Изменить стиль страницы

Питер почувствовал прикосновение ее губ к щеке — легкое, мимолетное, — и едва устоял на ногах. "Мария, — спросил он серьезно, — вы поедете со мной? Вы и господин Мунир? — он улыбнулся.

— Его Михаил зовут, как отца моего и брата, — едва слышно сказала женщина. "Я же русская, герр Питер, наполовину".

— Питер, — попросил он. "Пожалуйста, любовь моя".

— Да, Питер, — повторила она, чуть разомкнув розовые губы. "Как сладко, — подумал мужчина, едва дыша, осторожно прикасаясь к ним, медленно, очень медленно привлекая ее к себе. "Как сердце у него бьется, — подумал Марья. "И у меня так же. Мы так с Федей стояли, на Исети, после купальской ночи, на рассвете уже. Он тоже — на колени передо мной опустился, и сказал, что не может жить без меня".

— Я не могу жить без тебя, — Питер поцеловал ее волосы, серебрящиеся в лунном свете. "Не умею просто. Без тебя и маленького. Но мы теперь вместе, навсегда, и все будет хорошо. Теперь послушай, — он стал быстро шептать ей на ухо.

— Я поняла, все поняла, — Марья кивнула. Оглянувшись, она набросила на голову чадру. "Фарзана тебе все передаст, что нужно, — Питер взял ее руку и поцеловал белеющее во тьме запястье. "Господи, да что это, — подумала женщина, — я же упаду сейчас".

— Иди сюда, — Питер обнял ее, — всю. Удерживая ее в своих руках, он добавил: "Я завтра уеду, и буду ждать вас за городом, так безопаснее. Виллем, мой кузен, останется тут, и все сделает. Послезавтра мы встретимся — он улыбнулся и почувствовал рядом ее улыбку, — и больше никогда не расстанемся, моя Мария, радость моя".

Они услышали какой-то шорох. Питер еще успел шепнуть ей: "Поцелуй за меня маленького". Женщина исчезла в кустах. Он все стоял, вдыхая запах жасмина. "Пора, — сказал ему сзади Вальтер, и Питер, ощущая прикосновение его руки, — с сожалением пошел за ним к личным покоям шаха.

Он устроился на своем месте, и, поймал взгляд Виллема: "У меня, наверное, щеки горят. Да тут жарко, и накурено — не заметят".

— Ваше величество, — Питер поднялся, — в знак нашей дружбы и взаимной приязни я хочу преподнести вам еще один подарок.

В зале стоял сладковатый аромат чараса. Шах выдохнул дым. Посмотрев на Питера темными, затуманенными глазами, он медленно спросил: "Что за подарок?"

— Хорошо, что тут не пьют, — вдруг, озорно, подумал мужчина. "Что этот чарас, что опиум — от них так голова туманится, что и не вспомнишь ничего потом. А пьяный проспится, — и может вспомнить. Надо, кстати, Виллему сказать, чтобы погрузил на "Гордость Лондона" пару десятков тюков гашиша. В Лондоне за него дерутся, я любую цену могу назначать".

— Я купил несколько десятков прекрасных ковров, — громко сказал Питер, — персидских, бухарских, афганских, и был бы счастлив, если ваше величество…

— Везите, конечно, — лениво махнул рукой шах. Затянувшись кальяном, щелкнув пальцами, он велел: "Вальтер, присмотри".

Питер едва заметно улыбнулся. Потянувшись за халвой, он рассмеялся про себя: "Нет, я уж лучше сладкого поем".

Когда они уже миновали пустой, ночной рынок у ворот Лахор, Питер повернулся к Виллему: "Все хорошо. Ты не обижаешься, что я тебя тут одного оставляю?"

Мужчина покачал головой: "Ну что ты, я же понимаю. За товары не беспокойся — все будет погружено на "Гордость Лондона". Луиза присмотрит за вами в Бомбее, садитесь на первый корабль до Кейпа и отплывайте. Вадия, на верфях, знает — какие у нас тут самые быстроходные".

— Мы тебя в крестные позовем, следующим годом. Хотя нет, — Питер задумался, — этим уже, наверное. Напишем, в общем. И один сын, — он остановился на мосту и взглянул на стены Красного Форта, — у нас уже есть. Маленький Майкл, — нежно сказал мужчина.

Виллем прислонился к деревянным перилам. Он вдруг положил руку на плечо кузена: "Будьте счастливы".

— А как же иначе? — удивился Питер, и пока они шли к резиденции, незаметно загибал пальцы на руках: "На Ганновер-сквер надо перестроить этаж, чтобы сделать детские, то же самое — в поместье. Надо сразу поехать на склады в Ламбете — выбрать ткань на платья, пригласить портниху, маленькому купить пони, записать его в школу…, Господи, — он усмехнулся, — какой я дурак! Кольцо куплю, сразу же, в первом же городе по дороге. Ну, их, — он посмотрел на свой перстень, — сапфиры от шаха, Виллему их оставлю".

Он заснул сразу, как только его голова коснулась шелковой подушки. Он видел во сне Марию и детей — мальчиков и девочек, темноволосых и белокурых, смеющихся, бегающих по зеленому, низкому берегу Темзы. Два лебедя медленно плавали в заводи, голова Марии лежала на его плече, он спал, — и улыбался во сне.

В ковре было душно. Марья, прижимая к себе заснувшего сына, испуганно подумала: "Не чихнуть бы". Мишенька чуть посапывал. Она вспомнила слова Фарзаны: "Совсем чуть-чуть ему этого настоя дай, маленькую ложку. До вечера он проспит, а там — вы уже далеко будете. Теперь чадра твоя нужна и туфли, и халатик Мунира какой-нибудь".

— Зачем? — спросила Марья, пряча на груди икону.

— В Джамну бросим, — объяснила Фарзана, расстилая на полу чадру, увязывая в нее вещи. А ты записку оставь. Иду к Аллаху, или к Иисусу, или еще куда-нибудь туда".

Марья невольно улыбнулась. Женщины постояли, обнявшись. Фарзана деловито велела: "Ложись, на телеге доедешь до своего англичанина".

— Жаль, что не увижу ее больше, — грустно подумала Марья, слыша голоса охранников у ворот Лахор. Рейнхардт осадил коня: "По приказанию его величества, ковры поменяли. Вы же сами меня пропускали, утром, когда я новые привез. А эти, — он кивнул на телегу, — на свалку отправляем".

Стражник лениво потыкал копьем поверх груды ковров: "Проезжай".

Решетка заскрипела. Марья вдохнула запах пряностей, жарящегося мяса, до нее донесся гомон базара, перезвон колокольчиков на шеях верблюдов. Она чуть слышно чихнула. Улыбаясь, чувствуя теплые слезы на лице, женщина закрыла глаза.

Телега медленно плелась по южной дороге. Виллем, завидев ее, придерживая своего коня — помахал рукой вознице.

Вальтер остановился: "Принимай груз. Хорошее место ты выбрал, — мужчина оглянулся, — такой лес вокруг, что ничего и не заметишь".

Наверху, на ветвях дерева раскачивались, кричали обезьяны. Виллем рассмеялся: "Обещал одну такую детям привезти, чтобы в саду жила. Питер об этом позаботится. Давайте, Вальтер, фрау Мария же там, — он кивнул на ковры, — в самом низу, наверное?"

— Так безопасней было, — пробурчал Рейнхардт. "Мне еще их вещи надо в Джамну бросить". Они стали разгружать телегу. Виллем развернул ковер и увидел маленькую, изящную женщину в мужском халате и шароварах, что лежала, баюкая дитя.

Она блеснула синими глазами, из-под темной чалмы выбилась прядь белокурых волос. Виллем поклонился: "Здравствуйте, фрау Мария, вы меня тоже на охоте видели. Я кузен Питера, Виллем меня зовут. Все закончилось, сейчас я вас отвезу к Питеру, — он на постоялом дворе, тут, неподалеку, и поедете в Бомбей. Лошади хорошие, быстро доберетесь".

— Спасибо, спасибо вам, — женщина робко, нежно улыбнулась. Виллем, погладил каштановую голову ребенка: "Странно, он на Питера похож".

В маленькой, уютной, устланной коврами комнате пахло пряностями. Питер поднял голову от раскрытой тетради, и захлопнул походную чернильницу: "Денег я на этом путешествии сделал столько, что можно было бы его и повторить. Но нет, — он присел на деревянный подоконник. Внизу, на дворе, снаряжался какой-то караван.

— Марко Поло часть своих странствий вот так проделал, на верблюде, — смешливо подумал Питер. "В его время были настоящие купцы, а мы, — он погрыз перо, — на кораблях привыкли плавать, ленимся. Нет, нет, теперь не дальше Италии. Или Марокко, — он тихо вздохнул. "Не след от семьи надолго уезжать. Теперь хорошо, Констанца, маленький Майкл — им вдвоем веселей будет, а там уже и другие дети появятся".