Мои родители жили в Хабаровском крае. Мама и отец уехали туда на заработки, строили БАМ.
Когда мама была на восьмом месяце беременности, однажды она вместе с маленькой Леной — моей старшей сестрой — решила съездить в соседний поселок, купить что-нибудь для меня, еще не родившегося.
Они вернулись, а вечером у мамы начались схватки.
Поселок, в котором жили мои родители и сестра, был маленьким. Больницы не было, только медпункт, где дежурила медсестра. Естественно, никакого акушера там никогда не было, женщины обычно ездили рожать в город Ургал. А поезд ходил один раз в два дня.
К счастью, в тот вечер как раз шел поезд. Вместе с родителями в Ургал поехала и медсестра, которая побоялась отправить роженицу без сопровождения медработника.
Мама мне рассказывала, что в поезде ехали одни солдаты, кроме нее и медсестры не было ни одной женщины. И тогда она решила, что обязательно должна доехать до больницы. Дала себе установку: рожать в поезде нельзя! Терпела десять часов и меня уговаривала потерпеть. Видимо, я ее послушался.
Родился я длинным — целых 57 сантиметров. В девять месяцев побежал, а в год уже гонял на маленьком велосипеде. Ноги у меня уже тогда были сильными.
Правда, из-за сурового климата постоянно простужался. На севере два раза переболел воспалением легких, мы с мамой подолгу лежали в больнице. Меня все никак не могли вылечить, пичкали лекарствами, всего искололи. Организм весь разбалансировался, врачи обнаружили шумы в сердце.
Мама вначале верила в действенность лечения, но постепенно ее вера улетучилась, и она приняла волевое решение: не отдавать меня больше никаким врачам.
Она забрала меня из больницы и начала лечить сама. Выводила на свежий воздух, поставила на лыжи. А когда мне было три года, мы вернулись в наш Волгоград.
От моего первого тренера меня забрал к себе в группу директор Волгоградского дворца спорта Михаил Маковеев. В прошлом он был тяжелоатлетом и никакого отношения к фигурному катанию не имел. Зато дружил с тренером Ксенофонтовым, который однажды и предложил ему:
— Ну что ты занимаешься своей тяжелой атлетикой? Попробуй себя в чем-нибудь еще. Во Дворце спорта вон есть вакансия: тренер по фигурному катанию.
И Маковеев действительно попробовал. Он перешел от штанги к конькам, став тренером детской секции фигурного катания. Это он научил меня прыгать, так что к одиннадцати годам я уже делал все тройные прыжки и стал мастером спорта.
Маковеев давал нам невероятно большие нагрузки. В семь лет я бегал по 10–15 километров, плавал в бассейне на ускорение. Если делал «пистолетик», то обязательно по пятьдесят раз на одной ноге и столько же на другой. Мы работали с гирями, гантелями, штангой, постоянно растягивались. Играли в футбол, хоккей, волейбол и занимались борьбой.
Спортсмены работали у него из-под палки. Плохо прыгнул — будешь делать еще десять прыжков. Если провинился — беги кросс пять километров. Причем вместе с ним. Он был фанатом спорта, у него была сумасшедшая энергетика, которую он пытался передать нам. Это был очень строгий и жесткий человек, за что и получил свое прозвище — Полицай.
Маковеев был тренером-деспотом. Таких обычно никто не любит, и я тоже не любил (но уважал), хотя понял это значительно позже, когда познакомился с Алексеем Николаевичем Мишиным.
У Маковеева мы работали на постоянных перегрузках. Все упражнения — с утяжелением. Правда, Полицай не разрешал нам нагружать спину, боялся за наши позвоночники. Зато на ногах и руках у нас всегда было стабильно хотя бы по килограмму.
Меня не покидало ощущение, что из нас готовят не фигуристов, а бойцов спецназа. За четыре года он сделал из меня мощную спортивную машину. И, как ни странно, это здорово мне помогло, когда я приехал в Петербург. Хочу сказать ему огромное спасибо за его вклад и веру в меня.
В Волгограде у нас был отличный Дворец спорта: два огромных спортивных зала, зал с тренажерами. Когда приехал в Петербург, я был поражен, насколько здесь все оказалось хуже, чем в Волгограде: крошечный зал, очень плохой лед, на катке дикий холод. Я все никак не мог понять, как такое может быть: второй по значимости город в России, невероятно красивый. Именно здесь процветает фигурное катание, а условий никаких. Питерский спорткомплекс проигрывал волгоградскому по всем параметрам. Но почему-то так случилось, что Волгоградский дворец спорта просто закрыли, туда перебрался, как это ни дико звучит, вино-водочный склад, а на фигурном катании в этом городе поставили жирный крест.
4. Один в большом городе
— Татьяна Васильевна, Жене нужно ехать тренироваться в Петербург. — Такими словами Михаил Маковеев огорошил мою маму при встрече. — Наш Дворец спорта закрывается. Сейчас у нас сборы, а сразу оттуда мы поедем в Питер.
— Я не отпущу его! — Родители были категорически против моего отъезда. — О чем вы говорите? Жене всего одиннадцать лет! Ну закрыли секцию фигурного катания, и ладно. Пусть гуляет на улице, у него будет больше свободного времени. Будет заниматься другим спортом, например играть в футбол.
— Вы не имеете права! — отрезал тренер. — Он не ваша собственность!
— Как это не моя собственность! Чей же он, интересно?
— Он спортсмен, член сборной России!
А я к тому времени уже не мог жить без фигурного катания и больших перемен в жизни, переезда в Петербург не боялся. С шести лет я путешествовал по сборам, спортивным лагерям и соревнованиям. Правда, через месяц-два всегда возвращался домой, где меня ждали мама, папа, старшая сестра. Где меня любили и буквально сдували пылинки.
Я пошел к родителям:
— Мама и папа, как хотите, но я все равно поеду. Я не могу жить без спорта и фигурного катания!
И родители отпустили. Провожая меня в тот раз на сборы, они очень надеялись, что месяца через два-три я вернусь в Волгоград. Родители почему-то думали, что в Питере мне не понравится и я сбегу домой.
Недавно мы с ними вспоминали мой отъезд.
— Женя, я очень часто мысленно возвращаюсь к тому времени, — призналась мне мама. — Моей внучке Даше сейчас 11 лет. Мы ее никуда не отпускаем: в гимназию и из гимназии привозим на машине, даже за хлебом боимся одну отправить. А ведь ты в этом же возрасте один уехал в чужой огромный город. Что же я за мама такая была, что отпустила своего ребенка?
В Петербург мы приехали втроем: я, мой тренер и еще одна девочка, Таня Ермачек.
Через несколько дней нужно было ехать на сборы в Подмосковье, а пока — нам не дали ни квартиры, ни комнаты.
Нас всех троих разместили в какой-то крохотной каморке во Дворце спорта. Мне дали кресло и стульчик под ноги — так я и спал.
Правда, в те ночи я почти не сомкнул глаз. Очень волновался. Понимал, что нужно будет много работать, чтобы чего-то добиться. Это в Волгограде я был чемпионом. А здесь… Кем я стану?
Наверное, именно тогда и закончилось мое детство.
Уже через несколько дней я поехал на сборы, где познакомился с ребятами, с которыми в течение нескольких последующих лет мне предстояло делить каток.
Питер поразил меня своими масштабами и красотой. Но этот огромный город на меня давил, я чувствовал себя совсем маленьким и беззащитным. Иногда мне казалось, что он просто раздавит меня и я в нем совсем потеряюсь.
Я жил в квартире у своего нового тренера Алексея Николаевича Мишина. В квартире, где останавливались приезжие спортсмены. Утром бежал на тренировку, потом — в школу, затем — снова на тренировку. И ужасно страдал от одиночества. Один в огромном городе, ни друзей, ни знакомых, ни родных. Но никогда не жаловался. Звонил родителям в Волгоград и весело кричал в трубку:
— У меня все нормально! Я занимаюсь, тренер меня хвалит.
На мой 12-й день рождения Алексей Николаевич отпустил меня на три дня домой. Был самый сезон, нужно было работать, но Мишин понимал, что мне надо отдохнуть, окунуться в домашнюю обстановку, почувствовать себя в центре внимания и заботы, согреться любовью близких.