– Нет. Она хорошо проводила время. – Кени немного задумался. – У нее с Лизбет Перкинс что-то произошло в холле. Лизбет выглядела рассерженной и ушла раньше, где-то около часа ночи.
– С кем?
– Одна.
Музыканты решили взять передышку, и люди потянулись к бару. Кени Джексон извинился и принялся усердно обслуживать посетителей. Слишком усердно ради тех чаевых, которые мог от них получить.
– Наслаждаетесь моей сигаретой?
Голос был мягким и теплым как отличное бренди, почти чарующим, немного забавляющимся, с акцентом. Испанским.
Я посмотрела на него краем глаза, пока выпускала струйку дыма.
– Так и есть, спасибо. Хотите одну? – спросила я, предлагая ему пачку.
Темные глаза сверкнули.
– Благодарю. Вы слишком щедры, сеньорита.
– Сеньорита. Вы могли бы дать один или два урока этому молодому человеку. Он назвал меня мэм.
Мужчина выглядел шокированным и всем видом выражал неодобрение.
– Нет, нет. Это недопустимо.
– И я так сказала.
Он улыбнулся той улыбкой, которую следовало запретить из-за оказываемого влияния на ничего не подозревающих женщин.
– Я с вами не знаком.
Я протянула ему ладонь:
– Елена Эстес.
Он бережно взял ее, повернул и легко коснулся губами, не отрывая взгляда от моих глаз.
– Хуан Барбаро.
Барбаро – великий человек. Игрок в поло с категорией в десять голов. Я никак не отреагировала, чтобы просто посмотреть, как он это воспримет. Мужчину это ничуть не взволновало. Окружавший его примитивный сексуальный магнетизм меньше не стал.
– Эстес, – промолвил он. – Это имя кажется мне знакомым.
Я пожала плечами.
– Ну, меня-то вы не знаете.
– Теперь знаю.
Зрительный контакт: прямой, непрерывный, очень действенный. Его глаза были большими и темными, с роскошными черными ресницами. Дамочки с Палм-Бич каждый месяц отстегивали по шесть сотен, чтобы косметолог наклеивал им такие ресницы, волосок к волоску. Он был загорелым, с буйными черными волосами, спускавшимися почти до плеч.
– Что привело сюда красивую женщину одну в такой скучный вечер?
Я опустила взгляд на фотографии, которые привезла с собой. Желание продолжать игру пропало.
– Я ищу смысл, чтобы внести его в нечто бессмысленное, – ответила я.
Взяла снимок и показала Барбаро как карту Таро.
Широкие плечи Барбаро немного поникли. Он выглядел грустным, когда потянулся за фотографией.
– Ирина.
– Вы знали ее.
– Да, конечно.
– Ее сегодня нашли мертвой.
– Знаю. Наш конюх, Лизбет, сказала мне. Они были близкими подругами. Бедная Бет очень подавлена. Трудно поверить, что нечто настолько жестокое и ужасное могло произойти с человеком, которого мы знали. Ирина… в ней было столько жизни и огня, столько силы в характере…
Он покачал головой, закрыл глаза и вздохнул.
– Вы хорошо ее знали?
– Не очень. Поверхностно. Пересекались на вечеринках, здоровались, немного болтали. А вы?
– Мы вместе работали, – ответила я. – Это я ее нашла.
– Матерь Божья, – прошептал Барбаро. – Мне очень жаль.
– И мне.
Бармен поставил перед ним выпивку, и Барбаро сделал большой глоток.
– Это было последнее публичное место, в котором она была замечена, – сообщила я. – Вы видели ее в тот вечер?
– Мы отмечали день рождения моего патрона, мистера Броуди. Все отлично проводили время. Такого рода отдых оставляет смутные воспоминания, – добавил Барбаро. – Но я помню, что Ирина была здесь. Мы разговаривали.
– О чем?
– Обычная светская болтовня, – он бросил на меня долгий, любопытный взгляд. – Для того, кто работает на конюшне, вы слишком похожи на полицейского.
– Много смотрю телевизор.
– Лизбет сказала, что Ирину убили. Это правда?
– Так думают детективы, – ответила я.
– Убийство. Такие вещи… Они не должны случаться в Веллингтоне.
Веллингтон, Палм-Бич, Хэмптонс – маленькие Камелоты для богачей с Восточного побережья, где каждый день должен быть наполнен развлечениями, добродушными шутками и красотой. Ничего такого ужасного, как убийство, здесь произойти не могло. Жестокое преступление было пятном на светском обществе, как красное вино на белом полотне.
– В прошлом году на площадке конноспортивных соревнований убили девушку. Во время попытки изнасилования ее прижали лицом к полу денника, и она задохнулась.
– Правда? Не помню, чтобы слышал об этом, но мой мир вертится вокруг другой оси. Все происходящее за пределами поля для игры в поло мне не известно. Вы думаете, преступления связаны между собой?
– Нет, они не связаны.
– Ту девушку вы тоже знали?
– Да, знала. Джилл Морон. Неприятная девица с поросячьими глазками. Лгунья, мелкая воровка, а также конюх.
Барбаро выгнул густую бровь.
– Очень странное совпадение.
Я выдавила полуулыбку, хотя мои мысли сделали неожиданный поворот.
– Может, вы захотите пересмотреть свое отношение к знакомству со мной.
– Не думаю, мисс Эстес, – промолвил он, мягко держа мою левую руку и поднося ее ближе, чтобы лучше рассмотреть голый безымянный палец.
Музыканты продолжили играть, передышка закончилась. Барбаро глянул на них и нахмурился.
– Идемте со мной, – позвал он, слезая с барного стула и не выпуская мою руку.
– Это было бы не очень мудро с моей стороны, – заметила я. – Учитывая, что убийца гуляет на свободе.
– Я не увожу вас туда, где нет свидетелей.
Он повел меня в холл и вниз по лестнице в ресторан, где в 22:30 все еще были занятые столики. Все узнавали Барбаро. У меня не было сомнений, что одна из карикатур с известными поло-игроками изображала его.
Мы вышли на террасу, Барбаро что-то шепнул официанту и тот поспешил прочь.
– Здесь лучше, да? – спросил он, придерживая для меня стул. – Весь этот шум очень некстати.
– Да. Сюрреалистично наблюдать, как другие веселятся. Моя трагедия не затронула их жизни.
– Нет, – ответил Барбаро. – Они ничего не могут поделать со своим неведением. Счастливое место не предназначено для скорбящих.
Вернулся официант и поставил на столик бутылку испанского вина и два бокала.
– Не аргентинское? – спросила я.
– Нет, как и я. Я испанец до мозга костей.
– Занятный случай для спорта, в котором доминируют латиноамериканцы.
– Аргентинцы не находят его таким интересным, как другие. Помпезные ублюдки. – Барбаро улыбнулся.
– Уверена, они скажут то же самое обо всех испанцах.
– Вне всяких сомнений, – широко ухмыльнулся он.
Я пригубила вино. Очень хорошее. Теплое, выразительное, приятное, с долгим мягким послевкусием.
– Вы из какой части Испании? Южной? Андалусии?
– Из северной. Педраса. Кастилия.
– Прекрасная страна. Ее нельзя назвать колыбелью игры в поло.
– Бывали в Испании?
– Меня отсылали туда на один семестр, когда мне было шестнадцать, и я в очередной раз опозорила свою семью. Моим родителям почему-то не приходило в голову, что я могу точно также вести себя и за границей.
– Что вы и сделали?
Я пожала плечами.
– Если танцы нагишом с сыном дипломата в фонтане на площади Кановас дель Кастильо считаются, то да.
Барбаро рассмеялся.
– Уверен, вы были любимицей Мадрида!
– Моя растраченная впустую юность.
– Вы так сильно изменились?
Я перевела взгляд на залитое лунным светом поле для игры в поло и подумала о своем ощущении, что все это случилось больше чем две жизни назад. Я едва могла вспомнить, даже призрачно, как это было: чувствовать себя такой самозабвенно, радостно непокорной.
– Простите меня, – тихо проговорил Барбаро, протягивая свою руку через стол и накрывая мою. – Это не та ночь, чтобы…
– Я просто задумалась о том, что Ирина не сильно отличалась от меня в том возрасте. Упрямая, своевольная…
– Необузданная, решительная, – продолжил Барбаро и приподнял бровь. – Подозреваю, она не сильно отличалась и от вас сегодняшней.
– Верно.
– Вот почему вы сегодня здесь. Несмотря на шок от обнаружения ее тела, всю тяжесть горя, вы здесь, чтобы найти ответы, как-то побороться за нее. Так?