- И что же вам мешает?

- Профессор Форрестер сказал, что табачный дым сбивает настройку приборов.

- Знаете что, сеньорита Отеро? Учитывая вашу привычку всюду совать свой нос, вы слишком наивны. Табачный дым никак не изменит магнитное поле. По крайней мере, по моим данным.

- Вот ведь старый козел!

Андреа пошарила по карманам и наконец закурила.

- Вы говорили что-нибудь Док, святой отец?

- Харель очень умна, намного умнее меня. К тому же она еврейка. Ей нет необходимости спрашивать совета у старого священника.

- А у меня, значит, есть?

- Ну, вы ведь католичка, или я ошибаюсь?

- Я утратила всякое доверие к людям вашей профессии, когда мне было четырнадцать, падре.

- И к кому же вы утратили доверие? К военным или к священникам?

- И к тем, и к другим. Мои родители слишком песочили меня в детстве.

- Все родители это делают. Разве не с этого начинается наша жизнь?

Андреа повернула к нему голову, так что смогла рассмотреть краем глаза.

- Значит, у нас с вами есть кое-что общее.

- Никогда бы не подумал. Зачем вы вчера нас искали, Андреа?

Прежде чем ответить, журналистка огляделась по сторонам. Ближайшим человеком был Давид Паппас с прибором на груди в тридцати метрах от них. Из горловины каньона задувал горячий ветер, создавая бесконечно прекрасные песчаные вихри у ног Андреа.

- Вчера, когда мы добирались до входа в каньон, я поднялась на дюну. На вершине я остановилась, чтобы сделать несколько снимков, и увидела незнакомого человека.

- Где? - резко спросил Фаулер.

- На вершине скалы, что у вас за спиной. Я видела его всего одну секунду. Был в одежде камуфляжной расцветки. Я никому об этом не сказала, потому что опасаюсь, что он может иметь какое-то отношение к человеку, который пытался убить меня на борту "Бегемота".

Фаулер прищурился, провел ладонью по лысине и глубоко вздохнул. Лицо его омрачилось, а бесчисленные морщинки вокруг глаз стали еще заметнее.

- Сеньорита Отеро, это очень, очень опасно. Залог успеха нашей экспедиции - полнейшая тайна. Если кому-либо станет известно, чем мы на самом деле занимаемся...

- Нас вышвырнут отсюда?

- Нас всех убьют.

- Вот как.

Андреа подняла взгляд, вдруг осознав полную изолированность этого места и что они все будут здесь похоронены, если порвется тонкая линия защиты людей Деккера.

- Я должен поговорить с Альбертом. Срочно.

- Вы вроде сказали, что не сможете воспользоваться здесь спутниковым телефоном. Что Деккер сканирует частоты.

Священник лишь поглядел на нее.

- Да что ж за хрень такая! Только не снова! - воскликнула Андреа.

- Сделаем это ночью, - сказал он.

Высокий мужчина по имени О. плакал. Ради этого ему пришлось отойти подальше от товарищей. Он не любил, когда кто-то видит проявления чувств, а уже тем более их обсуждать. Разговаривать же о том, почему он сейчас плакал, было бы просто опасно.

На самом деле он плакал из-за девочки. Она слишком напоминала ему собственную дочь. Он ненавидел себя за то, что пришлось ее убить. Убить Тахира оказалось просто, даже слишком просто. Он даже позволил себе поиграть с ним, как кошка с мышкой. Организовать ему личный ад на земле.

Но девочка - совсем другое дело. Ей было только шестнадцать.

Однако Д. и В. были с ним согласны. Миссия имеет слишком большое значение. На карту поставлена не только жизнь десяти братьев, собравшихся в пещере, но и всего исламского мира. Мать и дочь слишком много знали. Исключений быть не должно.

- Черт бы побрал эту войну, - пробормотал он.

- Ты уже начал разговаривать сам с собой? - спросил его товарищ.

Товарища звали В. Как всегда, он медленно подобрался ползком, потому что не хотел зря рисковать, привлекая к себе внимание. По той же причине он и разговаривал всегда шепотом, даже в пещере.

- Я молился, - ответил О.

- Мы должны вернуться в укрытие. Нас могут заметить.

- Там только один часовой на западной стене. Нас оттуда не видно. Так что не беспокойся.

- А если он перейдет в другое место? Имей в виду, у них есть приборы ночного видения.

- Не волнуйся. Сейчас караулит этот верзила-негр. Он все время курит, а сквозь табачный дым ничего не видно, - ответил О., несколько раздраженный тем, что ему приходится разговаривать, в то время как он собирался насладиться тишиной.

- Возвращайся лучше в пещеру. Пойдем, пойдем. Сыграем в шахматы.

Да... ему не удалось обмануть В. ни на секунду. Он знает о том, что товарищ пребывает в меланхолии. Афганистан, Пакистан, Йемен. Они через многое прошли вместе, он был хорошим товарищем. Таким неуклюжим способом он пытался ободрить друга.

О. растянулся на песке. Послышался топот шагов по скале. Пещера располагалась неподалеку от базы и представляла собой крошечное пространство площадью едва ли десяток метров. Именно О. нашел ее три месяца назад, когда начал готовить операцию. Там едва хватало места для десятерых, но даже если бы пещера была в сто раз больше, О. предпочел бы оставаться снаружи. Внутри этой шумной дыры, где храпели и пускали газы его братья, он чувствовал себя словно в тюремной камере.

- Пожалуй, я пока что останусь здесь. Люблю подышать свежим воздухом.

- Ты ждешь сигнала от Хакана?

- И для этого тоже. Не беспокойся, неверные пока еще ничего не нашли.

- Хорошо бы они немножко поторопились. А то надоело торчать в этой дыре, жрать консервы и ссать в ведро.

О. не ответил, а закрыл глаза и сосредоточился на ласкающем кожу ветерке. Ему нравилось ожидание.

- Мы что, так и будем сидеть здесь и ничего не делать? - продолжал настаивать В. - Нас десять человек, у нас есть оружие. Предлагаю просто пойти и перестрелять их всех.

- Мы должны подчиняться приказам Хакана.

- Хакан - настоящий смельчак.

- Знаю. Но он умен. Он рассказал мне одну историю. Знаешь, как находит воду бушменский воин в пустыне Калахари, когда находится вдали от дома? Он ищет обезьяну и весь день наблюдает за ней. Нельзя, чтобы обезьяна его заметила, потому что если она что-то заподозрит, то игра закончится. Если он будет терпелив, то обезьяна откроет свое убежище - расселину в скале, маленькую лужицу... те места, которые ни за что не нашел бы бушмен.

- А что потом?

- Он выпивает воду и съедает обезьяну.

Стоув Эрлинг нервно покусывал ручку и отчаянно ругал профессора Форрестера. В конце концов, он не виноват, что данные по этой части каньона не достигли места назначения. Хватит и того, что ему пришлось выслушивать бесконечные жалобы новоявленных археологов, подключать и отключать оборудование, менять батареи и следить, чтобы кто-нибудь не исследовал дважды один и тот же участок.

Ему-то никто не помогал нацепить магнитометр. А это была не самая простая процедура - посреди ночи, при свете примуса. Форрестеру все были до лампочки. Все, кроме него самого. После ужина он нашел в данных аномалию и приказал Стоуву снова проанализировать квадрат 22К.

Уж как Стоув просил - да что там просил, почти умолял - отложить это дело до завтрашнего утра. Однако профессор был непреклонен: если у них не будет данных по каждому участку, вся работа пойдет насмарку.

Чертов Паппас. Предполагается, что это он - лучший археотопограф в мире, так ведь? Предполагается, что это он разработал соответствующее программное обеспечение, так ведь? Настоящий говнюк. Ему следовало бы оставаться в своей гребаной Греции. Уж как я лизал задницу старому хрену, чтобы тот предоставил мне заняться программой для магнитометров, а он отдал это Паппасу. Два года, два чертовых года. Два года я искал для Форрестера ссылки, поправлял его детские ошибки, покупал ему лекарства, опустошал корзину для бумаг от проклятых платков с зараженной кровью. Два года, и вот как он со мной обращается.