Главным тактическим приоритетом для себя после завершения формального образования молодой революционер определил пропаганду и агитацию – чисто практическая, порой прикладная и не слишком благодарная деятельность. Ульянов настолько страстно проникся собственной идеей свержения существующего строя и установления диктатуры партии, что легко, пользуясь лишь проникновенной силой собственного убеждения, сотворил вокруг себя кольцо удивительно преданных единомышленников. Только чрезвычайно одаренные и прозорливые представители его окружения могли разглядеть в нем будущего тирана и предугадать весь ужас власти одного человека или небольшой клики. Но даже многие из тех, кто понимал, куда может их завести фанатическая одержимость Ленина, были очарованы силой духа этого неординарного человека. Они поставили на него, ибо мир всегда готов подчиниться воле, служить более внушительной силе и трепетать перед более организованным разумом.
Деятельный же Ульянов слишком хорошо понимал, что одна живая пропаганда слишком мала для осуществления крупномасштабного психологического воздействия на всю огромную Россию. А едва сдав экстерном экзамены в Петербургском университете в возрасте двадцати одного года и получив право на адвокатскую деятельность, он тотчас наметил для себя новые колоссальные задачи. С решительностью быка, атакующего тореадора, он взялся за перо, чтобы влиять своими не слишком живыми, но крепко бьющими по оппонентам работами. В начальный период, будучи еще довольно молодым по сравнению с известными теоретиками революционной борьбы, он слишком нуждался в том, чтобы застолбить свое имя на фундаментальных столбах коммунизма – имя непримиримого и ответственного лидера, готового взять на себя как все риски в общем деле, так и полноту власти. Нет сомнения, что уже в возрасте двадцати двух – двадцати пяти лет в его сознании сформировались и собственный имидж вождя, и стратегический план реализации своих замыслов. Удивительно, что в этом образе не было поисков внешних преимуществ – Ленин, в конечном счете, жил и умер ради самой власти, даже на миг не проявив желания воспользоваться вытекающими из нее внешними атрибутами. При этом неутомимый дух преобразователя постоянно находил время для собственного самообразования и порой целые ночи посвящал изучению наук, правда, все больше пытаясь их ловко привязать к собственной революционной теории. Будущий диктатор яростно и самоотверженно отметал все, что было не связано с его целью. Ни развлечения, ни женщины, ни материальные ценности не имели для него почти никакого смысла и никакой власти, с той, правда, оговоркой, что он умел использовать женское окружение для своеобразного отключения мозга и просто отдыха. По этой же причине он не работал до сорока семи лет в обычном понимании работы, за исключением полуторагодичной службы помощником присяжного поверенного. По сути, он был одним из первых так называемых профессиональных революционеров, находящихся на иждивении у масс, которых они, в свою очередь, готовили и благословляли на баррикады и смерть.
Навязчивая, страстная и почти параноическая жажда покорить и подчинить силе своего интеллекта и психологического напора все свое окружение и вообще весь мир часто вынуждала Ленина делать это бесцеремонно и даже жестоко. Чрезвычайное желание власти и обладания разумом масс сочеталась в нем с необыкновенной волей к власти, чем он и покорял окружающих. Один из достаточно близко знавших Ленина людей, Потресов, очень точно отметил, что он воплощал в себе непривычную для России железную силу воли и неукротимую энергию, в которых соединились фанатическая вера в свое дело и твердая уверенность в себе. Теоретиков, на которых в начале пути он равнялся, Ленин позже обошел благодаря способности беспрерывно действовать, чего последние не могли или не успевали за своими теоретическими исследованиями. Среди революционеров были либо ограниченные и нестерпимые фанатики, готовые к действию и выжидающие своего момента (как, например, Сталин), либо исследователи, которые охотнее создавали монументальные труды, но были решительно неспособны к действию (как Плеханов). Импульсивных и экзальтированных, подобных Троцкому, Ульянов покорял своим рациональным расчетом, оперативностью в реализации решений и последовательностью действий. Он, кроме того, одновременно создавал если и несколько однобокие и поверхностные, но все же ощутимо проникновенные произведения, и при этом успешно проникал в ограниченные мозги пролетариата, а также завладевал мыслями своих сподвижников, уверенно тесня «стариков» и смело расчищая себе дорогу к власти.
Отличительная черта Ленина состоит в том, что он работал везде, где бы ни находился – в ссылке, дома, на отдыхе (если такое случалось, когда организм изнемогал от неистового перенапряжения, в основном в борьбе со своими же). Если он не мог писать, он занимался пропагандой; если не было возможности силой слова воздействовать на окружающих его людей, снова его неукротимый бунтарский мозг создавал едкие работы или четкие программы действий для окружения или всего рабоче-крестьянского пролетариата. Он от начала до конца оставался человеком действия – ничто, даже потеря сил, полное изнеможение или болезнь не могли изменить его активности. Именно эта постоянная жажда активности и определила лидирующие позиции Ленина среди своих и сделала опаснейшим врагом как для тех, так и для других. Этот человек не признавал отклонений в избранном пути, если только речь не шла о политической гибкости или просто хитрости, как, например, объединение с меньшевиками в момент, когда они могли сослужить Ленину службу в борьбе против официальной власти. Но все же именно активность и работоспособность стали первыми качествами, обеспечившими ему восхождение на революционно-политический олимп. Точно так же, как жестокость и бездушие закрепили позже его завоевания.
Объективно, Ленин не мог быть незамеченным. Длительные умственные усилия в одной области не могли не сделать из него в некотором роде провидца, а если принять во внимание силу его убеждения и активность, несвойственную аналитикам, то становится ясным, почему шаг за шагом этот цепкий и агрессивный политик, а одновременно и весьма дальновидный мыслитель, продвигался по невидимой лестнице революционной иерархии.
Правда, на самом деле Ленин не всегда был последователен в своих действиях, а иногда даже создается впечатление, что он часто не знал определенно, каким должен быть следующий шаг (например, в первые дни революционного движения 1905 года). Однако самообладание и внушение другим, что у них нет альтернативы, приводило к тому, что массы и окружение становились околдованными его харизматично-воинственными проповедями. Чрезвычайно часто Ленин был стремителен и даже молниеносен в своих действиях. Это обеспечивало ему возможность первым и в нужный момент предложить то решение, которое еще только зрело в головах его оппонентов и соратников. И главное, он, как никто другой, мог предугадать, что именно нужно предложить низшим слоям истощенного и издерганного русского народа, чтобы они поверили в него и в свои собственные силы.
Едва ступив на путь борьбы за влияние на массовое сознание и власть, Ленин все больше развивал стратегические планы победы, которые предусматривали вытравливание из души каких-либо проявлений чувств или жалости. С момента осознания своей цели и принятия решения относительно ее реализации все должно было служить этой цели, и окружающие люди и, тем более, массы в сознании Ленина стали материалом для работы, пешками и другими фигурами, крутившимися вокруг центра – его самого. Никто, даже самый непримиримый враг, не мог бы упрекнуть большевистского организатора в бездействии или слабой организованности.
Именно в первые месяцы и годы власти он, очевидно боясь утратить завоевания, проявил наибольшую жестокость по отношению к людским массам. В его директивах то и дело проскальзывали смертельно-холодные приговоры, раскрывающие всю его демоническую сущность и сбрасывающие все маски человека, оставляя лишь звериную. «Повесить, непременно повесить», «Премия 100000 рублей за повешенного», «Тайно подготовить террор: необходимо и срочно» – такие приказы Ленин подписывал едва ли не каждый день после того, как оказался на вершине власти.