— Это правда, — повторила она.

— Ты была средоточием всех моих мыслей и надежд, — сказал он. — Такая милая, неиспорченная, требующая заботы…

— Я давно уже не такая! — резко бросила она. — Может, теперь ты выкатишься отсюда?

— Нет, Адди. Это не я выкачусь отсюда, а ты. Ты!..

— Вы что, сговорились? Сначала Сара появилась тут, чтобы совать нос в мою жизнь, теперь — ты! Мне не требуется ваша опека! Да, я проститутка, и чертовски умелая в своем деле! И зарабатываю за неделю куда больше, чем моя сестрица со своей паршивой газеткой в год! Я жру, как королева, и потом валяюсь на спине. И мне платят только за это. Много ты знаешь людей, у которых такая шикарная и легкая жизнь, как моя?

Он ответил не сразу.

— Как грубо, Адди, — сказал он после паузы. — Ты пытаешься повернуться худшей стороной, чтобы запугать меня?

Она посмотрела на него невидящим взглядом, как если бы он был просто сучком в стене, что позади него.

— У меня сейчас клиенты, которые платят. Извини, я ухожу. — Она повернулась в сторону лестницы.

— Ты не отделаешься от меня так легко, — проговорил он ей вдогонку. — Я приду еще.

Не оборачиваясь, она поднималась по лестнице, раскачивая бедрами, стараясь высоко держать голову.

— Слышишь, Адди? — крикнул он. — Я снова приду…

У себя в комнате она плотно затворила за собой дверь, прислонилась к ней спиной, оперлась ладонями. У нее болела грудь. Жгло глаза. Она прикрыла их и еще больше вжалась в дверь, словно кто-то осыпал ее бранью и грозил, а она искала защиты.

«Он приехал, чтобы отыскать меня!.. Чтобы вырвать отсюда…»

Не было во всей Вселенной проститутки, которая не мечтала бы о том, о чем говорили они сегодня на кухне: что появится некий мужчина, кто избавит их от этого ремесла. И не важно, какими грубыми словами они толковали об этом, как высказывали при любом случае свое презрение к этим представителям человеческого рода, — все они жаждали, чтобы их спас один из них, чтобы своей любовью превратил их в достойных женщин. Адди не была исключением.

«О, Роберт, я не хотела, чтобы ты меня увидел такой, здесь, в этом месте, где я потеряла душу… Но ведь я должна была — разве ты не понимаешь? — выжить в этих условиях. А теперь ты появился и вызвал во мне чувство вины, и смятение, и ожидание… И надежду, которую такие женщины, как я, не заслушивают…»

Она снова и снова вспоминала, как заметила его там, внизу, еще спускаясь по лестнице. Он стоял и читал их «меню» — предложения услуг, которые каждый мужчина может здесь получить. Подумал ли он, что и она делает все то, что там перечислено? То, чем занимаются эти «француженки»?.. Но, несмотря ни на что, он снял перед ней шляпу. Да, он снял шляпу!..

Все еще прижимаясь к двери, она открыла глаза, увидела темные балки потолка. Как давно это было — чтобы мужчина снимал перед нею шляпу? И сколько уже лет, если кто-то из них и делал это, то лишь затем, чтобы швырнуть шляпу на кровать, а самому улечься вслед за ней… Она снова вспоминала, как был смущен Роберт, увидев ее чуть прикрытую грудь. Как покраснели его щеки, как он отвел глаза, в которых была боль — за ее вид за нарочито грубый язык…

«Не возвращайся, Роберт. Пожалуйста… Я была недостойна тебя тогда, а сейчас тем более… Тебе станет только еще больнее, если ты все узнаешь…»

Снизу послышалась музыка. Музыкальная машина заиграла «Клементину». Адди слышала этот мотив столько раз, что от него уже вяли уши. Оторвавшись от двери, она кинулась к зеркалу, стерла размазавшуюся по лицу краску, налила воды из кувшина в таз, сполоснула лицо. Потом снова зачернила верхние и нижние веки, покрасила губы, приклеила черную бархатную мушку над левой грудью; спрыснула шею, грудь и бедра одеколоном из цветков апельсина; еще раз взглянула на себя в зеркало и прошла из своей комнаты в соседнюю — «рабочую».

Там она зажгла лампу, бросила чистый кусок фланели на кроватное покрывало, завела часы, стоящие рядом на столике, поставила их позади таймера для варки яиц, посмотрела, достаточно ли масла в плошке рядом с лампой, подвинула так, чтобы можно было достать ее с кровати, наполнила водой из бака, стоящего в коридоре, кувшин и таз, плеснула немного воды в ночной горшок возле двери, опустила кувшин и таз на доску умывальника и расправила корсет, сбившийся немного над округлым животом.

Оглядев еще раз комнату, она обнаружила, что за ней сюда пришла ее кошка. Адди взяла ее на руки и сказала с нежностью, какой не проявляла ни к одному живому существу:

— Пойдем отсюда. Тебе не нужно здесь быть. — Отнесла кошку в свою спальню, положила на кровать, расправила ей хвост, поцеловала в мордочку и оставила там, где та никак не могла быть свидетельницей постыдной стороны жизни своей хозяйки.

Внизу уже ждали мужчины. Один из них, по имени Джонни Синглтон, вскочил и кинулся к ней, когда она еще спускалась с лестницы.

— Привет, мальчик Джонни! Ты снова тут?

— А как же, Иви… Повидаться с моей милашкой.

С профессиональной легкостью она внушала ему, что он ей очень нравится, она просто без ума от него и предпочитает всем другим мужчинам. Она умело поддразнивала его, разжигала, вызывала смех грубыми шутками; соблазнительным шепотом она поинтересовалась, принял ли он серную ванну, и после этого повела наверх, где включила таймер, разыграла сцену обольщения и полной отдачи в его власть, помогая ему почувствовать себя особенно сильным и мужественным, получила семь долларов золотым песком; когда все было окончено, поцеловала его на прощание, закрыла за ним дверь, поторопилась обмыться над горшком, вымыла руки, опорожнила посуду в коридоре, заменила фланелевую подстилку на кровати на чистую и спустилась вниз, но не в зал, а туда, где кухня.

Там она высыпала золото в ящик возле двери, проставила буквы «х» и два раза «I» на листе бумаги («х» означал пять долларов, «I» — один доллар), написала там же свое имя, после чего прошла в гостиную, где закурила сигару и стала ожидать следующего клиента.

К четырем утра она приняла двадцать два человека — обычная норма. В плошке возле кровати почти не осталось масла, в плетеной корзине у стены лежало двадцать две испачканные фланелевые подкладки. В ящике возле кухни было двести тридцать шесть долларов…