- Ты понимаешь, старик... - Андрей подвис, кажется, подбирая слова. - Человечество особенно тем, что целые вавилоны наворачивает только лишь для того, чтобы никто не подумал, что ты на самом деле в жопе.

- К чему это ты, Андрюх.

- А к тому. Иные придумывают заморочки, лишь бы сразу не в койку. Сколько вы там уже... месяц колбаситесь?

- Ты бы поосторожнее в выражениях.

- Что - правда глаза колет?

- Какое твое собачье дело до наших отношений?

- Собачье? Послушай, старик... у тебя вообще с головой все в порядке?

- Как-нибудь со своей головой разберусь сам.

- Пока я вижу, что ты теряешь реальность. Вот.

- Если ты уверен в том, что я таковую однажды нашел...

- Да паш-шел та на…

Еще мгновение - и мужчины сплелись в жестоких объятиях. То есть, подрались. Оба это делать не умеют, поэтому, дабы нейтрализовать неуверенные удары противника, пришлось перейти в клинч. Со стола из-за задетых проводов с грохотом повалились мониторы. "Крышу снесло у мальчиков-переростков", - заключили коллеги. Во многом они были правы. Если внешне вроде нормальные пацаны не замужем, то есть не женаты, и обнимаются, повалив друг дружку на пол, какие же они нормальные.

Из фотографического проекта

«Старая Москва»

2000-е

ПОВОДЫРЬ

Плевелы портят поля,

страсть, ненависть, глупость, желания

портят этих людей.

Поэтому то, что дано

освободившемуся от

страсти, ненависти, глупости и желаний,

приносит великие плоды.

Дхаммапада

Феодосий не вполне слепой: он видит свет и движение. На самом деле это очень много, для большинства человеческих сует - вполне достаточно. Ну, а что касаемо деталей... в них же лукавые сидят, лучше уж не различать. Впечатляют бельма на глазах старца, на них хорошо клюют горожане - подают от души. Пусть говорят, что де москвичи несердобольные люди – нет, просто они всем запуганы и не верят слезам. А вот образу странника, как теперь принято говорить, нищеброда, очень даже впечатляются, а может быть даже и Станиславский поверил бы.

Юрка - семилетний постреленыш, поводырь. Этот сезон для него первый и Первопрестольная мальчику внове. Удивляет все, а особенно восхищает несоответствие рассказов о большом городе, которые он слышал на родине, дома, и реальности. На самом деле все круче, обширнее и понтовее. Одни только витрины чего стоят, и даже удивительно, почему это москвичи совершенно не обращают своего надменного внимания на эдакие чудеса за стеклом. Да там чудная сказка, такая же, как и в розовых снах! О-о-о, да ради одного этого вида стоит страдать, выкабениваться и унижаться!

Пацан умеет тонко и трогательно выводить: "Лю-ю-юди добрыя-я-я, сами мы нямэ-э-эсныя, пагарэ-э-эльцы. Дедушка слепой, дома у нас нэ-э-эту, сгарэ-э-эл. Пада-а-айте Бога ради хто скока смо-о-ожет!" А впрочем Юрка смышленый, он уже научился импровизировать, может вставить вместо "сгарэл" что-нибудь наподобие "ахирел", или заместо "сможет" - "смажет", за что украдкой получает от деда оплеуху. Но парнишка он такой - отчаянный, искусство тем более требует новых форм. Дед же, вопреки своей натуре, на работе произносит не слова даже - заклинания: "Не приведи Господь вам, любезные, оказаться в нашем положении. Никогда не зарекайтесь!" Получая же милостыню, выдыхает: "Благослови господь, радость моя, и пусть мир войдет в твой дом!" Юрка же щебчет что-то типа: "Паминь!", что по идее должно означать "аминь". Смысла слов Юрка все равно не знает, но ему кажется, что таковой - в звучании, что очень близко буддистскому пониманию лицедейства. А, впрочем, я сейчас сказал лишнее.

В метро хрен внедришься, там своя мафия. И смотрящие забирают три четверти выручки, в чем их понять вообще можно: надо делиться и с ментами, и с дежурными по станции, и с уборщиками, и даже с ворами. Таков закон столичного чрева, да в общем-то и Руси-матушки в целом. От супермаркетов отгоняют охрана. Возле рынков пастись не дают торгаши да все те же бандюги. Так и приходится слоняться по улицам и клянчить на удачу. Иногда и гонят, но значительно чаще все же подают. Да, гонимым быть плохо. Но гнобимым все же – хуже.

Ночуют старик и мальчик подвале древнего дома в Кривоколенном переулке. Двухэтажный особняк отдали на реставрацию, но рабочие уже лет семь как не приходят на объект. Ходят слухи, что воротилу, который взял памятник архитектуры в аренду на сорок девять лет с обязательством по восстановлению строения, грохнули. Хотя может просто много народных богатств наворовал и свалил на хрен… то есть, на Канары. По счастью цокольную часть не отключили от коммуникаций и можно жить. В общем, теплое местечко, хотя и не малина. Там и еще есть постояльцы, народец разный и стремный. Все умещаются дружно, без особенных конфликтов. Последние возникают лишь когда кто-то напивается до положения риз и начинает бузить. Дебоширов здесь скручивают и дают остыть на сквознячке. Очередное доказательство старой идеи о том, что анархия действительно – мать ваша… пардон, порядка, конечно, мать.

Совсем рядом - страшная Лубянка. Ну, это по словам Феодосия такая прям ужасная; старик утверждает, что де бывал там и "вкусил". Желтый дом в свете закатного солнца выглядит даже весело, но такому перцу как Феодосий непонятно верить или как. Вот, странно... На той же Лубянке стоит голубая Юркина мечта: Дворец Детских Радостей. В его недра Юрку с дедом не пускают, не по чину, охрана злючая. И воображение мальчика рисует дивные картины, в которых сказочные герои вежливо предлагают юному погорельцу все радости и развлечения мира. Как всегда, остается довольствоваться лишь видом витрин, за которыми дышит иная реальность, может быть даже и подлинная. В отличие от подлой, в которой вынуждены обитать мальчик со старцем.