— Драки? — эхом отозвалась Марианна.

— Драки не жестокие, — откликнулась директор школы, она нахмурила брови и между ними пролегла задумчивая морщинка. — Но очень странные. Когда он был в пятом, может быть, в шестом классе, это считалось самым плохим поступком, и дети старались никогда не затевать драк. Они расценивались как хулиганство отбившихся от рук учеников. А те, с которыми он дрался, всегда были старше и крупнее Джо. — Миссис Уикман вновь смолкла, затем, казалось, решила продолжить. — Меня всегда интересовало, не могло ли это иметь какого-нибудь отношения к Теду.

— К Теду? — переспросила Марианна, окончательно сбитая с толку. — Каким образом это могло быть связано с Тедом?

Миссис Уикман протянула руки, пытаясь жестом успокоить Марианну.

— Я и не говорю, что было. Но я всегда задавала себе вопрос: тот факт, что Джо постоянно дрался с более старшими по возрасту и более крупными детьми, мог быть как-то связан со стремлением Джо таким образом восстать против своего отца.

— Я не могу поверить...

— Опять же, миссис Карпентер, я не говорю, что мне все ясно. Но если Тед слишком ратовал за дисциплину, мое предположение не лишено смысла, не так ли? Каким еще образом Джо мог почувствовать, что способен одержать победу над своим отцом, если не в драке с кем-то старше себя, и более сильным? Попытаться победить для того, чтобы самоутвердиться?

У Марианны начали сдавать нервы. Опять этот намек на то, что у Теда и Джо были серьезные проблемы.

— Вы утверждаете, что Тед, как отец, был очень строгий? — спросила она, прилагая все силы к тому, чтобы голос звучал безразлично.

— Мне вообще не хотелось бы утверждать что-то, — поспешно заверила ее Флоренс Уикман. — Я просто ищу объяснение его поступкам. Во всяком случае, — продолжала она, вновь усаживаясь на свой стул, — за последний год, или что-то около этого, положение несколько улучшилось. Мы посоветовались немного насчет Джо...

— Посоветовались? — перебила Марианна. — Неужели дела обстояли так плохо?

— Боюсь, что да, хотя и совсем недолго. Год или два Одри была чрезмерно обеспокоена Джо. И хотя с недавних пор он изменился, я не могу не думать о том, что потеря родителей может обернуться регрессом в его поведении. И мне пришло в голову, что Вы, скорее всего, абсолютно ничего не знаете обо всем этом. — Она улыбнулась. — Вы знаете, как говорят: кто предостережен, тот вооружен. И мне казалось, что будет лучше, если я переговорю с Вами.

— Понимаю. — Марианна немного расслабилась. — Но Вы говорите, дела обстоят лучше?

— Гораздо лучше, — заверила Флоренс Уикман. — Думаю, что появление в доме еще двух детей очень поможет ему. — Она бросила взгляд на часы. — Надеюсь, что все это не слишком расстроило Вас, но я чувствовала, что Вам необходимо быть в курсе дела. И если я хоть чем-то могу помочь Вам... — Она не договорила, и слова повисли в воздухе.

Марианна поднялась со стула.

— Благодарю Вас, — машинально произнесла она, все еще пытаясь осмыслить полученные от директора сведения.

Когда она вышла из кабинета, раздался звонок на перемену, и широкий коридор начал быстро заполняться детьми, выходящими из классов. Осторожно пробираясь между ними, Марианна не заметила Джо, стоявшего в конце коридора.

Стоявшего безмолвно и не сводившего с нее глаз.

Она говорила с миссис Уикман о нем.

Она следила за ним...

Рик Мартин с отвращением смотрел на отчет, поступивший из лаборатории в Бойсе.

— Что это, черт возьми, такое? — риторически вопрошал он.

Тони Молено, единственный, кто еще находился в конторе, состоящей из двух кабинетов, расположенных на втором этаже здания пожарной охраны, выглянул из-за вороха бумаг, над которыми сейчас трудился, расследуя кражу тенниски с бельевой веревки у Франсины Шильдхаузер.

— Извращенец! — заявила ему Франсина. — У нас в городе действует извращенец. Дети не могут чувствовать себя в безопасности!

Не видя смысла в споре с ней, Тони покорно записал ее показания и сейчас заполнял многочисленные бланки, как того требовали правила ведения дел в отделении шерифа.

— О чем ты? — спросил он, радуясь, что может отвлечься.

— Об этом! — возмущался Мартин, перебросив отчет напарнику. — Ты можешь этому поверить?

Молено быстро пробежал глазами документ — анализ мельчайших частичек вещества, извлеченного из палатки и спальных мешков в лагере у Волчьего ручья, а также из тела Глена Фостера.

— "Шерсть неопознанного животного"? — прочитал Молено, брови его выгнулись дугой. — Что они имеют в виду, «неопознанного»? Их работа, черт возьми, в том и заключается, чтобы установить принадлежность подобного материала!

— Разве это можно назвать заключением? — проворчал Рик Мартин, схватил левой рукой телефонную трубку с аппарата, стоящего у него на столе, а пальцами правой раздраженно застучал по кнопочной клавиатуре. — Это Рик Мартин, из Сугарлоафа, — рявкнул он, когда после десятого звонка трубку наконец сняла женщина. — Дайте мне переговорить с... Подождите секунду! — Рик потянулся за отчетом, выхватил его из рук Молено, затем заговорил вновь, зачитывая вслух фамилию следователя, указанную в конце отчета. — Генри! Генри Генри! — Он закатил глаза, затем обратился к Молено, когда его попросили подождать у телефона. — Генри Генри? Что это, черт возьми, за имя? Похоже на... Алло? Генри Генри? Это Рик Мартин, из Сугарлоафа. Я смотрю на Ваш отчет по тому материалу, что мы направили в Ваш адрес, и не собираюсь делать вид, будто я в восторге от него. Что, черт возьми, Вы подразумеваете под словами «шерсть неопознанного животного»? Что это за чепуха, Генри Генри?

В Бойсе, в своем кабинете, Генри Генри сделал глубокий вздох, затем медленно выдохнул. Он ждал этого звонка с той самой минуты, когда час назад отдал свой отчет секретарю, чтобы его передали по факсу в Сугарлоаф.

— Вы полностью высказались или хотите еще что-то добавить? Впрочем, имеете право. Да, кстати, — произнес он, — зовите меня Хэнком, мой отец был большим оригиналом.

Рик Мартин усмехнулся, его негодование по поводу полученного заключения прошло.

— Хорошо, Хэнк! Извините, что сорвался. Но я не могу понять, в чем тут, черт возьми, дело. Что означают слова «шерсть неопознанного животного»? Объясните мне, пожалуйста, на доступном языке.

— Это означает, что обнаруженные волосы принадлежат животному, — это, смею заметить, в отличие от непринадлежащих животному, — но мы не знаем, какому именно. Я понятно объясняю?

— Но ведь у Вас есть образцы шерсти всех видов животных, которые обитают в Айдахо, не так ли?

— А также в Орегоне, Вашингтоне, Монтане, Британской Колумбии и во многих других местах, — согласился Генри. — Но то, что прислали Вы, не соответствует ни одному из них. Наибольшее сходство имеется с волком, но и здесь нет полного совпадения. Волосы слишком тонкие и слишком вьющиеся.

— Итак, какие же мы можем сделать выводы? — спросил Мартин, заранее недоумевая, что же он скажет Милту Моргенштерну, редактору и издателю местной газеты, когда тот неминуемо позвонит. — «Неопознанное животное» звучит уж слишком похоже на Сасквача, а для наших мест недопустимо, чтобы подобные сведения просочились в прессу. Представляете, какие последствия это может иметь для лыжного сезона?

Сидя в уединении своего кабинета в Бойсе, Хэнк Генри лишь пожал плечами.

— А что если это и есть Сасквач, который завелся там у Вас? — спросил он с налетом преувеличенной обеспокоенности, что больше походило на насмешку. — Разве не нужно предупредить об этом общественность?

— Давайте, предупреждайте, черт возьми, — откликнулся Мартин. — Лучше бы Вы как следует справлялись со своими обязанностями, да Вы и сами это понимаете.

— Все верно, — вздохнул Генри. — Вы абсолютно правы, дела обстоят неважно, и это досаждает мне не меньше, чем Вам. Я направил уже образцы в лабораторию ФБР. Она оснащена оборудованием, позволяющим произвести анализ на молекулярном уровне, и я попросил их поторопиться. Повезет нам или нет, но через двадцать четыре часа мы получим ответ.