— Посмотри на этот подбородок, — сказала мисс Дюбарри. — Чистый, как песня жаворонка. Ни капли жира. Посмотри на этот нос. Идеальный. Можно полностью нарисовать лицо… но нос! Его может исправить только хирург, да и то с большой долей риска.
— Красивый, — согласилась мисс Лафосс.
— Если вы старше тридцати пяти, — заговорила мисс Дюбарри голосом лектора в аудитории, — макияж должен быть щадящим. Для женщины среднего возраста нет ничего хуже, чем избыток краски. Она только подчеркнет ее возраст, не уменьшив его. Только молодое свежее лицо может выдержать щедрый акцент яркой косметики. В нашем случае эффект должен быть деликатным, художественным, почти незаметным, так чтобы зритель заинтересовался, искусство это или природа.
Мисс Дюбарри приступила к работе. Лицо мисс Петтигрю похлопывали, тянули, массировали. В него втирали крем, потом крем снимали салфеткой. Протирали лосьоном, потом лосьон промокали. Кожу покалывало, она физически ощущала, как ее лицо молодеет, розовеет, начинает светиться.
— Ну! — наконец сказал мисс Дюбарри. — Это лучшее, что я могу сделать в этих условиях. На своем рабочем месте я добилась бы большего результата, но мы не можем иметь все сразу.
Она придирчиво осмотрела мисс Петтигрю. Мисс Петтигрю нервно оглянулась. Она чувствовала себя виноватой, что не оказалась в салоне мисс Дюбарри, хотя не могла взять в толк, какие еще бутылочки и баночки могут оказаться необходимыми. Это было выше ее понимания.
Мисс Дюбарри кончиками пальцев повернула лицо мисс Петтигрю к свету.
— Вы видите, я не стала чернить ресницы и брови. Только деликатно затемнила их. Кто скажет, что они не выглядят естественными?
— Лучше и быть не может, — согласилась мисс Лафосс. — Ты гений, Эдит.
— Ну, я достаточно хороша в своем деле, — скромно признала мисс Дюбарри.
Еще несколько секунд она молча восхищались мисс Петтигрю.
— А теперь, — бодро сказала она, — платье!
— Ты уверена, что зеленое с золотой парчой не подойдет? — несчастным голосом спросила мисс Лафосс.
— Нет. Не подойдет, — твердо сказала мисс Дюбарри. — Слишком броско для Гвинверы. Она не сможет создать для него правильную атмосферу. Будет выглядеть вульгарной, если хочешь называть вещи своими именами. Если тебе, Делисия, допустимо носить любую одежду и не иметь вкуса вообще, то Гвиневре нужно быть очень осторожной в выборе. Она должна проявлять сдержанность.
— Как скажешь, — покорно согласилась мисс Лафосс.
— Черное бархатное, — сказала мисс Дюбарри.
Они облачили ее в платье. На секунду задержали дыхание, не осмеливаясь взглянуть. Потом посмотрели. Не идеально, но недостатки почти незаметны.
— Я думала, что у нее моя фигура, — сказала мисс Лафосс со вздохом облегчения.
«Господи, благодарю тебя, — мелькнула в голове мисс Петтигрю сумасшедшая мысль, — за голодный паек и трудную жизнь».
— Ожерелье, — скомандовала мисс Дюбарри. — Что-то для целомудренной леди.
— Мои жемчуга, — предложила мисс Лафосс. — Они не самого лучшего качества, но кто заметит?
— Отлично. То, что надо.
— Нет, — твердо перебила их мисс Петтигрю. — Я не могу надеть чужой жемчуг. У меня не будет ни минуты покоя, пока я буду думать, что могу потерять его. Большое спасибо, но нет.
Мисс Дюбарри и мисс Лафосс посмотрели друг на друга.
— Когда Гвиневра говорит нет, это значит нет, — признала мисс Лафосс.
— Нефритовые серьги, — сказала мисс Дюбарри. — И соответствующее ожерелье. Думаю, Гвиневра не будет возражать против полудрагоценных камней.
Мисс Петтигрю открыла рот для новой речи, но мисс Лафосс поспешно сказала:
— Просто подделка. Не беспокойтесь. Воспоминание о моих не самых лучших временах, но Эдит оно нравится.
Они продолжили.
— И еще, — сказала мисс Дюбарри, — ей понадобятся цветы. Что-то тонкое, зеленое и кремовое, в основном. Может быть, маленький букет, но один из цветков должен более ярко выражен. Цветы помогут ей выразить свою индивидуальность… что-то свежее и естественное.
Они снова окинула взглядом мисс Петтигрю.
— Нетронутая простота, — сказала мисс Лафосс.
— И с ее-то мозгами, — покачала головой мисс Дюбарри.
— Почти невероятно, — согласилась мисс Лафосс.
— Может быть, пуританский дух?
— Не вижу никаких признаков.
— Слава Богу, — сказала мисс Дюбарри.
— Цветы я выберу сама, — пообещала мисс Лафосс.
— Да, лучше ты. Забавно, что эти мозговитые люди почти никогда не умеют ухаживать за собой. Ум должен быть выше этого. А тело в полном пренебрежении.
— Это серьезная ошибка, — вставила мисс Петтигрю.
— А теперь, — торжественно объявила мисс Дюбарри. — Волосы.
Она снова наклонилась над мисс Петтигрю.
— Абсолютно прямые. Щипцы подойдут идеально. Иногда следы естественной волны только мешают… ой! — мисс Дюбарри испуганно посмотрела на мисс Лафосс. — Ты же не пользуешься щипцами. У тебя волосы и так кудрявые. Мы пропали.
— Нет, мы спасены. У меня все есть, — гордо сказала мисс Лафосс. — Ты помнишь, как Молли Лерой попала под дождь, ее волосы распрямились, и она испортила нам весь вечер своими жалобами… вот с тех пор я и держу щипцы для гостей. На всякий случай. И нагреватель у меня тоже есть.
Мисс Лафосс выложила приспособления для завивки жестом фокусника, достающего кролика из шляпы. Мисс Дюбарри приступила к работе.
— Времени на шампунь уже не остается. Жаль, но ничего не поделаешь. К счастью, ее волосы не жирные. Всего несколько свободных волн. Мы не успеем сделать художественную укладку.
Ее умные пальцы порхали над головой мисс Петтигрю. Мисс Петтигрю почти не волновалась. Никогда прежде она не пыталась исправить дары природы. «Зачем, — спросила ее мать, — пытаться улучшить творение рук Божьих? Будет ли он доволен? Нет, он дал тебе это лицо и эти волосы. Он хотел видеть тебя такой». Мисс Петтигрю молча наслаждалась блаженным ощущением нарушения запретов. Она тайком пробралась на запретную территорию моды и испытывала острый экстаз от своего чувства вины. Ей это нравилось. Ей это очень нравилось.
— Готово, — объявила мисс Дюбарри. — Косой пробор. Несколько свободных волн на уровне бровей, впечатление естественности и легкой беспечности. Сложный узел на затылке, чтобы уравновесить впечатление небрежности. Все. — она отвела руки.
— Все святые в небесах! — выдохнула мисс Лафосс. — Невозможно поверить, как прическа может изменить женщину.
— Я готова? — вздрогнула мисс Петтигрю.
— Готова, — подтвердила мисс Дюбарри.
— Восхитительно, — воскликнула мисс Лафосс.
— Удовлетворительная работа, — скромно согласилась мисс Дюбарри.
— Я не верю своим глазам, — удивлялась мисс Лафосс.
— Хорошо получилось, — сказала мисс Дюбарри. Она позволила энтузиазму взять верх над скромностью. — Хотя я не должна говорить, что горжусь своей работой.
— Теперь я могу посмотреть? — попросила мисс Петтигрю.
— Повернитесь к зеркалу, — приказала мисс Дюбари.
Мисс Петтигрю встала. Она повернулась. Она посмотрела.
— Нет! — прошептала мисс Петтигрю.
— Да! — радостным хором ответили мисс Лафосс и мисс Дюбарри.
— Это не я, — выдохнула мисс Петтигрю.
— Вы во плоти, — сказала мисс Дюбарри.
— Вы своей собственной персоной, — заверила мисс Лафосс.
Потом они замолчали. Это был священный момент. Это был момент истины для мисс Петтигрю. Они отдавали ей честь своим немым восхищением.
Мисс Петтигрю смотрела в зеркало. Для поддержки ей пришлось опереться на спинку стула. Она замерла. На нее смотрела другая женщина. Модница, небрежно элегантная, свободная, умная. Женщина без возраста. Очевидно, что не молодая. Очевидно, что не старая. Кто сейчас беспокоится о возрасте? Никто. Только не эта женщина с очаровательной внешностью. Богатый бархат платья светился насыщенным глубоким блеском, словно черный опал. Его придумал истинный художник. Он создал провокационный и восхитительный силуэт, который заставлял владелицу платья выглядеть одновременно смелой и целомудренной. Это интриговало зрителя. Он должен был выяснить, кто эта незнакомка. Его строгие линии делали ее выше. Серьги придавали взгляду немного… опытности. Да, именно опытности. Ожерелье стало последним элегантным штрихом. Она, мисс Петтигрю, выглядела элегантной.