Крысолов расслабленно улыбнулся – самым сложным он считал телепортацию, но она у него начала получаться довольно быстро – это он определил по завистливому взгляду Рустама. Хотя – нет предела совершенствованию аномала. Да и человека в принципе – тоже.

Крысолов отряхнулся, как собака, и пошел за Змеем. Рустам, оглядев мокрую одежду Крысолова, с завистью покачал головой.

– Эх, а я не успел искупаться, – вздохнул он. – Все проклятая работа.

– Ну-ну, – насмешливо откликнулся Змей, – а кто хотел иметь свои карманные деньги?

– Ну я, – ответил Рустам, – но не до такой же степени Однако и искупаться хочется, да и с вами побалакать.

Крысолов улыбнулся.

– Скоро сам вырвешься на свободу – тогда и пожалеешь, что тебя никто не опекает.

Змей с неудовольствием поглядел на него.

– Раньше времени-то не надо, – проворчал он. Крысолов пожал плечами.

– А что? Пусть парень готовится. Всех в нашем племени когда-нибудь тянет на свободу. И лучше не препятствовать этой тяге.

– Я знаю, – вздохнул Змей. – Но лучше позже, чем раньше.

Брат Самэ отер грубым полотенцем лицо от пота. Последние тренировки выжали из него больше пота, чем все предыдущие вместе взятые. Потому что приходилось напрягать в основном не мышцы, а мозг. Зато они научили брата Самэ прятаться не только от взглядов, но и от мыслей – пока не полностью, но время для тренировок еще было.

Учитель Сегимидзу не просчитачся – Самэ был отличным учеником, превзошедшим многих. Сегодня ему поднесли мутный коричневый настой, который брат Самэ проглотил одним махом, как водку. Противная горечь обволокла горло, вызвав позыв к тошноте, но Самэ сдержал рвоту и запил отвратительную жидкость ледяной водой из ключа, что бил во дворе Кедзюти-Хаси, Поселка-Моста, которую он по привычке набирал каждый вечер в пластиковую двухлитровую бутыль. Ключ почитался как священный, ибо его раскопал собственноручно Учитель Сегимидзу.

Сознание заволокла тяжелая серая пелена, и брат Самэ ощутил, что он воспаряет над жестким ложем, поднимаясь к потолку своей одноместной кельи, выделенной ему после памятной аудиенции у Учителя Сегимидзу. Тогда его отделили от остальных учеников и перевели в отдельный жилой корпус, куда вход был запрещен всем, кроме трех-четырех Наставников и Учителя. Потолок почти уперся в лицо брата Самэ, но он не мог пошевелить и пальцем. Эта странная подъемная сила могла раздавить его об потолок, но ее сдержали сильные руки, больно вцепившиеся в плечи и бедра брата Самэ и притянувшие его к земле.

– Ты меня слышишь? – услышал послушник знакомый голос. И у него хватило сил ответить:

– Да, Учитель.

– Запомни: сейчас тебе будет очень больно. Но ты не должен забывать ни на секунду о концентрации на синем маятнике. Иначе совершится непоправимое. Повтори.

– Совершится непоправимое, – безвольно повторил брат Самэ.

– Не забудь мои слова, – услышал он голос Учителя. И тотчас же навалилась боль. Брат Самэ закричал, но взмахи раскачивающегося маятника, который неизвестно откуда появился перед глазами, заворожили его, вытесняя все постороннее из сознания. И вдруг раскачивания синего маятника, слившись в ослепительную дугу, заполнили собой все, словно в мозгу взорвалась цветовая бомба, распирая череп, радугой брызнуло перед глазами, под сомкнутыми веками.

Словно периферическим зрением, его мозг отметил сквозь лавину боли едва ощутимый укол иглы шприца в вену на сгибе локтя. Тотчас же по всему телу разлилась та боль, что граничит с блаженством. Брат Самэ полностью отдался ей, расслабившись и поглощая боль, словно живительную влагу.

Мирдза загнала машину в гараж, заперла и поднялась на третий этаж кирпичного четырехэтажного дома. Марта ждала ее буквально под дверью. Втащив сестру в квартиру, она сразу же вцепилась Мирдзе в отвороты полотняной куртки.

– Что все это значит? – возбужденно дыша, спросила она. Мирдза невозмутимо освободилась от ее захвата и сняла с себя верхнюю одежду и туфли. Прошла в гостиную, открыла бар и вынула из него бутылку водки, а из холодильника – пластиковую бутыль «Швепс Рашен». Налила водку в два высоких стакана, разбавила напитком, подвинула «лонг дринк» сестре и уселась на продавленный диван.

– Я надеюсь, ты помнишь, что сделал для нас Вадим? – спросила она, приподняв стакан на уровень глаз. Марта кивнула. Мирдза усмехнулась. – Так вот, он предупредил нас об опасности, которая угрожает нам из-за того, что мы просто знакомы с ним. И потому, что мы – такие же, как он.

– Ну и что? – агрессивно спросила Марта. – Только из-за этого нам пришлось покинуть дом и метаться по разным квартирам и городам?

– Марта, – терпеливо произнесла Мирдза, – пойми, мы – не такие, как все. И именно поэтому нам сейчас угрожает опасность. Есть организация, которая подгребает всех, подобных нам. И Крысо… Вадим хочет спасти нас от них.

– Как ты его назвала?

– Вадим.

– Нет, что-то ты сказала, типа «крысо…» Что?

– Крысолов, – с неохотой ответила Мирдза, назвав псевдоним того, кого и она, и Марта знали под именем Вадим.

– Крысолов, – повторила Марта, словно смакуя это имя, – Крысолов. Вот, значит, как его зовут на самом деле… Мы не люди?

Мирдза кивнула, ничего не сказав.

– И Вадим – не человек?

Мирдза помотала головой. Ей было трудно говорить,

– И мы – не люди?

Мирдза снова кивнула.

– Кто же мы?! – выкрикнула Марта. – Кто?!!

– Одно из двух, – негромко ответила Мирдза. – Смерть или новая надежда для человечества.

Ковалев снова лежал на знакомой крыше и на сей раз, прогретый за день битум согревал живот, в то время как холодный туман, наползавший с болотистой долины реки Смородинки, холодил лицо и спину. Бывшая советско-финская граница образца 1939 года все еще дышала холодом и мертвенной стылостью.