«Да он же выпрыгнул из окна».

Мы как безумные бросились туда, откуда донеслись эти голоса, и… увидели Каневари.

Оказавшись в нижней части откоса, он поскользнулся и упал. При этом его так закрутило, что бросало то на спину, то на живот.

«Уж теперь-то мы его возьмем, — прокричал Артур, — теперь ему от нас не уйти».

Скатившись по откосу, Каневари вскочил и посмотрел на нас снизу вверх. Мы заметили, что лицо его было окровавлено. Затем он, прихрамывая, направился к кустарнику.

Преодолев оцепенение, Штрассер подбежал к нам. При виде прихрамывающего Каневари, который удалялся в лес, он рассмеялся.

«Теперь ему от нас не уйти, — проговорил Штрассер, — особенно в таком состоянии, как сейчас. Мы его возьмем без труда. Он уже наш. Его надо просто подобрать. Как упавший на землю плод. Все это вы проделали блестяще. Теперь у нас только один враг — время. Нам надо его схватить засветло, пока еще хоть что-то видно. Ведь через полчаса уже стемнеет. Поэтому — вперед! Спустимся по правой стороне откоса».

Мы бросились бежать что было мочи. Запыхавшись, спустились вниз. И тут нашему взору предстали могучие сосны, росли они очень часто, а среди них низкие деревья с кустарниками. Было ясно, что Каневари надо поймать ДО наступления темноты. Времени оставалось в обрез. Уже сейчас видимость в лесу была метров десять не более. Под покровом темноты итальянец мог легко скрыться.

«Мы устроим ему настоящую охоту облавой. Вы знаете что это такое?»

Выяснилось, что никто из нас этого не знал.

Выстроившись в ряд примерно в пяти метрах друг от друга, мы стали внимательно просматривать все деревья. Такмы прочесали всю рощу. Действовать надо было не только быстро, но и тщательно. И вовсе не обязательно трясти каждый куст, достаточно было поковырять в нем палкой.

С дубинками в руках мы продвигались все дальше. Причем я нисколько не сомневался, что скоро итальянец будет в наших руках. Так оно и случилось — не прошли мы и сотни метров, как я увидел его: пригнувшись и слегка прихрамывая, он пытался уйти от погони. Я обратил внимание других: вот он, вот он, видите!

Впереди показалась почти отвесная скала, не очень высокая, наверно метров десять. Он устремился к ней. Мы все бросились вдогонку. Когда итальянец понял, что его обнаружили, он попытался бежать, но с вывихнутой ногой это было не так-то просто сделать. Вначале я не понимал, почему итальянец рвется к этой скале, ведь там он был более уязвим для нас, чем в лесу. К тому же трудно было рассчитывать на то, что ему удастся вскарабкаться на вертикальную скалу.

И только подойдя ближе, я понял, в чем дело. В скале была пещера, о существовании которой мы и не догадывались. В общем, не настоящая пещера, а, скорее, расселина в скале, может быть, четырех или пяти метров глубиной.

Но сейчас она могла стать для Каневари убежищем. Мы уже почти настигли его, но в последний момент он все же успел заползти в эту щель. Чуточку растерянные, мы стояли перед скалой, не зная, что теперь делать.

«Ему ведь все равно придется вылезти оттуда, — сказал Артур, — давайте подождем здесь».

Хайнц заметил: мы ведь не можем караулить его здесь всю ночь напролет. К тому же скоро совсем стемнеет, а у итальянца еще нож; все это малоприятно, и прежде всего потому, что итальянцы, как кошки, хорошо видят в темноте.

«Ерунда все это», — проговорил я.

Тяжело дыша, к нам приблизился Штрассер.

«Вы уж больно шустрые, — сказал он. — Ну что, схватили его?»

«Да здесь он, в щель залез», — ответили мы.

«В щель? — рассмеялся Штрассер. По нему было видно, что эта затея доставляет ему все большее удовольствие. — Но щель-то не очень глубокая, долго там ве просидеть. Сейчас надо встать в полукруг, чтобы оказать ему достойную встречу, когда он соблаговолит покинуть свой салон, наш господин взломщик».

Мы выстроились полукругом, и Штрассер крикнул:

«Каневари, а ну, вылезай!»

В ответ — ни звука. Штрассер, настроившись на шутливую волну, проговорил:

«Его можно понять, конечно, я был с ним недостаточно вежлив. Ведь итальянцы — народ деликатный. Ну так, синьор Каневари, разрешите еще раз предложить оставить ваш салон?»

Все засмеялись. И не потому, что это было смешно, а потому, что у нас принято так реагировать на шутки учителя. Между тем итальянец не подавал ни малейших признаков жизни. Если бы мы не видели, как он залез в щель, можно было бы подумать, что его здесь вообще, нет. Настроившись на иронический лад, Штрассер был убежден, что мы должным образом воспринимаем его юмор, и поэтому продолжал:

«Синьор, видимо, не желает вставать. Видимо, он изволит спать. Но мне известно средство, как его разбудить. Мы поступим с ним так же, как при охоте на лис. Вы знаете, как можно выгнать лису из норы?»

«Выкурить дымом».

«Верно. Вот мы и попробуем проделать это с нашим другом. Кто знает, может, он поведет себя именно как лис».

Развести огонь перед пещерой оказалось не просто. Бумаги почти не было, ветви отсырели. Наконец нам это удалось, и, хотя дым не попадал прямо в пещеру, от жары итальянцу пришлось явно не сладко. И наверно, ему не хватало свежего воздуха. Прошло совсем немного времени, и до нашего слуха донеслось, как Каневари стал кашлять и ругаться. Но потом, когда он вдруг выскочил из своей щели, мы все же оторопели. Если бы он не промедлил, а бросился на одного из нас, мы бы наверняка расступились. Настолько все получилось неожиданно. Конечно, далеко итальянец не ушел бы, ведь он едва мог ступать на левую ногу. Просто мы считали, что из-за тесноты в этой расселине нельзя ни повернуться, ни тем более выпрямиться.

Поэтому мы рассчитывали, что Каневари сможет вылезти из своей щели лишь ногами вперед и тогда угодит прямо в костер. Если бы при этом он еще слегка подпалил себе ноги, нас бы это только обрадовало.

Но там оказалось достаточно места даже для того, чтобы повернуться, чего мы никак не могли предугадать. Вдруг итальянец влез ногами прямо в костер и начал его яростно топтать. Он стал разбрасывать горящие ветки в разные стороны, и мы, пораженные, чуть отошли назад. Только теперь мы поняли, что Каневари и не думает сдаваться. В руке у него был нож, правда перочинный, но ведь это как-никак лезвие примерно в семь сантиметров.

Мы обступили его плотным кольцом. Мы — это шестнадцать человек. Или, точнее, пятнадцать, так как Сильвио все еще оставался наверху, около хижины, привязанный к сосне.

Я еще ни разу в жизни не был свидетелем такой сцены. Думаю, остальные тоже. Мы обступили маленького, морщинистого и тяжело дышавшего итальянца, а он оглядывался по сторонам, как загнанный зверек, судорожно ищущий пути к спасению. Руку с ножом он держал прямо перед животом. Он тяжело дышал. Мне казалось, еще мгновение, и итальянец набросится на одного из нас. Видимо, у других в мыслях было то же самое, поэтому все невольно сделали шаг назад.

Наверно, мы довольно долго стояли так друг против друга, потому как я перестал ощущать время. Я видел перед собой только итальянца с ножом и ребят с дубинками в руках. Вдруг как-то неожиданно и вне всякой связи с происходящим я увидел Сильвио. Привязанный к дереву, он сидел передо мной и бесстрастно, словно речь шла о школьных уроках, говорил: «Хуже, что ты так ничего и не понял».

Признаться, я бы не рискнул утверждать, что в ту минуту мне все стало ясно. Тогда, в общем-то, и разбираться было не в чем: Каневари похитил наши деньги, и вот он стоит перед нами, и взгляд у него как у дикого зверька, да еще угрожает нам ножом. А мы ему своими дубинками. Все просто и ясно, сложности начались потом.

Каневари напоминал дикого зверька, но в его взгляде сквозил и жуткий страх, и даже отчаяние. Однако этот страх и это отчаяние пробуждали во мне не сострадание, а решимость взять над ним верх. Так же, как и я, думали наверняка остальные.

Я не знал, где сейчас Штрассер и что он делает. В глазах у меня были только итальянец и этот нож, нож, который он лезвием вниз держал перед собой. До сих пор еще никто в жизни не угрожал мне ножом, и, хотя теперь я отчетливо ощущал опасность и в мыслях явно преувеличивал ее, я все-таки радовался, чувствуя неповторимость этой ситуации.