочешь?"

— А я еще весной подал, и мне разрешили, — лениво ответил Хаим. Поднявшись, он внезапно подхватил ее на руки. Черные волосы растрепались. Девушка, прильнув к его губам, выдохнула: "Завтра!"

Три человека неслышно шли через осенний, блистающий алым и золотым лес. Широкие плечи первого были обтянуты кожаной, с бахромой, индейской курткой, черная коса спускалась на спину, к поясу был привешен кинжал в расшитых ножнах.

Он застыл, и бросил своим спутникам: "Тише!"

Индейцы замерли, услышав треск валежника.

— Олень, — усмехнулся главарь, и они направились дальше. Поднявшись на вершину холма, Кинтейл осмотрел свой лагерь: "Тысяча человек. От генерала Бергойна я деньги получил — пора и на запад. Все равно этот слюнтяй собирается капитулировать. Такой же хлюпик, вроде этого герцога Экзетера — правильно, что его отозвали. Тут не Старый Свет, тут свои правила".

Он спустился в долину, и, сопровождаемый приветственными криками, — прошел к своему вигваму. "Братья! — крикнул Кинтейл. "С вами говорю я — Менева, воин, ваш товарищ, человек, который спит с вами под одним небом, и сидит у одного костра!"

— Брат! — раздалось из рядов. Кинтейл, обведя взглядом смуглые, в татуировках лица, мушкеты и ножи в сильных руках, улыбнулся. "Для меня честь — вести вас в бой, и умирать рядом с вами, братья! Однако тут, — он обвел рукой лес, — нам делать больше нечего. Я принес нам золото. Мы разделим его на всех, а потом повернем на запад, туда, где нас ждет победа над слабыми духом, над теми, кто продался белым. Мы покажем, им, как воюют настоящие ходинонхсони!"

Толпа заревела. Кинтейл, глубоко вдохнув, дернув ноздрями, тихо добавил: "Каждый из вас получит свой вигвам, своих лошадей и своих женщин. Это говорю вам я, Менева, человек, который никогда не лжет своим братьям! Вы пойдете за мной?"

— Да! — услышал Кинтейл. Протянув к индейцам руки, он уронил голову: "Я знал, братья, знал — мы связаны одной кровью".

Толпа молчала. Кто- то сзади, рыдающим голосом крикнул: "Вождь! Великий Менева!"

— Вождь! Вождь! — услышал Кинтейл, и, сложив руки у груди, поклонился своим воинам.

Он снял с костра едва обжаренное оленье мясо, и, посмотрел вверх, на закатное, багровое небо: "Я помню, там, на западе, есть земля, где золото лежит под ногами. Очень хорошо. Они пойдут за мной куда угодно, мои люди, они мне доверяют. Вырежем несколько стойбищ, они получат лошадей и женщин, как я и обещал, а потом отправимся дальше".