После, у леди Блэквуд... Ведь эта фраза мелькнула: "Сейчас рядом крутится молодой Камэрон, но Эбигейл уже сказала, что настойчивость ненравящегося мужчины угнетает больше, чем равнодушие нравящегося..." Она тогда уже поняла, что нелюбима. Это был сказано о нём?

Парад-Гарденс... "...О чем вы задумались, мистер Кейтон? Любуетесь бабочками?" Он болтал тогда, слегка хмельной, всякий вздор... "...Вы приглашены к Беркли, мистер Кейтон? Не будете ли вы любезны солгать, что пригласили меня на первые два танца?" Ему показалось, что она воспользовалась им, как отговоркой. Он ещё позавидовал Камэрону - тот мог претендовать на любовь... О, глупец. У Комптона, когда милорд и леди Кейтон оставили их наедине, она проронила: "...Мне показалось, что вы сами воздвигли вокруг себя каменные стены".

Последняя встреча у Реннов. "Когда я поняла, что люблю вас - это не было бедой. Когда я поняла, что мое чувство роковым, фатальным образом не взаимно, - это было больно, но бедой не было. Но когда я поняла, что полюбила мерзавца - это... почему-то... оказалось бедой"

Выстроившиеся в памяти и чередой мелькавшие эпизоды, увы, лишь усугубили его тоску до висельного отчаяния. Но глупо было лгать себе - у него не было обратного пути. Искусительная возможность повернуть время вспять, прожить его заново - отсутствовала. От дурной фразы "быть могло бы" веяло чем-то загробным.

"Я, лишь рисунок, сделанный пером

На лоскуте пергамента; я брошен

В огонь и корчусь..."

Он не хотел унижать себя враньем. Можно свысока плевать на влюбленных людишек и смеяться над ними, когда ты подлинно выше любви... Но кто из живущих выше? Мужчина, чье сердце никогда не обжигала любовь женщины, мужчина ли? Отвергать же любовь на словах, но скрипеть по ночам зубами от мутной тоски и пароксизмов неудовлетворенной похоти, - ничего высокого в этом нет. Это смешное и жалкое высокомерие эзоповой лисицы, объявляющей кислым и невкусным виноград, до которого ей не дотянуться. "Нет ничего слаще любви, нет ничего выше, приятнее, полнее и прекраснее ни на земле, ни на небесах, ибо любовь - это дитя Бога и обитает лишь в Боге, превыше всех сотворенных вещей. И любящие нас - священны, даже если мы не любим их..." Не любим?

Его сотрясло. Господи, да если бы он только мог помыслить, на одно мгновение поверить, допустить, что девушка, подобная мисс Эбигейл, может быть к нему искренне расположенной, подлинно заметить его, предпочесть другим, полюбить, - о, его перегнуло бы пополам! Он рабски склонился бы перед ней, не чувствовал бы ни малейшего унижения, простираясь во прахе, целовал бы следы её ног на улицах Бата...

За единый взгляд любви...

Уродство сыграло с ним злую шутку. Оно не помешало тому, чтобы его полюбили, но так исказило его понимание, что воспрепятствовало обрести плоды этой любви, получить то, о чём он даже мечтать не мог, то, что могло бы принадлежать ему - стоило протянуть руку... А что он? Обижался на глупые реплики, нервничал из-за пустяков, страдал из-за уязвленного самолюбия... Это же уродство исказило и помрачило его разум, заставив совершить непотребное... Это уродство довело его до такого плебейства духа, до той духовной неприглядности, которой подлинно не выдерживает ни любовь, ни дружба, ни даже поверхностное приятельство. Ренн прав в своем отторжении. Столь же прав, как и мисс Эбигейл, с той лишь разницей, что Альберту действительно было меньше терять. Боже мой, и он ещё глумился про себя над вздорной блудливой дурочкой Молли и её помрачёнными мозгами!! Что было с твоими мозгами, идиот?

...Постучав, вошла тётка, окинув его обеспокоенным взглядом.

-Энселм, что вчера с тобой случилось?

Он поднял на неё тяжёлые, словно свинцовые глаза.

-Меня сильно ударило по голове, тетушка...

-Что? Чем?

Он пожал плечами и утомлённо махнул рукой.

-Мои грехи. Но меня вразумило...

Леди Эмили смерила его сосредоточенным взглядом.

-О... Понимаю. Это, если соберётся ударить, бьёт наотмашь.

-Угу.

Кейтон хотел было подняться, но почувствовал тупую боль во всем теле. Его подлинно словно избили. Неожиданно он вспомнил разговор с тёткой по возвращении с пикника, её двусмысленный взгляд и не менее странный вопрос. Его портрет, нарисованный Эбигейл, все ещё лежал на каминной полке в гостиной.

-Тётя, а почему вы спросили тогда... когда увидели мой портрет... Вы спросили, рисовала ли мисс Сомервилл и других мужчин, или - только меня?

- Спросила. Ну и что?

- А зачем вы об этом спросили?

Тётка смерила его все тем же двойственным взглядом. Странно хмыкнула.

-Ну, ведь и дураку понятно, когда девица вдруг рисует портрет мужчины, которого почти не знает, это желание обратить на себя его внимание и свидетельство интереса к нему. Если она рисует одного, не замечая остальных - она выделяет его для себя из толпы.

-А почему вы мне этого не сказали?

Тётка пожала плечами.

-К чему говорить банальности? Вечером того же дня я увидела её и, когда поняла, что племянница подруги благоволит к тебе - переговорила с Джейн. По счастью, старый Комптон все понял и сам. Пригласил вас к себе. Мы делали все, чтобы свести вас... но мне показалось...

-Что показалось? - напряжённо произнёс он, стараясь, чтобы голос не звенел, но звучал, как обычно.

Тётка пожала плечами.

-Об этом и говорить не хочется, дорогой племянник.

-Что вам показалось? - чуть не взвизгнул он.

Тётке его истеричность не понравилась. Джентльмены не визжат - и она щедро облила его ушатом ледяных и зловонных помоев.

-Первой мыслью было то, что либо ты, как последний дурак, цены себе не сложишь, либо просто неполноценен, и тогда род Кейтонов и вправду обречён. Третьего объяснения у меня тогда не было. Кто ещё мог не оценить внимания такой красотки и умницы?

Проступившая нервозность Кейтона только судорожно сотрясла его пальцы и перекосила лицо нервным смехом.

-Нет-нет, тётя, ну что вы... Второе... Не пугайте отца... второе неверно.

Но леди Эмили этим не ограничилась.

- Я тоже потом подумала, что дело в другом. Ведь те, кто шляются по смрадным притонам, да возвращаются, как мартовские коты, с блудливыми глазами, дешёвыми духами облитые, - на что и претендовать-то могут? Соглашающимся на отбросы амброзию и не предлагают, это всё равно, что в сточную канаву столетний коньяк вылить. Вот мимо твоего рта его и пронесли...

Энселм закусил губу, чувствуя, как предательски краснеет.

- Чем тебе девица-то не потрафила? Считаешь себя принцем-консортом, что ли? Королеву тебе подавай?

Принцем-консортом Энселм себя не считал. Нельзя было сказать, что и первая догадка тети верна. Он отнюдь не думал, что мисс Эбигейл недостойна его. Это ужи вовсе было смешно. Но что толку? Исходя из ошибочных постулатов, но опираясь на знание жизни и житейский опыт, тётя была права в главном.

Он оказался последним дураком. Просто идиотом.

Глава 23. "

Если вы собираетесь мне сказать, что я достоин пули, вспомните, что я последний в роду.

А что чести я роду не делаю - я и без вас уже понял..."

День длился бесконечно. Энселм почти ничего не мог проглотить ни за завтраком, ни за обедом, но, боясь насмешливых комментариев тётки, все же съел что-то, не чувствуя вкуса. Около четырех пополудни должен был приехать отец, и Кейтон понял, что мучительно боится и не хочет этой встречи. Он решился даже попросить тетку поговорить с братом и уговорить милорда Эмброза отпустить его в Мертон, не мучая и не терзая разговорами о женитьбе и о поместье, но тут леди Кейтон, когда они остались за столом вдвоём, спросила о том, о чём сам Энселм старался не думать вообще.

-Ладно, племянничек, пусть ты не сумел разглядеть у себя под носом Венеру. Что мешает сделать это сейчас?