— Ничего плохого, — ответила она, овладев собой, — но и ничего хорошего. Там только пыль и грязь — жизнь давно исчезла наверху. Тебе непременно понадобится респиратор, без него холодный наружный воздух убьет тебя. Человек мгновенно умирает, вдохнув тот воздух.
— Я знаю. Разумеется, я приму все меры.
— А кроме того…
— Что?
Она взвешивала каждое слово. У сына такой странный характер, необходимо отговорить его от этой затеи.
— Это враждебно духу времени, — твердо сказала она.
— Ты хочешь сказать, враждебно Машине?
— В некотором смысле — да, но…
Изображение на голубой пластинке померкло.
— Куно!
Он отключился.
На миг Вашти почувствовала себя одинокой. Но когда она включила свет, вид залитой сиянием комнаты с бесчисленными электрическими кнопками успокоил ее. Кнопки и выключатели были повсюду: с их помощью Вашти получала пишу, музыку, одежду. Нажимая одну кнопку, она поднимала из-под пола мраморную (из искусственного, конечно, мрамора) ванну, наполненную до краев теплой жидкостью, лишенной всякого запаха. Нажимая другую, она поднимала ванну с холодной водой. Третья кнопка поставляла литературу. И, конечно, имелась кнопка, с помощью которой Вашти общалась с друзьями. Хотя комната была абсолютно пуста, Вашти находилась в контакте со всем, что было важно для нее в этом мире.
Затем Вашти повернула изолирующий выключатель, и на нее немедленно хлынули звуки, накопившиеся в течение последних трех минут. Комната наполнилась звоном и голосами. Что она думает о новой пище? Советует ли принимать ее? Какие новые идеи приходили ей в голову за последнее время? Можно ли поделиться с ней своими идеями? Согласна ли она посетить детский питомник в ближайшее время? Скажем, ровно через месяц?
На большинство вопросов она отвечала с раздражением — эта черта проявлялась все сильнее по мере убыстрения темпа жизни. Она думает, что новая пища омерзительна. Нет, она не может посетить детский питомник, она очень занята в ближайшее время. У нее нет своих идей, но ей только что рассказали чужую: четыре звезды по краям и три в середине напоминают человека. Особого смысла в этой идее она не видит.
Наконец она прервала связь, так как наступило время читать лекцию об австралийской музыке.
Нелепая система публичных сборищ была давно упразднена. Ни Вашти, ни ее слушатели не покидали своих комнат. Она говорила, сидя в своем кресле, а они, сидя в своих, слышали ее, да и видели тоже. Она начала с шутливого обзора музыки домонгольского периода, затем перешла к рассказу о великом расцвете песни после победы Китая. Нечего и говорить, манера И-Сан-Со, да и всей брисбенской школы примитивна и бесконечно чужда современности, но, по мнению Вашти, изучение этой музыки все же могло бы принести пользу современным композиторам — столько в ней свежести, а главное, идей.
Лекция, продолжавшаяся десять минут, была принята хорошо. Когда она кончилась, Вашти и кое-кто из ее слушателей прослушали лекцию о море. Море тоже давало кое-какие идеи. Лектор недавно побывал там, вооружившись респиратором.
После лекции Вашти проглотила пищу, побеседовала с многочисленными знакомыми, приняла ванну, снова поговорила, а затем нажала кнопку вызова кровати.
Кровать была ей не по вкусу — слишком громоздкая, а Вашти нравились небольшие кровати. Но она знала, что жаловаться бесполезно: кровати во всем мире были одинаковых размеров. Для выпуска другого варианта потребовались бы серьезнейшие изменения в Машине.
Вашти изолировалась — это было необходимо, так как под землей не существовало ни дня, ни ночи. Потом мысленно перебрала все, что случилось с тех пор, как она в последний раз вызывала кровать. Идеи? Почти не было. События? Можно ли назвать приглашение Куно событием?
Рядом с ней на низком пюпитре лежала реликвия, сохранившаяся со времен лишних вещей, — книга. Книга Машины. В ней содержались инструкции на любые случаи жизни. Если Вашти было жарко или холодно, если она страдала несварением желудка или не могла вспомнить нужное слово, она обращалась к Книге, и та напоминала, какую кнопку надо нажать. Книгу выпустил Центральный Совет. Она была роскошно переплетена — дань последней моде.
Сидя на кровати, Вашти благоговейно взяла Книгу в руки. Она украдкой оглядела светящуюся комнату (как будто кто-то мог подсматривать за ней) и пробормотала застенчиво и в то же время радостно:
— О, Машина! О, Ты, Машина!
Она поднесла Книгу к губам, трижды поцеловала ее, трижды склонила голову, трижды ощутив экстаз покорности. Выполнив ритуал, она открыла 1367-ю страницу и отыскала время отправления воздушных кораблей с острова в южном полушарии, в подземной глубине которого жила она, на остров в северном полушарии, где также под землей жил ее сын.
Она подумала: «У меня нет на это времени».
Она погасила свет и заснула. Затем проснулась и зажгла свет. Поела, обменялась идеями с друзьями, послушала музыку и лекции, снова погасила свет и снова заснула. А над ней, под ней, вокруг нее непрерывно гудела Машина. Вашти не замечала этого шума — он звучал у нее в ушах с самого рождения. Земля с гулом несла ее через страну молчания, обращая Вашти то к не видимому ею Солнцу, то к невидимым звездам.
Вашти проснулась и включила свет.
— Куно!
— Я не стану разговаривать с тобой, — ответил он, — пока ты не приедешь.
— Был ты на поверхности после нашего разговора?
Изображение исчезло.
Снова она взялась за Книгу. Она откинулась в кресле, дрожа от волнения. Потом подкатила кресло к стене и нажала кнопку, которой пользовалась чрезвычайно редко. Стена медленно раздвинулась. В отверстие Вашти увидела слегка изгибавшийся туннель, который исчезал за поворотом. Если она поедет к сыну, путешествие начнется отсюда.
Разумеется, она знала все о системе коммуникаций. Ничего таинственного. Она вызовет поезд, и он домчит ее по туннелю до лифта, сообщающегося с вокзалом, откуда отправляются воздушные корабли. Этой системой пользовались уже давно, задолго до установления всемирного господства Машины. Конечно, Вашти изучала историю цивилизации, непосредственно предшествовавшей ее собственной, — цивилизации, которая неправильно понимала функции системы и доставляла людей к вещам, вместо того чтобы доставлять вещи к людям. Непонятные старые времена, когда люди путешествовали для перемены воздуха, вместо того чтобы переменить его в своей комнате! И все-таки… все-таки она боялась туннеля. Она не видела его с тех пор, как родился ее последний ребенок. Туннель изгибался — но не совсем так, как ей помнилось; он сверкал, но не так ярко, как это следовало из слов лектора. Вашти охватил ужас перед непосредственным познанием. Она отпрянула назад, и стена сомкнулась перед нею.
— Куно, — сказала она, — я не могу приехать к тебе, мне нездоровится.
И тотчас же огромный аппарат опустился на нее с потолка, в рот ей автоматически был вставлен термометр, к сердцу автоматически приложен стетоскоп. Она беспомощно лежала в кресле. Прохладные подушечки гладили ей лоб. По-видимому, Куно вызвал к ней врача. Итак, человеческие чувства все еще плутали по закоулкам Машины. Вашти выпила лекарство, поднесенное автоматическим врачом, и механизм опять скрылся в потолке. Послышался голос Куно, он спрашивал, как она себя чувствует.
— Лучше. — Затем с растущим раздражением: — Почему ты сам не хочешь приехать ко мне?
— Я не могу уехать отсюда.
— Почему?
— Потому что в любой момент может произойти нечто ужасное.
— Ты уже побывал на поверхности?
— Нет еще.
— Так что же может произойти?
— Я не могу тебе сказать через Машину.
Жизнь ее потекла по-старому.
Но теперь она вспоминала о Куно-ребенке, о том, как он родился, как его забрали в питомник, как она ездила к нему туда один раз, как он навещал ее. Посещения его прекратились, когда Машина отвела ему комнату на другом конце Земли. «РОДИТЕЛИ (Р — 422 327 483). — Родительские обязанности кончаются с появлением ребенка на свет», — гласила Книга Машины. Это так. Но в Куно всегда было что-то особенное, да и во всех ее остальных детях тоже. В конце концов, если уж она ему так необходима, придется решиться на путешествие. «Может произойти нечто ужасное». Что он хотел этим сказать? Просто блажь юнца, не больше. Но поехать придется.