Вышеупомянутый Жорж не знал, как держаться. Он ерзал на стуле, открывая рот, как рыба, вытащенная из воды, пытался что-то сказать, но не мог проронить ни звука. Его пальцы нервно скручивали шарики из хлебных крошек. Я же безжалостно бередил его рану.

— Мсье Бенак сказал мне, что эта девушка больше мечтала, чем занималась своей работой.

Маргарита буквально визжала от гнева.

— Старая песенка! Женщины-девочки! Хрупкие куколки! Им читают стихи, в которых они ничего не понимают, но делают вид, что в восторге, льстят самолюбию глупцов! К счастью, есть люди, которые помогают прозреть добровольным слепцам!

— Если я правильно понял, мадам, вы не советуете мне принимать на работу Сесиль Луазен?

— Категорически! Естественно, если вы не хотите с самого начала ввести в свою группу разлагающий элемент.

— Конечно, нет.

— В таком случае, мсье, благодарите моего мужа за то, что он пригласил вас отобедать с нами, иначе вы могли бы совершить большую глупость… Сесиль Луазен — воплощение нынешней молодежи, которая не останавливается ни перед чем, чтобы достигнуть цели…

Я испуганно смотрел на нее. Маргарита с циничной откровенностью описывала себя самое, но, похоже, и не подозревала об этом.

— …Она осмелилась притворяться, что влюблена в моего мужа! Если бы меня не оказалось рядом, он стал бы жертвой ее происков! Послушать ее, так она любила только Жоржа, но не прошло и недели, как ее вышвырнули из «Серебряного барана», и она уже виста на шее этого придурка Гастона де Ланкранка, который разводит черно-бурых лис в Куарьере.

Жорж хотел было возразить.

— Маргарита, ты утверждаешь…

— Ты просто ревнуешь, дурачок! Я знаю, о чем говорю, твоя Сесиль всегда была обыкновенной шлюхой!

Доев сыр и десерт, мы с Жоржем по молчаливому соглашению решили выпить кофе где-нибудь в другом месте.

Мы молча шли по улице. Жорж первым решился заговорить.

— Теперь вы понимаете, почему я сожалею о том, что не женился на Сесиль?

— У мадам Бенак, без сомнения, масса достоинств…

— …которые мешают жить тем, кто вынужден оставаться с ней рядом.

— Кстати, она сказала правду об этом Гастоне?

— Сесиль действительно видели в обществе Ланкранка, я хорошо его знаю… Славный парень, хотя и не очень умный.

— Богатый?

— Не особенно. Но они с Сесиль только дружили.

— Мсье Бенак, слушая вас, можно подумать, что вы все еще влюблены в Сесиль Луазен.

— Это так, мсье Феррьер.

— А вы… вы встречались после свадьбы?

— Да. Мы встречались в других городах. Я ездил туда якобы в командировки.

— В Уайонакс, например.

Мы медленно пошли дальше.

— Мсье Бенак, я склонен верить скорее вам, чем вашей жене, которая, кажется, из ревности…

— Чудовищной ревности!

— В случае, если она узнает…

— Мне это совершенно безразлично!

— Мсье Бенак, вам никогда не хотелось удрать с Сесиль Луазен?

— Да… Именно поэтому я был так взволнован, когда вы рассказали мне об ее исчезновении… Жить, не встречаясь с ней, выше моих сил!

Говорил ли он искренне?

Глава 5

Я встал поздно, с сильной головной болью и подумал о том, что меня ждет еще один приступ. Я пытался успокоить себя мыслью, что головная боль — только следствие плохо проведенном ночи и на свежем воздухе она быстро пройдет.

Уже по привычке я быстрым шагом прошел четыре километра, отделяющие Мартине от Сен-Клода, я, когда показались первые домики города, почувствовал себя значительно лучше.

Войдя в ресторан, где обычно обедал, и сев за столик, я приступил к цыпленку с креветками, но тут официантка сказали:

— Сюда, пожалуйста, мсье, тут свободное место.

Она поставила на мой столик еще один прибор. Подняв голову, я увидел офицера полиции Оноре Вириа.

— Вы?!

Он улыбнулся.

— Я мог бы сказать то же самое, мсье.

— Но не столь искренне. Вы ведь уже давно следите за мной.

— Можете не поверить, но я не знал, что вы здесь, и вовсе не ожидал, что мне предложат место за вашим столиком.

Он заказал закуску. Но мне есть уже не хотелось.

— Инспектор…

— Да?

— Это Сандрей послал вас сюда?

— В некотором роде… скажем так, он одобрил мое предложение.

Вириа произнес это таким тоном, что я понял: его враждебность по отношению ко мне не прошла.

— Но ведь Сен-Клод находится вне вашей компетенции, и вы не можете вести здесь расследование.

— А кто вам сказал, что я веду расследование?

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет, мсье Феррьер, нет… Вы сегодня почему-то очень нервничаете.

— Состояние моих нервов касается только меня.

— Но не в том случае, когда вы замешаны в убийстве. Не будем больше об этом. Как продвигается ваше следствие?

Охваченный внезапным доверием, я рассказал ему о своих беседах с жителями Сен-Клода и о том, что отчаялся составить мнение о жертве.

Вириа улыбнулся.

— Вы романтик, мсье Феррьер, и рассматриваете преступление как своего рода искусство… считаете, что его можно распутать лишь психологическими методами. Поверьте, убийство — значительно более простое дело и в основе его всегда лежит страх… Кто-то очень боялся Сесиль Луазен.

— Люди, с которыми я говорил, вполне могли бояться.

— Но не до такой степени, чтобы убить. Мадам Бенак знает: что бы ни случилось, ее муж никуда не уйдет… Чтобы убить, мсье Феррьер, нужна энергия… А чтобы задушить, нужно обладать большим хладнокровием…

— Значит, вы советуете мне прекратить расследование?

— Нет-нет… Продолжайте, если вам хочется. Когда человек целиком и полностью отдается какому-то делу, нельзя утверждать, что он попусту теряет время.

Я сказал ему, что ко мне приходил один из его сен-клодских коллег.

— Знаю… Но могу заверить, что, пока вы не совершили ничего противозаконного, вас не будут трогать. Мсье Сандрей специально просил об этом. Вы не мешаете полиции, мсье Феррьер. И, чтобы вы испытывали по отношению ко мне чуть меньше неприязни, добавлю, что нахожусь в Сен-Клоде лишь для того, чтобы снять с вас подозрение. Мы с комиссаром Сандреем счастливы, что о вас перестали говорить. Так вот, постарайтесь облегчить нашу задачу и не вступать в конфликт с местной полицией.

Славный Пьер… Ему, должно быть, пришлось провести неприятные часы. Хотел бы я знать, поверил ли он хоть на миг в мою виновность. Не думаю, он давно знает меня и понимает: человек, у которого в голове засел кусок свинца, не может думать о любви…

Если у Луизы не хватило смелости жить со мной, я не имел права предлагать даже самой жалкой из женщин стать моей женой. Но меня удивляло, что Вириа придерживается того же мнения, что и Пьер, и в конце концов стал доверять мне. Возможно, я просто слишком плохо думал о нем.

Я взял такси и отправился в горы, в Куайрьер, где без труда нашел ферму по выращиванию черно-бурых лис, принадлежавшую Гастону де Ланкранку. Здания огромной фермы, которую при большом желании можно было назвать и дворцом, были расположены на склонах. Попросив водителя подождать, я стал подниматься в гору. Чем ближе я подходил к ферме, тем отчетливее слышался лай лисиц, а их резкий запах неприятно щекотал ноздри. Сарайчики, в которых жили животные, находились на опушке леса, покрывавшего склон. Во двор фермы можно было войти через красивые ворота. Часть двора занимал низкий дом, в котором, судя по всему, жил хозяин. Я увидел человека, катившего тачку с навозом.

— Здравствуйте…

— Привет…

— Я нахожусь на ферме мсье Ланкранка?

— Да.

— Он здесь?

— Кто?

— Мсье Ланкранк… черт возьми!

Парень снял кепку и стал с наслаждением почесывать голову. Мне показалось, что он забыл о моем вопросе.

— Ну?

— Что «ну»?

— Я спросил, здесь ли мсье Ланкранк.

— Который?

— Как это который?

Мой собеседник огорченно пожал плечами.