Но опять стало поворачиваться в сторону, неблагоприятную для евреев. В марте 1954 Советский Союз наложил вето на попытку Совета Безопасности ООН открыть Суэцкий канал для израильских судов. В конце 1955 Хрущёв декларировал проарабскую и противоизраильскую политику. В феврале 1956 в знаменитом своём докладе на XX съезде партии Хрущёв, обильно говоря о расправах 1937-38 года, не упомянул особо, что среди пострадавших было так немало евреев; и не назвал расстрелянных в 1952 еврейских лидеров; и, говоря о «деле врачей», не сказал прямо, что оно было направлено против евреев. – «Легко представить себе, какие горькие чувства всё это вызывало в еврейской среде», они «захлестнули и еврейские коммунистические круги за границей и даже руководства тех компартий, в которых евреи составляют значительный процент среди членов (канадская и американская партии)»[1234]. – В апреле 1956 в Варшаве – под коммунистическим режимом, но с большим влиянием евреев – в еврейской газете «Фольксштимме» была опубликована сенсационная статья, называющая имена погибших евреев из области культурной и общественной – как в 1937-38, так и в 1948-52. Впрочем, статья при этом проклинала «капиталистических врагов» и «бериевщину» и приветствовала возврат к «ленинской национальной политике». «Статья „Фольксштимме“ точно развязала стихию»[1235].

И в мировых коммунистических и еврейских общественных кругах стали громко требовать объяснений от советских вождей. «В течение всего 1956 года иностранцы, приезжая в Советский Союз, открыто задавали вопросы о положении евреев в Советском Союзе, по существу о том, почему советское правительство не отказывается в еврейском вопросе от тяжёлого сталинского наследства?»[1236] – это стало постоянной темой для иностранных корреспондентов и для приезжающих в СССР делегаций «братских компартий». (В частности отсюда-то и могла разразиться в советской прессе громкая в своё время «измена» коммунизму – до тех пор его бурного защитника американского писателя Говарда Фаста.)

Тем временем уже «сотни советских евреев из разных городов в той или иной форме принимали участие во встречах возрождающихся сионистских групп и кружков», «активными участниками этих групп были старые сионисты, сохранившие связь с родственниками или друзьями в Израиле»[1237].

В мае 1956 в Москву приехала делегация французской социалистической партии. «Особое внимание было уделено вопросу о положении евреев в Советском Союзе»[1238]. Хрущёв попадал в сложное положение: он уже не мог разрешить себе не давать объяснений, но и, особенно после своего опыта в послевоенной Украине, понимал, что вернуть евреев к их положению 20-30-х годов уже вряд ли придётся. Он ответил: «В начале революции у нас было много евреев в руководящих органах партии и правительства… После этого мы создали новые кадры… Если теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы неудовольствие среди коренных жителей… Если еврей назначается на высокий пост и окружает себя сотрудниками-евреями, это естественно вызывает зависть и враждебные чувства по отношению к евреям». – («Странным» и «фальшивым» называет «Социалистический вестник» этот аргумент Хрущёва об окружении «сотрудниками-евреями».) – В той же беседе перешло к еврейской культуре, к еврейским школам, и Хрущёв объяснил так: «Если бы были созданы еврейские школы, не нашлось бы, наверно, много охотников посещать их. Евреи рассеяны по всей стране… Если бы евреев обязали посещать еврейскую школу, это несомненно вызвало бы возмущение. Это было бы понято, как своеобразное гетто»[1239].

Ещё через 3 месяца, в августе 1956, приехала делегация канадской компартии – и теперь уже прямо «со специальным поручением добиться ясности в еврейском вопросе». То есть в послевоенные годы еврейский вопрос уверенно становился в центре западно-коммунистических забот. «Хрущёв отверг как клевету против него и против партии все упрёки в антисемитизме», перечислил ряд советских евреев на высоких постах, «упомянул даже о своей невестке-еврейке», однако тут же «несколько неожиданно… перешёл к вопросу о «хороших и дурных чертах у каждого народа» и остановился на «ряде негативных черт у евреев», к недостаткам отнёс и «ненадёжность их в политическом отношении» – но не коснулся ни их положительных черт, ни вообще других народов[1240].

В этой же беседе Хрущёв высказал своё согласие с решением Сталина против еврейского автономного Крыма – именно с той формулировкой, что эта колонизация Крыма явилась бы военным риском для Советского Союза. Это заявление особенно ранило еврейскую общественность. Канадская делегация настаивала, чтобы ЦК КПСС опубликовал специальное и особое заявление о том, как пострадали евреи, – «но натолкнулись на решительный отказ»: «другие народы и республики, которые тоже пострадали от бериевских злодеяний против их культуры, их работников искусств, с изумлением задали бы вопрос: почему заявление только о евреях?» (С. Шварц комментирует категорично: «Убогость этой аргументации бросается в глаза»[1241].)

Но на этом не кончились вопросы. «Тайно влиятельные иностранные еврейские коммунисты пытались» получить «объяснения о судьбе еврейской культурной элиты», а в октябре того же года 26 «прогрессивных еврейских лидеров и писателей» с Запада публично обратились к премьеру Булганину и «президенту» Ворошилову – сделать «публичное авторитетное заявление о совершённых несправедливостях и о мерах, принятых для восстановления еврейских культурных учреждений»[1242].

Но политика советского правительства к евреям была и при «семибоярщине» (1953—1957), и при Хрущёве – и непоследовательной, и осторожной, и оглядчивой, и двойственной, так что подавала импульсы и надежды в разных направлениях.

Как раз лето 1956, и вообще полное общественных надежд, было движением и еврейских надежд. Секретарь СП Сурков уже обещал нью-йоркскому коммунистическому издателю, что есть план создать еврейское издательство, открыть еврейский театр, выпускать еврейскую газету, литературный трёхмесячник, созвать всесоюзное совещание еврейских писателей и культурных деятелей, и создана комиссия по возрождению еврейской литературы (на идише). К 1956 году «в Москве опять собралось немало еврейских писателей и журналистов[1243]. «Тот оптимизм, который во всех нас заронил 1956-й год, не скоро угас»[1244], – вспоминали потом еврейские деятели.

Но советская власть продолжала жаться и переминаться, без смысла, сдерживая развитие самостоятельной еврейской культуры. Вероятно, в значительной степени сопротивлялся и сам Хрущёв.

А тут накатили и события: Суэцкая война, нападение Израиля-Англии-Франции на Египет («Израиль идёт к самоубийству», грозно писала советская печать) – и венгерское восстание, имевшее ещё и тот, почти замолчанный в истории, оттенок, что оно приняло антиеврейский характер[1245] – быть может, из-за обилия евреев в венгерском КГБ. (Не в этом ли одна из причин, пусть не главная, почему Запад уж совсем никак и ничем не поддержал восстание? – да к тому же был захвачен суэцкой проблемой. А для Советов не вытекал ли тот вывод, что еврейскую тему лучше бы приглушать?)

А ещё через год Хрущёв победил своих противников на партийных верхах – и среди других был свергнут и Каганович.