Он трудился с одержимостью запряженного вола, не озирающегося на величину нескончаемого поля, ибо в действительности лишь реформаторы и великие исследователи видят огромные невспаханные поля, которые могут дать колоссальные урожаи. Стоун приводит интересный случай из жизни молодого, еще не определившегося Фрейда: когда Зигмунд работал до полуночи с микроскопом, исследуя бесчисленные срезы мозга, его более обеспеченный коллега как бы невзначай сообщил, что вскоре откроет санаторий и будет независимым. С явной иронией он добавил, что неустанное разглядывание клеток через микроскоп – дело для фанатиков вроде Фрейда. Зигмунд не ответил, но лишь подумал при этом: «Вы имеете в виду бедных вроде меня, которым нужны открытия и публикации, и доцентура, и пациенты, и заработок, и жена, и дом…». Имел ли место на самом деле этот эпизод, неизвестно, но он как нельзя лучше отражает положение Фрейда в начале пути, его невероятные усилия и безумную одержимость.
Неутолимая жажда побед и вожделенное желание дышать полной грудью толкали его к нечеловеческому напряжению, и он даже радовался, что достичь серьезных результатов не просто, иначе каждый смог бы это сделать. Никто уже не скажет, открыл ли собственный санаторий некий доктор и чего он там добился, зато всем известно, каким успехом было награждено упорство рвущегося вперед Фрейда. Совершая действия, свойственные фанатикам, и веря, что не что иное, как целеустремленность, может привести к успеху, почти тридцатилетний Фрейд подсознательно чувствовал, что для победы нужна могучая идея, новое направление, новаторские шаги. Необходимо такое, чего еще никто не заявлял, не говорил, не исследовал. Наблюдая за окружением, он сделал парадоксальный вывод: большая часть даже перспективных и удачных исследований не доводится до конца по причине либо безволия и лени, либо вследствие чрезмерной распорошенности усилий. Всегда находится что-то, что не позволяет сосредоточиться должным образом на одном направлении. Второй вывод, уясненный молодым венским доктором, как бы вытекал из первого – ничто в мире не произошло случайно. Значит, нужно рисковать, надеяться и больше работать! Он готовился бросить вызов судьбе.
И продолжительный многолетний поиск привел Фрейда к идее. Тысячи безрезультатных опытов со срезами головного мозга и давние подозрения о сексуальной природе неврозов, услышанные невзначай от нескольких известных в научно-медицинском мире фигур, привели Фрейда в клинику профессора Шарко, заставив глубже вникнуть в природу гипнотического воздействия. Все та же смелость, подкрепляемая тактичной настойчивостью, помогла Зигмунду сначала получить право сделать перевод одной из книг самого Шарко, а затем проникнуться неожиданной мыслью, совершенно чуждой современной ему медицинской среде. Неудивительно, что уже при первых попытках по-новому взглянуть на роль серого вещества в человеческой голове Фрейд был неприятно атакован своими более именитыми старшими коллегами и был вынужден на время затаиться. Но как голод заставляет пса кидаться с ощеренной пастью за кусок хлеба, так отчаянное положение толкало Зигмунда к самоотверженным попыткам исправить свое бедственное финансовое положение и сделать привлекательнее свой имидж врача и исследователя.
Даже тогда, когда молодой доктор оказывался в столь бедственном положении, что не мог посещать родителей, боясь расстроить их своим потрепанным видом, он продолжал упорствовать. Его мучила совесть, но он никогда не позволял себе причислить себя к безвольным; он всегда знал, что обладает силой, достаточной для достижения значительных результатов, ему не хватало лишь направления. Выбор своего места в жизни оказался самым критическим моментом в жизни будущего мастера психоанализа.
Работая часто по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки и с огромным трудом добившись у профессора Мейнерта разрешения читать лекции по анатомии головного мозга, Зигмунд продолжал почти втайне от остального мира развивать свою неожиданную идею. Завершение серии удачных опытов привело его к твердому убеждению, что причиной большинства психических нарушений является отнюдь не физическая основа. Это была уже не просто гипотеза. За ней стояли несколько лет серьезных и часто неоспоримых доказательств. Это был решительный вызов старым, устоявшимся взглядам, и в то время врачу, которому едва перевалило за тридцать, доказать свою гипотезу практически не представлялось возможным. Но направление было избрано…
Фридрих Ницше
«Когда-нибудь мое имя будет связываться с припоминанием кризиса, равного которому не видела Земля, – величайший конфликт совести, отмена всего того, во что до поры верилось, что признавалось нужным, чему поклонялись. Я не человек. Я – динамит!»
(15 октября 1844 года – 24 августа 1900 года)
Одним из ярких примеров жизни-поединка может служить творчество знаменитого немецкого философа Фридриха Ницше. Всю жизнь, как канатоходец, бредущий на ощупь в ауре потрясающего одиночества, он балансировал между божественным светом выдающегося всепоглощающего творчества и незримой пастью призрака безумия, неумолимо зовущего его в свои объятия.
По степени присущей ему остроты восприятия мира он, безусловно, был поэтом, однако производящим на свет суровую и обнажающую худшие человеческие пороки прозу. По степени отрешенности от реального мира он превзошел все возможные грани, известные до него. По уровню оригинальности и самобытности он готов был спорить с самыми изысканными философами, а его синтез мироздания оказался настолько ошеломляющим для неподготовленного мира, что сначала был отвергнут напрочь, затем, въевшись буравчиком в сознание целого поколения, всколыхнул планету, словно землетрясение невиданной силы. И даже более чем через сто лет после смерти Фридрих Ницше остается одним из самых влиятельных образов – он изменил мировоззрение несметного количества людей, породив великих титанов и великих преступников, а также целые течения приверженцев и последователей. Наконец, самое главное – он вселил в слабого человека мысль о силе.
Фридрих Ницше, сознательно в расцвете творческих сил выбрав путь непримиримого одиночки-фаталиста, заставил разглядеть очевидное в скрытом; он просто взорвал мир проникновенными и честными утверждениями о человеческой природе и заставил Человека взглянуть на себя с другой, обратной стороны. Ницше никогда не воспринимался однозначно: его величали и Христом, и Антихристом, но чаще упрекали в том, что он продал душу дьяволу, за что жестоко поплатился, пройдя через одиннадцать лет полного безумия. Чаще его называли несчастным гордецом и злополучным безбожником, вообразившим себя Богом и получившим за это заслуженное наказание. «Чтобы быть справедливым по отношению к этому человеку, необходимо проникнуться энтузиазмом», – писал сам Ницше о выдающемся композиторе Рихарде Вагнере – именно это необходимо, чтобы понять самого Ницше и его путь. Он прошел мимо современников, незамеченный и жалкий, но со смертью возвеличил свое имя, ибо адресовал свои послания будущим поколениям. Был ли он вообще успешным? При жизни он испытал гораздо больше поражений и разочарований, чем восторга побед. Но он чувствовал в себе великую и непреодолимую силу, рожденную в не менее гигантской слабости перед миром. Эта сила была результатом самопреобразования, и осуществлен был этот процесс решением внутренней ВОЛИ.
Будучи первенцем в небогатой религиозной семье пастора в заброшенном деревенском приходе, Фридрих получил свое имя в честь короля Пруссии – они пришли в этот мир в один и тот же октябрьский день. Последнее обстоятельство сыграло немалую роль в становлении характера мальчика – с раннего детства он научился вести себя сообразно носителю имени первого человека государства.
В то же время детские годы Ницше были наполнены отчаянными переживаниями и неземными потрясениями. Мальчик начал говорить лишь в два с половиной года, что само по себе уже вызывает удивление. Когда Фридриху было четыре года, его отец упал с лестницы крыльца и сильно ударился головой о ее каменные ступени. После этого рокового падения малыш пережил ужасающий год безумия и невыносимых страданий отца, завершившийся леденящим стрессом похорон, что глубоким рубцом врезалось в его детскую память. Навсегда остался в его памяти зловещий звон колоколов. Его мозг стал болезненно впечатлительным, и еще долгое время по ночам мальчика посещали сатанинские видения, а маленькая восприимчивая душа трепетала от зловещих сюжетов, возникающих из могильного тумана. Позже Фридрих утверждал, что видел во сне, как отец встал из могилы и забрал маленького ребенка – его младшего брата. Через некоторое время после ночного видения маленький мальчик смертельно заболел неизвестной нервной болезнью и угас за несколько часов на глазах у обезумевшей матери и притихших от страха детей. Семейное горе стало самым большим стимулятором чувства самостоятельности у Фридриха – уже через несколько лет, когда его сверстники только-только начали взрослеть, он сознательно посвящал часы самовоспитанию и преобразованию своей личности. По сути, оно в значительной степени способствовало нахождению Фридрихом Ницше своей идеи, поскольку стимулировало мотивацию поисков: имея душевную проблему, любой человек всегда подсознательно стремится к ее разрешению путем нахождения для себя такой ниши, где бы присутствовали гармония и уют для духа.