— Согласен. Но для него придется ждать случая, тогда как в первом мы сами создаем этот случай!

— Ты прав. Тогда вот что: мы примемся за них сразу. Сорвется один — удастся другой… Нет, ты положительно незаменимый человек, Кукареку! Ну, а если ни то ни другое не подействует?

— Тогда… Тогда вспомним, что наука дана человеку для того, чтобы помогать ему в его желаниях. Два-три порошка, два-три корешка, две-три жидкости, перегнанные вместе по всем правилам науки, и… ведь человек — яко трава, дни его — яко цвет сильный, тако отцветает, яко дух пройдет в нем…

— И не будет, и не познает к тому места своего. Аминь!

II

Бауэрхан, хитрый и изобретательный, подвел под Завадовского сложный подкоп. Полька Юзефа, подруга Ольги по гарему и утешительница старости Бауэрхана, водила грузинку гулять с таким расчетом, что ей пришлось несколько раз встретиться с красавцем Завадовским. Однажды последний случайно взглянул на красавицу, бросившую ему мечтательно-томный взгляд, и в его глазах сверкнуло пламя. Хитрая полька разожгла целый костер в сердце Ольги из одной оброненной Завадовским искры, и под влиянием бесконечных разговоров Юзефы на эту тему грузинка не на шутку влюбилась в фаворита.

Протомившись два дня, пылкая грузинка по совету Юзефы написала Завадовскому письмо, умоляя его о свидании. Тот бросил письмо в огонь. Такая же судьба постигла и второе письмо, но третье фаворит отнес прямо к государыне.

Разумеется, императрица Екатерина сразу догадалась, чья это штука, и решила строго наказать светлейшего.

Ее гнев был так велик, что Завадовскому же пришлось успокаивать ее.

— О, не сердитесь на него, всемилостивейшая царица! — сказал он, опускаясь на колени около нее и нежно взяв ее за руку. — Если грузинка даже и писала мне по приказанию князя, то ведь его побудила к этому ревность! Милость такой монархини, как вы, слишком ценна, слишком благословенна, чтобы ради нее остановиться перед маленькой гадостью! Он уже наказан тем, что эта милость окончательно отвратилась от него!

— Ты отличный человек, Петр, ты готов просить даже за врага! Но на этот раз я не могу исполнить твою просьбу. Как женщина, я прощала зазнавшемуся негодяю многое, что бесконечно оскорбляло меня. Но это касалось меня, а теперь он покушается на того, кто моей милостью вознесен выше всех людей. За это он должен удалиться отсюда. Пусть отправляется в Крым, пусть победами русского оружия смоет это пятно со своей чести!

— Даже и в наказании вы, ваше величество, проявляете мудрость и милость!

— Ступай теперь! Через час приходи опять, к тому времени указ будет приготовлен, и ты лично отвезешь его Потемкину.

Завадовский молча поклонился и ушел.

«Что за человек! — подумала императрица Екатерина, оставшись одна. — Что за золотое сердце! У него, кажется, нет никаких недостатков, если не считать того, что его зовут… Петром!»

В этот момент ей доложили, что светлейший князь желает быть допущенным к ее величеству. В первый миг государыня хотела отказать Потемкину в аудиенции, но потом подумала, что лучше теперь же кончить все.

Потемкин сразу почувствовал, что обращение императрицы дышит леденящим холодом. Он докладывал ей о том, как Орлов в Париже пытался распускать порочащие слухи про русскую императрицу и как за это его отказались принимать при дворе и у высшей знати. Затем он перешел к докладу о торжестве русской политики повсеместно за границей, но и это не произвело на императрицу никакого действия. Тогда Потемкин ловко свел разговор на Завадовского, на его выдающуюся добродетель, верность и преданность.

— Это золотой человек, — сказал светлейший. — Представьте себе, ваше величество, у меня в числе дворни имеется поразительная красавица, некая грузинка Ольга. Вчера она захворала. Я спрашиваю домашнего врача, что такое с ней. Он пожимает плечами, говорит, что причиной послужило какое-то нервное потрясение. Стали допытываться у подруг, и что же оказалось? Дерзкая девчонка осмелилась влюбиться в Завадовского, преследовала его на улице, писала ему страстные письма, а он оставался непоколебимо холодным. От страсти и досады она даже заболела. Разумеется, как только я узнал об этом, так приказал наказать ее и отправить в деревню, в мое тамбовское имение.

— А когда ты сделал это?

— Да как узнал — четверть часа тому назад.

— Ты хорошо поступил, Григорий, я очень довольна тобой, и чтобы доказать тебе тут же на месте мою признательность, я передаю тебе командование армией, выступающей через неделю в Крым…

— Да, но… почему…

— Потому что так нам угодно, — с иронической улыбкой отрезала государыня.

— Но, ваше императорское величество, момент…

— Момент кажется мне как нельзя более подходящим. Поторопитесь, князь, приняться за сборы и не тратьте дорогого времени на праздную болтовню!

— Я вижу, ваше величество, что мне все-таки придется огорчить вас… Как мне хотелось скрыть…

— Что именно?

— Пока я предполагал, что остаюсь в Петербурге, я мог, не беспокоя вас, принимать самые нужные меры. Но теперь, уезжая, я принужден открыть все…

— Но что такое? Ты пугаешь меня, Григорий!

— Мне пришлось напасть на след большого заговора, во главе которого стоит сам великий князь!

— Павел? Господи! Да не томи ты, Гришенька, рассказывай поскорее!

— Очаг заговора находится в Стокгольме. Как должно быть известно вам, ваше величество, в Швеции издавна борются две партии: партия «Шапок», стоящая за союз с Россией, и партия «Шляп», придерживающаяся Франции. Последняя, во главе которой стоит старый, подкупленный Францией интриган, граф Хорн, вступила в сношения с недовольными в России, чтобы низвергнуть с трона вас, ваше величество, и провозгласить императором Павла Петровича. Из самых достоверных источников мне известно, что его императорское высочество изволит быть осведомленным об этом заговоре и ожидает только удобного момента, дабы сорвать корону с главы своей августейшей матери…

— Неужели ты думаешь, что это возможно, Григорий?

— Что именно, ваше величество?

— Возможно ли осуществление заговора?

— Ваше величество, иностранцы называют Россию «страной неограниченных возможностей». Если заговор Пугачева мог иметь успех, если дерзкий замысел Мировича чуть-чуть не вызвал крайне тягостных осложнений, то что же говорить о плане, во главе которого становится сам великий князь, наследник! Да и благоволите, ваше величество, припомнить всю историю царствований в России, хотя бы со времен Петра Великого. Царствование державного преобразователя с самого его детства было преисполнено заговорами, покушениями; великому работнику приходилось бороться с изменой в недрах собственной семьи. А его наследники… Разве Екатерина I, разве Анна Иоанновна правили? Меньшиков, Бирон, опираясь на кучку влиятельных придворных, держали в своих руках всю страну вместе с ее императрицей. Велемудрый Панин хотел было возобновить эту удобную форму правления[15], но его попытки разбились о ваши предусмотрительность и проницательность. А затем… В дальнейших регентствах и царствованиях только и было слышно о заговорах, арестах, дворцовых переворотах. Вспомните, что и вам лично тоже пришлось…

— Оставь, пожалуйста, в покое эту страницу моей жизни.

— Из проекта, о котором я упомянул выше, вы, ваше величество, можете усмотреть, что «верхи», группа высших придворных, непрестанно мечтают о низведении монарха до роли простой игрушки в руках аристократической воли. Они уже убедились, что с вами в этом отношении ничего поделать нельзя, что вы никогда не отдадите Россию хищным аппетитам кучки интриганов. Поэтому они обратили внимание на великого князя. Павел Петрович — человек слабый, легко поддающийся чужому влиянию. В данный момент, как мне это достоверно известно, его честолюбие особенно возбуждено особой, состоявшей при нем в качестве пажа Осипа и любимой им больше, чем то позволяет супружеский долг…