Она приподняла Брюера, не обращая внимания на кровь, тут же пропитавшую ее белую майку. Одну руку она положила ему на затылок, вторую на лоб, расположив ладонь между глаз. К несчастью для Брюера, не было времени ни для обольщения, ни для облегчения доступа. Шочи проговорила древние слова, позволяющие объединить сознания, и бесцеремонно распахнула дверь в его память, прямо как недавно – дверь в его квартиру. Она прокладывала дорогу через разрозненные картинки. Одинокое отчужденное детство. Неловкий секс со старшей девчонкой, которая постоянно жевала жвачку. Запах бездымного пороха, горящей плоти и свежей крови на горячем песке Ирака. Первый сладкий ток героина по венам, как будто самое уютное в мире одеяло кутает раненую душу. Связи в сознании Брюера быстро рушились, но к счастью, воспоминания о ночи пятнадцатилетней давности лежали у самой поверхности, такие же живые и чудовищные, как в минуту, когда они возникли.
По залитой лунным светом пустыне Аризоны бегут мужчины. Брюер в их числе. Через спутанный кустарник они преследуют женщину. Женщину с кучерявыми черными волосами. Она несет в руках грязный сверток. Они теряют ее, замечают и теряют из виду снова. Они загоняют ее в тупик, образованный пологой иззубренной скалой. Она поворачивается к ним лицом, защитным жестом вскидывает руки, умоляя не причинять ей вреда. Свертка уже нет.
И тут воспоминание стало странным. Остальные воспоминания, какими бы жестокими и уродливыми они ни были, казались сконцентрированными и личными, а это будто застопорилось, и все ощущения внезапно сделались отстраненными. Картинка еще оставалась, но до странности далекая и выцветшая, как на экране черно-белого телевизора с плохим сигналом. Он не слышал, как кричала женщина, когда он молотил ее руками и ногами, не ощущал сопротивления, когда сдергивал с нее джинсы. Как будто Брюер смотрел на происходящее через лобовое стекло автомобиля, не будучи за рулём. Шочи была рада этой странности, рада, что не приходится делить ощущения от изнасилования умирающей женщины.
Покончив с ней, Брюер стоит в сторонке, наблюдая, как на его месте трудятся Кин и Химес. Поркайо трясется, отвернувшись и обхватив голову руками. Брюер тоже хочет отвернуться, но не может. Он уверен – кто-то наблюдает за ним, еще какая-то женщина стоит за пределами поля зрения – но не может повернуть голову. Потом Кин и Химес поднимаются, отходят от умирающей, и внезапно Брюер снова способен двигаться. Он чувствует принесенный ветром песок на лице, слышит влажное тяжелое дыхание женщины. Всё снова в порядке, как и должно быть, если не считать того, что они только что сделали. Он смотрит на товарищей, и они смотрят в ответ. Без единого слова они просто уходят. Как будто ничего не случилось.
Шочи выбросило из сознания Брюера так же резко и жестко, как она вошла. Из-за внезапного перемещения она чувствовала головокружение и не вполне осознавала, где находится. Брюер у нее на руках был мертв.
– Давайте убираться к чертовой матери, – сказал Сэм. – Пока копы не понаехали.
Шочи уронила тело Брюера на липкий ковер и поднялась. Стоило ей пошатнуться, как Дин оказался рядом и поддержал под локоть. Шочи на момент прижалась к нему и порадовалась, что братья с ней. Кто знает, что бы случилось, столкнись она и Тео один на один.
– Хорошо, – заключил Дин. – Я плачу за чизбургеры с беконом. Но взамен хочу получить кой-какие чертовы ответы.
Шочи понимала, что нечестно просить этих здоровенных гринго довериться ей, когда она сама им не доверяет, однако ее чувства к Тео были такими запутанными, такими противоречивыми. Много лет она ни с кем не говорила о сестре.
Она думала о том, что сказал Уэуэкойотль: насчет возвращения домой для розыска Стража – и внезапно запоздало, со всей ясностью сообразила, что он имел в виду. Он не подразумевал, что Страж Границ находится в ее родном городе. Он хотел сказать, что ей стоит обратиться к собственной семье, чтобы понять, что происходит на самом деле.
– Хорошо, – ответила Шочи Дину. – Никаких секретов. Только так мы сможем разобраться с тварью.
? Микки Мэнтл – американский профессиональный бейсболист.
? Рокабилли – музыкальный жанр, разновидность рок-н-ролла, появившийся в 1950-х годах; по сути, является прародителем современного рока.ГЛАВА 16
– Начни-ка с цыпочки с большим ножом и еще большим самомнением, – попросил Дин, примериваясь ко второму за день чизбургеру с беконом.
Они сидели в очередной закусочной, которая, впрочем, с равным успехом могла оказаться и «Кукушкой-подорожником» и любой другой забегаловкой. Шочи прихватила из квартиры Брюера потертую кожаную куртку, чтобы прикрыть кровь на одежде, и чересчур большая куртка смотрелась чужеродно на ее женственной фигуре. Дин не мог не заметить, что на этот раз Шочи уселась с ним.
– Эта женщина – моя сестра Тео.
– Ладно, и что она делала в квартире Брюера? – поинтересовался Сэм. – Тоже охотница?
– Была, – Шочи нахмурилась. – Пожалуй, все еще охотится. Наверное.
– Да ладно, Шочи, – поторопил Дин. – Ты должна ввести нас в курс дела. Мы не можем сражаться с тварью, не зная всей истории.
– Простите. Всё правильно, – Шочи поворошила картошку, но есть не стала. – Тео – старшая дочь моей матери, так что, разумеется, она должна была стать главой семьи после маминой смерти. Когда я росла, она была мне даже больше матерью, чем наша собственная. В детстве мы жили по тетям и кузинам, постоянно переезжали, путешествуя вместе с охотниками, но всегда держались вместе.
– А что твой отец? – спросил Дин.
Шочи нахмурилась и пожала плечами:
– Никогда его не видела.
За столом повисло неловкое молчание. Шочи некоторое время теребила солонку, потом продолжила:
– Тео – самый лучший охотник из всех, что я знаю. Научила меня всему – заклинаниям, оружию, рукопашной. Но она чересчур любит охоту, понимаете? Она охотится ради развлечения, мучает жертву, играется с ней, как кошка с мышью. Для нее зло и добро ничего не значат, она просто играет. Наша работа – поддерживать равновесие, а не спортивной охотой развлекаться.
Дин подумал о Гордоне Уокере, охотнике с кровной местью и пунктиком на убийстве вампиров. О своих собственных потом и кровью выстраданных уроках насчет того, когда убивать, а когда пощадить. Но всё же Гордон, как бы далеко он ни зашел, даже после обращения продолжал верить, что поступает правильно. Черное и белое – вот как он видел мир. Даже он не охотился ради забавы, ради зрелища, как кто-то страдает и погибает. Только от одной мысли у Дина по коже мурашки бежали, будто у завязавшего алкоголика, наслушавшегося историй о чьей-то пьянке. Потому что после всего времени, проведенного за пытками душ в аду, он точно знал, на что способен. Знал, как легко ступить на ту же дорожку. И как бы это было весело.
Дин сделал большой глоток воды со льдом, жалея, что в стакане не виски.
– Кое-кто… – Шочи помедлила и с угрюмым отстраненным видом отодвинула тарелку. – Умер. Наш младший братишка Атликс.
Не мешало бы сказать что-нибудь, чтобы смягчить боль, которую Шочи явно ощущала, но Дин не находил нужных слов. Он просто рассматривал царапину на руке, чувствуя себя бесполезным, не в своей тарелке.
– Мальчики в нашей семье не охотятся, – продолжала Шочи. – Атликсу было девятнадцать, он учился в НАУМ[1]. Первый и единственный член нашей семьи, поступивший в колледж. Он был таким умным, любил компьютеры, хотел стать разработчиком видеоигр. Мы всегда шутили, что он заработает миллионы, убивая придуманных монстров, пока все остальные живут в бедности, охотясь на настоящих. Но ничего подобного так и не случилось. Его похитили и убили. Это было… возмездие. Дети Шолотля, чудовищные псоглавые твари родом из Южной Мексики, пришли за ним ночью. Они хотели отомстить за своего, которого замучила Тео, – Шочи сжала покрытые шрамами пальцы в кулаки. – Я тогда охотилась. Примчалась домой так быстро, как только смогла, но слишком поздно. Я не смогла спасти его. А Тео… из-за безответственных поступков и бессмысленных убийств вместо нее старейшины решили сделать главой семьи меня. Но не успели провести церемонию, как Тео ворвалась в семейный храм и выкрала священный нож Ицтлитлантль. Даже если бы наш брат остался жив, такое святотатство бы не простили.