Изменить стиль страницы

Начальное обучение Пушкин получил в родительском доме с помощью гувернеров и домашних учителей. Продолжить образование ему предстояло в Царскосельском лицее, только что учрежденном, как говорилось, «исключительно для юношества благородного происхождения… особенно предназначенного к важным частям службы государственной». В лицее окончательно развился характер Пушкина – страстный, независимый и свободолюбивый. Он обрел ту среду, в которой мог быть самим собой – остроумным, живым, непосредственным, порой неуместно шутливым и до крайности привязанным к своим друзьям. Лицеисты, в распоряжении которых имелось немало свободного времени, не всегда отдавали его учебе. Они водили знакомство с гусарами, жившими в то время в Царском Селе, тайком от начальства «приносили жертвы Бахусу и Венере и приударяли за хорошенькими актрисами и субретками». В этих играх Пушкин всегда хотел быть первым и вполне преуспевал. Уже в ранней юности он буквально бредил женщинами, его лицейские стихи писались не только под впечатлением эротических поэтов XVIII века, но и были следствием его «сладострастных мечтаний».

9 июня 1817 г. в Лицее состоялась торжественная церемония выпуска. Вырвавшись из «лицейского заточения», Пушкин с «горячей головой и неустановившейся мыслью» жадно спешил изведать все соблазны жизни. Связи отца и дружба с лицеистами открыли перед ним двери петербургских салонов. Правда, принадлежа к старинному родовитому дворянству, Пушкин все же не был равным среди блестящей светской молодежи: он не имел большого состояния, и отсутствие денег нередко ставило его в неловкое положение. За стихи в то время ему не платили, а жалованья коллежского секретаря для светского образа жизни не хватало. Отец был скуп и ворчал из-за каждого истраченного гривенного.

Начало творческой деятельности принесло Пушкину и популярность, и неожиданные неприятности. Первая гроза разразилась над головой юного поэта после его, как выразился император Александр I, «возмутительных стихов, которыми он наводнил всю Россию». Поэту угрожала ссылка в Сибирь или водворение на покаяние в Соловецкий монастырь. От Сибири поэта спасло заступничество влиятельных друзей. Дело ограничилось ссылкой, которая официально именовалась переводом коллежского секретаря Пушкина из Петербурга в канцелярию генерала Инзова, попечителя Южного края. 6 июля 1820 г. Пушкин покинул Петербург с напускным равнодушием: «Без слез оставил я с досадой венки пиров и блеск Афин». Начинался первый этап странствий поэта, самый бурный и легендарный.

И в Кишиневе, и в Одессе Пушкин, откровенно скучая, все же не оставался в безделье. Большую часть дня он проводил в каком-либо обществе, а утром – писал. На местных жителей он производил странное впечатление: одевался молодой ссыльный то греком, то евреем, носил необъятные шаровары, длинный плащ, похожий на мантию. Обыватели ходили «смотреть на Пушкина».

В таком же странном одеянии он проследовал в 1824 г. с юга в село Михайловское. Этой причуде было вполне житейское объяснение: поэт сильно бедствовал в это время, как, впрочем, и в последующие годы. Даже его кишиневский начальник генерал Инзов вынужден был ходатайствовать о скорейшей высылке жалованья поэту. Недостаток в денежных средствах объяснялся и другой причиной. Пушкин во время южного периода ссылки пристрастился к игре в карты, о чем сам признавался в стихах:

Страсть к банку! Ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дружба, ни пиры
Не отвлекли в минувши годы
Меня от карточной игры…

«Игру он вел сильную, – вспоминал знакомый Пушкина, критик К. Полевой, – и чаще всего продувался в пух. Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубой и глупой страстью». А друг поэта П. Вяземский отмечал, что Пушкин «до кончины своей был ребенком в игре и в последние годы жизни проигрывал даже таким людям, которых кроме него обыгрывали все… Например, в Пскове проиграл он 4-ю главу «Евгения Онегина». А в Петербурге проиграл Н. Всеволожскому «целый том стихотворений».

При всей правоте современников поэта, выражавших прискорбие в связи с его карточной игрой, надо все же заметить, что эта игра была своего рода светской модой, от которой нельзя было отстать. И Пушкин, как светский человек, не мог стать «белой вороной», ему бы это просто не позволило его непомерное самолюбие.

То же самое можно отнести и к дуэлям, которые, говоря современным языком, создавали имидж светского человека начала XIX в. Вряд ли Пушкин так уж сильно любил стреляться. Но факт остается фактом: любую, даже малейшую ссору или просто недоразумение он был готов решать только поединком. К этому побуждало как неуемное честолюбие, так и знаменитая «африканская кровь» поэта.

Она же, эта самая наследственная «кровь», видимо, возбуждала и любовные страсти в молодом поэте. По словам его брата Льва, «женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своем». Александр Сергеевич знал и чувствовал женщин «как никто другой». Достаточно сказать, что только по его любовной лирике можно составить целые биографические тома, ибо почти все, что поэтом было пережито в реальной жизни, нашло свое отражение в стихах. Существует даже знаменитый «донжуанский» список, составленный, кстати, самим Пушкиным, где упоминаются имена не одного десятка женщин, которых любил поэт и которые отвечали ему взаимностью. В 30-летнем возрасте Пушкин вспоминал юные проказы:

Каков я прежде был, таков и ныне я:
Беспечный, влюбчивый. Вы знаете, друзья,
Могу ль на красоту взирать без умиленья,
Без робкой нежности и тайного волненья?

По приезде в Михайловское Пушкин принялся за стихи. Осенью 1824 г. он написал «Разговор поэта с книгопродавцем», «Подражание Корану», закончил поэму «Цыганы». Кроме стихов в Михайловском ему заняться было нечем. Родной дом, где семья встретила его очень неприветливо (отец, испуганным ссылкой поэта, призывал младшего сына Льва «не знаться с этим чудовищем»), казался Пушкину тюрьмой. Одно время он даже строил планы побега, косвенно упомянутого в 1-й главе «Евгения Онегина»:

Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии…

Прозой же он писал брату Левушке: «Не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж».

Из своего псковского имения Пушкин все же никуда не уехал. После отъезда отца ему стало легче жить и работать. Единственной его собеседницей была няня Арина Родионовна. Она создала своему любимцу домашний уют, окружила заботой и даже внесла свой малый вклад в творчество поэта, став прообразом няни в «Евгении Онегине» и Пахомовны в «Дубровском». Любопытная деталь: поэт, которому легче было выражать тончайшие оттенки чувств стихами, чем прозой, ни одной строчки не посвятил ни отцу, ни матери, ни другим родственникам. Зато «мамушке» Арине Родионовне посвящается самое мистическое и самое нежнейшее стихотворение «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), знакомое каждому из нас с детства. А в знаменитых больших черных тетрадях с черновиками «Цыган», «Онегина» и «Годунова» записал Пушкин и семь няниных сказок, переложенных позже на стихи и включенных в поэму «Сказка о царе Салтане».

Живя в Михайловском, Пушкин нашел вполне подходящее для себя женское общество. Он часто наезжал в соседнее имение Тригорское и даже увлекся его 36-летней хозяйкой П. А. Осиповой. Не без успеха ухаживал опальный поэт и за целой вереницей хорошеньких барышень. Однако подлинная страсть его настигла в один из июньских дней 1825 г., когда он встретил в том же Тригорском новую гостью – белокурую красавицу Анну Керн, племянницу первого мужа Осиповой. Их сразу потянуло друг к другу. Оба были молоды, раскованны, а о том, что где-то есть муж Анны, генерал Керн, смешно было и вспоминать. Влюбленность Пушкина в Анну Керн была недолгой, но какой прекрасный след она оставила в его любовной лирике!