— Совершенно с тобой согласен. Поужинай с нами — это очень интересный человек, ты получишь массу удовольствия. Только не говори, что ты здесь хозяин. Он сразу захочет сбавить цену.

     — Ты, в самом деле, думаешь, что я возьму с тебя деньги?

     — Более того, я тебе это настоятельно рекомендую. Ты только посмотри, в каком состоянии его коляска! Да еще и лошадки. Если ты начнешь бесплатно принимать по полной программе всех встреченных мной раздолбаев...

     Слободан засмеялся:

     — Как же, помню. Но за ужин я все же платить не позволю.

Глава 5

Сколько людей — столько мнений

     Горислав закончил разговор со служащим и подошел к своим попутчикам.

     — Представляете, берут две короны за ремонт коляски и четыре — за лошадиную подкову. Дерут денежки с проезжающих!

     Вацлав пожал плечами.

     — Ничуть не дороже, чем в Медвенке.

     — Да, но на таком расстоянии от столицы можно было бы ожидать более низкие цены.

     — На каком основании? — поинтересовался Милан.

     — Ну, ведь здесь не Медвенка. Здесь жизнь дешевле и доходы ниже.

     — За ремонт коляски с вас берут гроши, — вмешался Слободан, — а чтобы установить четырехмерные подковы требуется дорогое оборудование.

     — У меня шестимерки, — сварливо возразил Горислав.

     — Тем более, — невозмутимо отозвался Слободан.

     — Да ладно, Бог с ними, пусть чинят! — вздохнул Горислав. — Я такой человек, знаете, не умею считать деньги!

     — Горислав, познакомься, это Слободан — мой старый приятель и соученик. Слободан приглашает нас поужинать вместе.

     — С удовольствием. Платит каждый сам за себя.

     — Будьте моими гостями, — возразил Слободан.

     — Но вы нас совсем не знаете, — возразил Горислав. — Мы можем никогда больше не встретиться.

     — Зато я хорошо знаю Вацлава. И вообще, гора с горой не сходятся, а человек с человеком — сколько угодно.

     — Ваша правда.

     — С вашего позволения, я пойду, закажу ужин, — сказал Слободан и скрылся в трактире.

     Через несколько минут все четверо сидели за обильно накрытым столом. Слободан разливал по бокалам вино.

     — Я лучше выпью водки, если можно, — возразил Горислав. — В такую погоду просто необходимо погреться.

     — А ты, Вацлав? — спросил Слободан. — Продолжаешь пить по своей оригинальной методе?

     — Конечно. А чем она хуже других?

     — А вы, молодой человек?

     — Зовите меня Милан. А в вопросах выпивки я следую примеру Вацлава. В основном, из соображений лояльности и мелкого подхалимажа.

     Слободан засмеялся.

     — Помниться, на третьем курсе мы составили температурно-градусную кривую — когда что пить. У нас вышел один пивной месяц, месяцев восемь сухого вина, два месяца наливочек и один — коньячный. И знаешь, что делал все это время твой наставник?

     — Что?

     — Пил сухое за обедом и десертное после оного, ни мало не утруждая себя утомительными подсчетами. Хотя, нужно признать, в пивной месяц он отказался от десертных вин и разбавлял сухие водой.

     После второй перемены компания повеселела. Горислав принял на грудь грамм триста водки и разговорился.

     — Знаете, господа, в чем основная беда нашего общества?

     «Опять», — с тоской подумал Милан.

     — В том, что мы отказались от древних, проверенных временем традиций. Традиции старой церкви насчитывают уже почти три тысячелетия, а мы, поправ их, установили новые, только чтобы не признаться даже самим себе, что погрязли во грехе.

     — Но современные традиции насчитывают уже более семисот лет, — возразил Милан.

     — Нельзя называть традицией то, что основано на грехе. В старину вот государи были помазанниками божьими, они правили страной от имени Бога. А теперь? Король Яромир болен и слаб, и чтобы угодить брату, под видом покровительства науке, притесняет старую церковь, которая является по сути своей единственным источником наук и знаний.

     — По-моему, никто церковь и не думает притеснять, — возразил Слободан.

     — Официальную церковь — да. Но эта церковь прогнила насквозь. Она поет под дудку правителей. Церковь же должна быть выше государства. Священник говорит от имени Бога, и потому слова его важнее слов монарха, тем более узурпатора.

     — Что же, по-вашему, король Яромир должен поддерживать тех, кто призывает свергнуть его с престола? — поинтересовался Дан.

     — Он не должен вмешиваться в дела церкви. Если бы вы пострадали от гонений, как я, вы бы не задавали таких вопросов.

     — А как вы пострадали?

     — Я входил в группу Аскольда. Он тогда создал организацию, направленную на борьбу за права человека и возврат к общечеловеческим ценностям. Меня посадили на три года за антигосударственную пропаганду.

     — А самого Аскольда отправили в Малиновый Яр, отдыхать от напряженной умственной работы, — иронически вставил Вацлав. — Он как раз незадолго до этого закончил крупную работу, связанную с седьмым измерением. От такой — любой умом подвинется!

     — Понятно, что вы поддерживаете короля Яромира. Он поддерживает науку, чтобы умаслить брата, а вы продались ему за субсидии.

     Слободан бросил взгляд на Вацлава. Тот усмехнулся.

     — А почему вы не думаете, что мы можем искренне поддерживать существующий государственный строй? — спросил Слободан. — В самом деле, что в нем плохого? Промышленность развивается, наука процветает, народ живет в достатке и, я бы сказал, в достоинстве. А король Яромир — что из того, что он слаб здоровьем? Телом слаб, зато умом крепок. И наследник его вполне приличный человек.

     — Маг, а значит нечестивец.

     — Вы тоже пользуетесь плодами магии. А его положение обязывает заниматься наукой, хотя бы в той мере, чтобы понимать, о чем говорят на симпозиумах. А современная магия — альфа и омега всех наук. Я читал, что в античные времена такую роль играла философия, но делала это более пассивно. Абстрактные идеи философов были очень и очень далеки от жизни.

     — Впоследствии, роль философии заняла религия, — перебил Горислав.

     — Да, — согласился Слодобан. — И это отбросило наука на века назад, или, по крайней мере, затормозило на века ее развитие.

     — Церковь наоборот была источником наук и прибежищем ученых.

     — Да, последним. Перед казнью.

     — Вы не понимаете, — возразил Горислав.

     — Не понимаем, — мирно согласился Вацлав. Кажется, ему прискучила эта чересчур эмоциональная беседа.

     — Но я понимаю одно, — не унимался Слободан. — В вашу благословенную старину к людям относились как быдлу, а в нашем обществе достигнуто равенство если не состояния, а это не возможно — всегда один будет разворотливей или трудолюбивей другого, ибо люди не одинаковы от рождения, то возможности получить желаемое образование, необходимое медобслуживание и заработать на жизнь, не тратя на это всего своего времени и сил.

     — Раньше такие идеи проповедовали социалисты и коммунисты, — Горислав произнес эти слова, как непристойное ругательство. — Странно, что их говорите вы, приверженец монархии. Хотя, они были такими же безбожниками, как и вы. Может в этом все дело? А люди, они как были быдлом две тысячи лет назад, так остались им и поныне. Тот, кто не в состоянии насчитать в своем роду, по меньшей мере, трех поколений интеллигентных людей, не может претендовать на роль культурного человека. То же быдло, только образованное. Культура впитывается с молоком матери, и никак иначе.

     — Спасибо за разъяснение, — ядовито произнес Слободан, — а то я не знал кто я такой. Видите ли, мой дед был фермером, а отец — приказчиком в бакалейной лавке. Сам же я — магистр оптической магии, владею трактиром со станцией техобслуживания, где я, как и положено быдлу, сам осматриваю шестимерок. Набираю материал для докторской диссертации. И еще. Если бы король Яромир придерживался бы таких же взглядов...